Ян Ямин - Безымянный бог

Беременная женщина, по-прежнему напевая уже порядком охрипшим голосом, пошатываясь, вышла с катами, которые поддерживали ее под руки. После сам вышел человек с вдавленной внутрь грудью и мальчишка-конюший, который уже и не помнил, что он тут делает, а за ними – старый бард, шоркая ногами по полу. Воина вывели грубо, злым тычком в спину. После вынесли на носилках больного мальчишку, который едва уже мог ходить.

– Три шага влево, пять прямо, благодаря этим травам дойдешь, – шепнул ему один из катов, вливая в горло мальчишке какое-то снадобье, – тогда умрешь быстро и легко, и боги дадут тебе успокоение. Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему?

Мальчишка дернул головой, прислушиваясь к себе. Боль исчезла, и за одно это он бы отдал и вдвое больше, если бы мог.

– Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему? – спросили у беременной Марты, на что она выдохнула слабое «да-а» и снова опустила руки на живот.

– Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему? – спросили Каты у барда, у конюшего, у хлебопашца, и все ответили «да».

– Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему? – спросили они у пленного воина. Но он только сплюнул, выругался на своем языке и гордо поднял голову. Тот самый кат с ртутными глазами холодно посмотрел на него, вынул из перевязи на бедре тонкий острый сай и вогнал тонкую спицу прямо в плечо воина.

– Кто его готовил? – спокойно спросил он, выворачивая острие сая в ране корчащегося от боли связанного мужчины.

– Я, вместе с … – испуганно начал молоденький кат.

– Иди в мой дом и жди, – перебил кат, вынимая свое оружие из раны.

– Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему? – повторил он вопрос, но воин только стонал, кусал от боли губы.

– Или ты говоришь «да», или я отсеку тебе руки и ноги и брошу в самую глушь леса богов, – сказал кат на языке пленника.

Воин, скривившись, процедил сквозь зубы свое согласие.

– Добровольно ли ты отдаешь свою плоть и кровь священному божеству нашему?

Ртутные глаза ката смотрели равнодушно, пусто. Ему было едино – зверь перед ним, человек, родная мать или ком земли. Таких людей бродяга уже встречал на больших дорогах. Их оружие всегда было в крови, их руки всегда были готовы свернуть чью-то шею, их мысли были только о выгоде.

«Какая у тебя выгода, жрец?» – спросил про себя бродяга и поспешил сказать «да», глядя на кровь, пропитавшую одежду воина.

Каты отступили назад, продолжая вытягивать свою песнь. Теперь в ней был зов, призыв богов.

«Еда-еда-еда-а!» – донесся до бродяги шепот. А может, это просто зашептали от ветра хвойные черные деревья.

А потом в одно мгновение погасло солнце. Каты позади жертв исчезли, будто растворились. И Падь Богов заблагоухала свежей кровью и горячей смолой. Призванные боги были в силе. Их деревянные тела наливались предвкушением.

«Вкусно-вкусно-вкусно», – шептала взахлеб Теплынь прорезавшимся в древесине ртом, и бродяга понял, что это не звук ветра в верхушках елей.

Первой ступила к идолам опоенная Марта, растерянно жмуря глаза. Сразу за ней, почти одновременно, хлебопашец и старый бард скрылись в абсолютной темноте. Воин и бродяга стояли на месте, чутко вслушиваясь в жуткую тишину. Но ничего. Ни крика, ни воя, ни хруста раздираемых костей.

Презрительно сплюнув на толстый слой хвои, смело шагнул в темноту воин, в последний раз прошипев сквозь зубы злое ругательство на своем языке. Бродяга обострившимся слухом различал шум еловых иголок под его ногами, а потом он в один миг исчез. Сразу же после раздался судорожный вздох и хриплый крик.

Бродяга попробовал было шагнуть назад, но натолкнулся спиной на что-то твердое, теплое. Обернулся, недоумевая.

Деревянная фигурка Безымянного бога улыбалась широкой щелью на месте рта. Его глаза горели, как фосфоресцирующие гнилушки, и от этого мертвого света становилось еще страшнее.

– Гадость-гадость-гадость! Дря-а-ань подсу-унули! – вдруг услышал бродяга причитания, сказанные противным голоском, и резко обернулся. Из тьмы вышагнул другой идол – пузатый, будто бы оплывший, жуткий.

Бродяга ощутил, как колотится где-то в горле сердце.

– У тебя съедоо-о-обно, у тебя вкусно-вкусно-вкусно, – обиженно заныла Теплынь, напирая на Безымянного животом, но тот, вроде бы не двигаясь, оказался дальше от нее и ближе к бродяге.

Щель его рта стала огромной, словно бы пень разделили надвое, гнилушки-глаза притухли. Бродяга ощутил на своем лице дыхание идола – оно пахло хвоей и кровью. Так вот откуда этот запах в лесу! Вот откуда! Так пахнут сами обитатели этого жуткого места.

Бродяга зажмурился. Что-то острое, пахнущее древесиной, коснулось его скулы – капнула на хвою кровь.

И он заорал, не выдержав испытания страхом. Повернулся, упал, запнувшись о корень, пополз на коленях, цепляясь руками за высушенные сосновые и еловые иглы, но тщетно – голодный Безымянный бог оказался проворнее. Бродяга услышал только хруст своих костей, собственный крик и визгливый, завистливый вой пузатого идола. А потом была тьма, на которой тяжелыми каплями, как ягоды брусники, алела теплая кровь.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.