Богдан Кудлай - Лигеметон. Ложный Апокриф

– Что это? – Она открыла коробочку и не смогла скрыть восхищения. – Джонни, они же безумно дорогие.

– В отличие от тебя. Ты бесценна. Примеришь?

Рене, кажется, не повелась на столь буржуазный комплимент.

– Это не просто какие-то сережки, а от Tiffany!

Подумаешь. Когда у тебя столько лет за спиной, в финансовом плане само собой уже не испытываешь никаких трудностей. Так что не наслаждаться роскошью и дороговизной – грех.

– А с чего вдруг такие дорогие подарки? Да и вообще, с чего вдруг подарки? Признавайся, Джонни.

– Сегодня же три месяца, как мы встречаемся.

– А мы встречаемся? – с лукавством промурлыкала она.

– Рене…

– Раньше ты никаких подарков не делал!

– Рене…

– Я думала у нас свободные отношения!

– Рене…

– Что?!

– Я хочу большего. Давай сблизимся по-настоящему. Официально станем парой.

Она задумалась. Или сделала вид, что задумалась. А я, кажется, перестал дышать.

– А у нас получится? В смысле иногда мы не видимся неделями. Я даже не знаю, где ты живешь.

– А я – кем ты работаешь. Но мы легко восполним пробелы.

Рене совсем иначе глянула на сережки, словно Ева на запретный плод. Принять или нет. А я как тот Змей продолжил:

– Нам ведь хорошо вместе, правда? Наша страсть, словно бушующий океан – ее не усмирить, не унять. Мы дрейфуем на волнах, и остановить нас ничто не в силе.

Рене вытаращила глаза, точно перед ней умалишенный.

– Что за внезапный приступ поэзии?

– Не сработало?

– Не-а.

– Перебор с пафосом?

– Самую малость. – На ее лице появились ямочки, а значит, поэтическая шалость удалась! Большего мне и не надо.

– Рене, подарок тебя ни к чему не обязывает. Давай не будем торопиться. Хорошо?

– Ладно. Я просто и не догадывалась, что налоговые инспекторы так много зарабатывают. Ты, наверное, живешь в «районе шелковых чулок», угадала?

Я многозначительно улыбнулся и сделал глоток остывшего кофе.

Похоже, правду вещают ТВ сериалы и пишут в книгах: все крепкие отношения построены на обмане. В нашем с Рене случае все завязано на полуправде и недомолвках. Да, придется обманывать ее о своей работе, а если прознает, где мой дом, вопросов возникнет больше, чем зубов у акулы. Не стоило привязываться к Рене, сам не понимаю, как так вышло, но отпускать ее я не намерен и неважно, что нам никогда не стать семьей в традиционном смысле слова. Хотя кого я обманываю…

Некоторое время мы беззаботно беседовали. Сперва о погоде, потом перешли на кино, прошлись по фильмам Мурнау, неожиданно заговорили о телекинезе, затем все как-то перетекло к флирту и, в конце концов, к настоящему десерту. После затяжной безешки, Рене сказала то, что я сам хотел предложить.

– Поедем ко мне?

– Прямо сейчас?

– Да.

– Да.

Рене жила в уютной двушке многоквартирного дома на втором этаже.

Как только закрылась дверь, она сказала не своим голосом:

– Раздевайся. – И подавая пример, качая бедрами, прошагала к одноместной постели, стянула с себя джемпер, а за ним без стеснения освободилась от лифчика.

В молчании, только учащенно дыша, Рене завязывала волосы в конский хвост. Я бросил, не глядя куда-то в сторону, пиджак. А за ним и рубашку. Серебряная пряжка ремня звякнула об пол.

– Подними. Медленно.

Опустился на одно колено, ноготки царапнули по плечу. Второе колено с покорностью коснулось пола. Золотой скорпион в ее пупке взирал на меня алмазными глазами. Руки Рене завладели ремнем, мои были вытянуты вдоль тела. Она жадно облизала металлический кончик ремня, словно он – ложка мороженого, провела им по моим щекам, губам. Такой холодный. Как ледышка. Колени начали саднить. Так приятно. Язычком ремня Рене кольнула мне под подбородком, голова вздернулась, шею обвила кожаная удавка.

– Кто я?

– Ты – моя любимая. Ты – моя удавка.

С концентрацией снайпера Рене начала сдавливать, а я – задыхаться. Пять секунд – десять ударов сердца – претворились в целую вечность. Плотоядную. Алчную.

Петля ослабла, дыхательная эйфория захлестнула меня без остатка, растеклась до самых кончиков пальцев, в которых мало-помалу усиливалось покалывание.

Рене начала освобождать взятую в плен шею.

– Нет. – Я инстинктивно стиснул ее запястье. – Еще один раз.

– Уверен?

– Несомненно.

– Хорошо. Но потом – моя очередь.

…Часы на прикроватном столике показывали 18:58. Спустя два часа раскинуться во всю вширь на кровати, пока Рене принимала душ, было все равно, что блаженствовать на седьмом небе или даже лучше – улететь в космос.

Занавески были задернуты, в пропитавшейся по́том комнате царил полумрак, на потолке блекло светились желтые звезды. Немного инфантильный выбор обоев для взрослой независимой девушки. Возможно, в детской Рене были такие же обои. Или она попросту всегда мечтала ночевать под открытым небом. Можно спросить ее об этом. Или узнать, не задавая вопросов. Лилит меня побери, что же я делаю? Выдумываю причину заглянуть в ее разум. Чтобы вышвырнуть грешные мысли, взял с тумбочки пульт и включил телевизор. Телеведущая в синем пиджачке скороговоркой зачитывала с телесуфлера:

– Сегодня в первой половине дня из начальной школы «Грейфрайерс» было похищено семеро детей. Полиция, не дожидаясь сотрудников ФБР, занялась делом о похищении самостоятельно. В итоге четверых детей удалось спасти. Двое – убиты похитителями. Один на текущий момент числится пропавшим. Наш канал приносит искренние соболезнования семье погибших детей и надеется, что пропавшего ребенка найдут.

Найдут, как же. Десяток овчарок-ищеек не сравнится с одним кригером! Если бы Фламинго захотел, пацана давно бы нашли. Или его уже нашли, но не отпускают? Это заставляет задуматься: на кой Лигеметону ребенок? Посвящение детей? Неужели Архонты пойдут на такое? Да бред. На собрании все были удивлены. Или претворялись? Впрочем, подобными мыслями не стоит загружать трюм. А то мало ли весь корабль пойдет ко дну. К тому же я, собственно, и не детектив, чтобы расследовать дело о пропавшем киндере. Как сказал Эдуардо: совать нос в дела вышестоящих, мягко говоря – моветон.

– … Теперь о других новостях… Комиссар полиции Годрик Вортинтон выдвинул свою кандидатуру на пост мэра. Беря во внимание его личное курирование операцией по спасению детей, а также прошлые заслуги перед городом, составить комиссару конкуренцию остальным кандидатам будет весьма проблематично.

Я выключил ящик, думать о политике, интригах и прочей дребедени сейчас совершенно не в кайф. Свербело в другом месте…

Ванна Рене импонировала мне больше чем моя собственная. Белая, сверкающая, в стиле «унисекс».

Закрыв глаза, Рене балдела под миниатюрным водопадом. При стуке в стеклянные дверцы душа она вздрогнула и зачем-то, наверное, на автомате, прикрылась руками.