Дем Михайлов - Беседы палача и сильги

– Скорее детские страшилки… – уже не столь зло пробурчала девушка. – Прошу прощения за мое негодования, палач Рург. Ты имеешь право смеяться.

– Кхтун… – повторил я. – Впервые я услышал о нем в самом юном возрасте. В самом пугливом возрасте… Меня стращал ими отец, говоря, что после заката не стоит выходить за дверь, если я не хочу стать добычей кхтуна.

– И он был прав! А еще нельзя долго любоваться отблеском закатного света в оконном стекле. Ну и уж точно нельзя вглядываться в свое отражение во льду. Кхтуны слабы. Взрослого им не одолеть. А вот детские открытые души – лакомый для них кусочек. Не сосчитать, сколько несчастных детей сошли с ума только потому, что излишне долго вглядывались в темный лед, который сковал за ночь бочку с дождевой водой. Любопытство и жажда познания окружающего мира порой опасны… Еще кхтуна можно случайно пронести через порог внутри гнилого полена или снежка…

– Глядя на твою серьезность… я понимаю, что ты говоришь это не забавы ради. Но… сильга Анутта, я прожил немало зим и ни разу не слышал, чтобы кто-то был порабощен… кхтуном.

– Я слышу нотки веселья в твоем голосе! – девушка снова начинала злиться.

– Все так – я с трудом сдерживаю глупый смех, – признался я. – Но представь себя на моем месте! Кхтун? Порабощенные души? Почему об этом никто никогда не слышал?

– Еще как слышали! Просто с тех страшных времен, когда кхтуны покоряли своей злой волей целые людские селения, миновали тысячи лет! Мы научились бороться. Ты ведь знаешь о приходящих раз в год служительницах Лоссы?

– Ритуал Чистосвета.

– Он самый.

– Кто не знает о нем? Сестры Лоссы с песнопениями проходят по селениям, неся над собой огромные глэвсы. Это красиво, – я прикрыл глаза, погружаясь в детские воспоминания. – Очень красиво и загадочно. Мы с друзьями делали все, чтобы только поймать лицом или хотя бы кончиком пальца цветной солнечный зайчик глэвса…

– А был ли кто-то из твоих друзей, кто избегал принимать участие в празднике Чистосвета? – прищурилась сильга, повернувшись в седле. – Кто-то не хотевший бегать за цветными солнечными зайчиками…

– Все мы носились как оглашенные, стремясь поспеть за медленно плывущими по улицам глэвсами, что поднимались на шестах над головами торжественной процессии, – рассмеялся я. – Мы так старались опередить соседских детишек… сколько раз мы разбивали себе носы и колени о стены или лошадиные стремена, когда, задрав головы, мчались по улицам… Мы с друзьями изнемогали от желания быть первыми, кто дотянется до… – осекшись, я уставился перед собой в пустоту, потянул за поводья, останавливая Нарлу. – Киврил.

– Киврил? Южное долинное имя.

– Он и был родом с южных долин, – кивнул я. – Он был младше меня на полгода. И мы были очень похожи – так похожи, что нас часто путали. Мы не знали устали в наших проказах. Но в день Чистосвета Киврил всегда держался подальше от процессий, музыки и солнечных зайчиков. Чаще всего он вообще не выходил из своей комнаты, и прямо сейчас я вспомнил, что однажды видел его в один из таких дней. В погоне за большим зеленым солнечным пятнышком я забрался на высокое дерево, пришлепнул ладонью ползущий по коре отблеск, повернул голову и увидел его…

– Что он делал?

– Я увидел его через окно, – ответил я, проговаривая каждое слово очень медленно, заново осмысливая свои воспоминания. – Он, закутанный в содранную с постели простыню, был в своей комнате и вжимался лицом в угол задней стены. Подо мной треснула ветка, и он обернулся. Я увидел его лицо – очень испуганное искаженное лицо с раскрытым в ужасе ртом. Тут мальчишки снизу завопили, и я поспешил к ним.

– Кхтун! – сильга произнесла это слово с абсолютной убежденностью. – Никаких сомнений!

– Погоди… я ведь тогда не забыл увиденного. И в тот же вечер, когда сестры Лоссы покинули наш городок, отыскал Киврила и спросил, для чего он кутался в простыню и вжимался в угол. Киврил сказал, что они с отцом играли в «затаись-ка». И я поверил. Его отец был там же и все подтвердил. Они как раз вскрывали с соседями праздничный бочонок пива по случаю очищения городка…

– Еще один кхтун! Малое гнездо тварей! Они всегда покрывают друг друга. Вспомни – видел ли ты хоть раз отца Киврила в толпе рядом с процессией в честь Чистосвета.

– Нет, – уверенно произнес я. – Но я никогда и не искал лица взрослых. Для нас они были мрачными громадинами, пахнущими пивом и табаком.

– Где сейчас семья Киврила?

– На следующий год после того события они вдруг уехали, – отозвался я, опять погружаясь в воспоминания. – За неделю до Чистосвета.

– Что-то особенное должно было случиться в тот год?

– О да – к нам проездом пожаловала одна из святых стариц Лоссы, причем уроженка нашего городка. Все знали об этом загодя. Мэр с ног сбился, стремясь не ударить лицом в грязь. Столы ломились от еды! В сточных канавах было не отыскать и ложки помоев.

– Вот и ответ… любая из старших сестер, а уж тем более из святых стариц, сразу почуяла бы темный запашок кхтунов!

– Кхтуны? – повторил я.

– Кхтуны, – подтвердила сильга.

Я ненадолго замолчал, освежая в памяти все, что когда-то слышал о кхтунах. Зыбкие безголосые тени, что обитали на болотах, в темных сырых чащах и стоячих гниловатых водах. Дай им шанс – и они совьют гнездо у тебя в сердце. А затем станут тебе нашептывать всякое разное, одновременно оскверняя твою чистую душу и тем самым закрывая ей путь в светлое посмертье. Но это ведь всего лишь сказка…

– Зачем тебе тело казненного торговца, сильга Анутта?

– Кхтун всегда оставляет след, – ответила девушка. – Или еще хуже.

– Еще хуже?

– Кхтуны любят влажную гнилость, – тихо пояснила Анутта. – Очень любят. А еще они любят поспать.

Я сразу понял ее намек.

– Кхтун все еще может оставаться внутри искалеченного мертвого тела?

– Может. Если уже не нашел себе нового раба… Так ты знаешь, где мертвое тело?

– Его казнили в Буллерейле, – ответил я. – Мы будем там завтра к вечеру, если погода опять не испортится, а в дороге не встретится помех. К северу от этого городка находятся Скотные Ямы. Там со всех окрестностей захоранивают павший скот, домашних любимцев и тела особо мерзких преступников.

– Вместе со скотом?!

– Нет… – я качнул головой. – Насколько я слышал, там на склоне есть небольшая отдельная пещерка, которую отвели под общий могильный склеп для казненных. Безымянные ниши, заложенные кусками скрепленного известью природного камня.

– Безымянные?

– Нам надо будет поговорить с Нимродом, – вздохнул я. – Он подскажет, кто где лежит, если захочет с нами поговорить.

– А кто он?

– Еще один одиночка – мрачный и нелюдимый. Он приглядывает за Скотными Ямами Буллерейла.