Андрей Довгань - Крыса солнце жрёт. Книга 1

Как уже говорилось выше, он знал, что все кончится плохо, как только с отцом что-либо случится. Он боялся этого, но в тоже время ждал этого. Потому что понимал, что тогда неизвестность покинет его, предначертанное случится, он будет предоставлен сам себе и либо выживет, либо умрет. Порой, владея мечом лучше, чем братья, в честных тренировочных схватках при отце или его офицерах, Мейнхард мстил всем троим за свои побои. Больше всех доставалось «сопляку Родрику», как его называл сам Мейнхард. Прилетало и Аластору, и даже Джону, несмотря на их взрослый возраст. С мачехой же Мейнхард боролся посредством риторики, но тут его всегда побеждали. От долгой жизни в разладе с мужем Кассандра хорошо обучилась искусству словесных язвительных баталий и всегда выставляла Мейнхарда неудачником или дураком. Последняя охота Мейнхарда с братьями и стала кульминацией этой истории, которая в итоге привела его в спальный мешок унийского офицера, где теперь он лежал и пялился в потолок.

Веки Мейнхарда постепенно тяжелели. Нервы были на пределе и усталость сказывалась. Юноша сам не заметил, как перешел к мечтаниям. Он осознал, что его положение все же гораздо лучше, чем могло бы быть. Он получал все карты в руки. Его господин не любит рабства, настоящий солдафон и знатный человек. Он намекнул ему, что может сделать его тем, кто в будущем будет шагать вверх уверенной и твердой поступью, если того заслужит. Только от самого Мейнхарда будет зависеть, поднимется он высоко или рухнет в бездну отчаяния и небытия. Старт для человека, который недавно еще мог стать мертвецом или отправиться удовлетворять различные нужды к какому-нибудь хозяину-извращенцу, весьма и весьма неплохой.

А получится ли у Мейнхарда? Да, он не сомневался. Определенный крепкий стержень был в этом парне. Его не прогнут, он не поддастся своим жалким прихотям и не упустит возможности. Когда-нибудь он будет признанным бароном, а может и графом, приближенным к королю. Он окажет властителю немало услуг, а своей доблестью и храбростью, умением и силой заслужит признание всего королевства. А потом… Потом преклонит колено и испросит у короля разрешения восстановить справедливость, вернуть свои земли, которые теперь принадлежат Мейнхарду по праву. Но он не будет узурпатором, не будет кровожадным честолюбцем, нет. Он подойдет с войском к своим землям и даст братьям выбор. Либо проиграть в битве, и тогда они сами решат свою судьбу и покажут, что ничего не стоят; либо сразиться честь по чести в поединке. Он будет биться с братьями по очереди три дня подряд, если воспротивятся все трое. И отправит в божественные сады Всемогущего или в пекло каждого из них, если они не покорятся ему.

Мейнхард верил, что заслуживает этого. Он не покушался на трон баронства Вуков, тем не менее знал, что ему не дадут там житья. И если уж его выгнали с родной земли, лишили всего и чуть не лишили жизни, то удовлетворить его обиду, восстановить его честь сможет только свержение этих предателей. Трон не был его по праву рождения, но теперь был его по праву справедливости. Он не хотел смерти Джона, Аластора или Родрика. Конечно, Мейнхард в душе ненавидел их, но в то же время любил их за то, что они были его братьями. Он любил само название этой родственной связи. Братья… Те, которые могли бы быть у него, те, которые могли бы любить его, и, которых он бы мог любить всею своей душой в ответ. Те, которые могли бы защитить его, и, которых он сам бы защищал до последней капли крови. Эти люди – его братья, и в честь этого священного кровного родства, он позволит им сделать выбор: жить или умереть.

Так Мейнхард и заснул. И снились ему: сражения, победы, признание. Он был окутан ореолом славы. Он проезжал на белом и могучем жеребце по красному ковру, ведущему к возвышенной площадке у замка, на которой стоял трон короля. В золотой кирасе, с сияющим мечом в руке и платиновым венком на голове, он осматривал вокруг себя т о лпы, в восхищении приветствовавших его людей. И король, с неясными очертаниями, но добрый, словно отец, и справедливый, словно сам Всемогущий, даровал ему титул рыцаря, потом титул барона, потом титул графа, а потом неожиданно воскликнул, что все это ничего не стоит, и что быть ниже герцога Мейнхард не заслуживает, и вручил ему в подчинение целое герцогство. Мейнхард вел себя скромно, бормотал только, что он рад служить, что готов и дальше не щадить своего живота за его величество. Потом все покрылось туманом и, неожиданно, Мейнхард оказался на пиру. Вокруг все веселились, он сидел рядом с королем, вино лилось рекой, стол ломился от свежего хлеба, фруктов, жареного мяса, различных паштетов и сыров.

Через некоторое время король взял его за руку и провел в свои покои, а потом вдруг, вместо короля, перед Мейнхардом оказалась красивая девушка, которая к тому же была обнаженной. Она осторожно и нежно провела пальцем по его щеке, подбородку, затем шее и опускалась все ниже. Мейнхард обнаружил, что он и сам уже обнажен, и что тело его напрягается, и орган его наливается силой. Девушка приблизила свое лицо к его лицу, и он почувствовал приятный аромат, который источала ее плоть. Он опустил голову, осмотрел и погладил ее груди, обхватил стан и вспомнил, что уже не девственник. Хотя реального опыта у него практически не было. Один раз он был с женщиной, но умения не набрался. Он отлично справлялся с братьями, но Кассандра Шульц отчасти приучила его к мысли, что он – неудачник, и это сказалось на общении с прекрасным полом. Он был нелюдим с девушками и женщинами. Кувыркаться с рабынями или служанками, если те не хотели, Мейнхард не мог. Шлюхи также не вызывали у него влечения. А эта девушка хочет его, он видел это, читал в ее глазах. Ошибки быть не может, и кожа у нее такая нежная, словно шелк. Мейнхард подумал, что это должно быть сон и решил еще раз взглянуть в глаза незнакомке. Нет, это не сон. Он – великий воин, любимец короля. Юноша поднял голову и крик ужаса застрял в его горле. Девушка все еще была перед ним, ее прекрасные очертания начали расплываться, но вместо ее лица на него смотрело злобное и усатое лицо майора Казимира Астура. Задыхаясь, Мейнхард проснулся в холодном поту. Кошмар остался позади.

На следующий день в Ривилью въехал конный экипаж, в сопровождении тридцати элитных боевых всадников. Огромный черный дормез был богато украшен позолоченными узорами. На двери его, с маленьким круглым окошком, в котором могло поместиться лицо только одного небольшого человека, сиял золотой герб с разъяренным тигром. Всадники были все, как на подбор. Рослые великаны в кроваво-красных кирасах и черных одеждах. На шлемах были закреплены конские хвосты, чтобы защищать носителя от ударов холодного оружия. На плече каждого, эмблема с пробитым кинжалом человеческим черепом, тоскливо взирающим на собравшихся зевак, быстро окруживших суровых гостей. Тяжелые палаши мрачно висели в ножнах, за спинами кавалеристов – четырехзарядные ружья, а на конях – специальные кобуры, всего по четыре, в каждой – пистоль.