Виктория Авеярд - Клетка короля

– А как насчет допроса?

Этот голос я не узнаю. Но лицо мне знакомо.

Самсон Мерандус, боец, жестокий шепот, двоюродный брат погибшей королевы. Он проталкивается ко мне, и я невольно вздрагиваю. Когда-то, в прошлой жизни, я видела, как на арене он заставил противника покончить с собой. Килорн тогда сидел рядом со мной, смотрел, подбадривал бойцов и наслаждался последними часами свободы. Потом его хозяин умер, и вся наша жизнь изменилась. Мы пошли иным путем. И вот я лежу на девственно-чистом мраморе, замерзшая, окровавленная, не более чем собачка у ног короля.

– Для допроса она тоже слишком хороша, ваше величество? – продолжает Самсон, протянув ко мне белую руку.

Он хватает меня за подбородок и заставляет поднять голову. Я подавляю желание укусить его. Не нужно давать Эванжелине еще один повод стянуть удавку.

– Только подумайте, что она видела и сколько знает. Она – их вожак, и через нее мы можем истребить все это проклятое племя.

Он ошибается, но тем не менее мое сердце начинает колотиться в груди. Я знаю достаточно, чтобы причинить немало ущерба. Перед моими глазами мелькает остров Так, полковник, близнецы из республики Монфор. Наши агенты в легионах. В городах. «Свистки» по всей стране, которые переправляют беженцев в безопасные места. Драгоценные, тщательно скрываемые секреты, которые вот-вот раскроются. Скольким я наврежу, если расскажу то, что знаю? Сколько народу погибнет, если меня расколют?

И это только военные тайны. Гораздо хуже – темные недра моего собственного сознания. Углы, где я держу самых страшных демонов. Принц, которого я помнила, любила и хотела видеть настоящим. А еще – Кэл. Всё, что я сделала, чтобы сохранить его. Всё, на что не обратила внимания. Все разы, когда лгала себе насчет его преданности. Стыд и ошибки не дают мне покоя, подгрызают корни. Я не позволю Самсону – и Мэйвену – увидеть это внутри меня.

Я готова взмолиться: «Пожалуйста, не надо». Но мои губы не движутся. Как бы я ни ненавидела Мэйвена, как бы ни хотела причинить ему боль, я знаю, что он – мой единственный шанс. Но мольбы о пощаде в присутствии его основных союзников и злейших врагов лишь ослабят и без того слабого короля. Поэтому я молчу, стараясь игнорировать хватку Самсона и глядя только на Мэйвена.

Наши взгляды встречаются – и это мгновение кажется одновременно долгим и кратким.

– Вы слышали приказ, – отрывисто говорит Мэйвен, кивая моим стражам.

Их хватка крепка, но не болезненна; они поднимают меня на ноги и, держа за руки и за цепи, выводят из толпы. Я оставляю прочих позади. Эванжелину, Птолемуса, Самсона и Мэйвена.

Король разворачивается на каблуках, направляясь в другую сторону. К тому единственному, что еще способно его согреть.

К трону из застывшего пламени.

Я никогда не остаюсь одна.

Тюремщики не уходят. Их всегда двое, и они постоянно наблюдают за мной, постоянно глушат меня и подавляют. Достаточно запертой двери, чтобы я никуда не делась. Впрочем, я даже не могу подойти к ней поближе без того, чтобы меня не оттащили обратно в центр комнаты. Охранники сильнее, чем я, и неустанно бдят. Единственная возможность скрыться от их глаз – в маленькой ванной, полной белого кафеля и золотистых кранов, с полосой Молчаливого камня на полу. Нескольких перламутрово-серых плиток достаточно, чтобы разболелась голова и сжалось горло. В ванной мне следует поторапливаться и не тратить даром ни одной мучительной секунды. Я вспоминаю Кэмерон и ее способность. Она может убить кого угодно силой своего молчания. Как бы меня ни угнетала постоянная бдительность стражей, я не желаю задохнуться на полу ванной в обмен на несколько минут покоя.

Забавно, но я привыкла считать, что мой главный страх – остаться одной. Теперь я всегда при ком-то – и мне еще никогда не было так жутко.

Моей молнии нет вот уже четыре дня.

Пять.

Шесть.

Семнадцать.

Тридцать один.

Я отмечаю каждый день на плинтусе рядом с кроватью, вилкой выцарапывая зарубку. Приятно оставить здесь след, причинить хоть небольшой ущерб моей тюрьме – Дворцу Белого огня. Арвены не возражают. По большей части они игнорируют меня, сосредоточившись лишь на поддержании полной, абсолютной тишины. Они сидят на своих местах у двери, как статуи с живыми глазами.

Это не та комната, в которой я жила в прошлый раз. Очевидно, поселить пленницу там же, где и невесту принца, сочли неуместным. Но тем не менее я не в камере. Моя клетка довольно уютна и хорошо обставлена. Плюшевая кровать, полка со скучными книгами, несколько стульев, обеденный стол, даже красивые занавески. Всё – нейтральных оттенков серого, коричневого и белого. Комната лишена ярких красок, как и Арвены, вытягивающие из меня силу.

Я постепенно привыкаю спать одна, однако ночные кошмары преследуют меня – без Кэла, который их отгонял. Без того, кто обо мне заботился. Каждый раз, просыпаясь, я трогаю сережки у себя в ухе и называю по имени каждый камушек. Бри, Трами, Шейд, Килорн. Братья по крови и по оружию. Трое живых, один мертвый. Жаль, что нет сережки в пару подаренной Гизе, чтобы со мной была и частичка сестры. Иногда она мне снится. Ничего конкретного, просто проблески ее лица, медно-рыжие волосы, похожие цветом на пролитую кровь. Слова Гизы преследуют меня. «Однажды кто-нибудь придет и отнимет всё, что у тебя есть». Она была права.

Зеркал нет даже в ванной. Но я знаю, как на меня влияет это место. Несмотря на обильную пищу и минимум движений, я худею. Под кожей вырисовываются кости – заметней обычного. Я чахну. Делать, в общем, нечего, только спать или читать налоговый кодекс Норты, но тем не менее я постоянно ощущаю изнеможение. От любого прикосновения образуются синяки. А ошейник кажется горячим на ощупь, пусть даже я мерзну и дрожу. Может быть, это лихорадка. Может быть, я умираю.

Но пожаловаться некому. Я вообще почти не разговариваю. Дверь открывают, чтобы принести еду и воду, чтобы сменить тюремщиков, – и всё. Я не вижу ни одной Красной горничной, ни одного слуги, хотя, несомненно, они есть во дворце. Арвены приносят откуда-то одежду, белье, еду. Они же и прибираются, морщась от необходимости выполнять столь низменную работу. Очевидно, пустить сюда Красного слишком опасно. При этой мысли я улыбаюсь. Значит, Алая гвардия по-прежнему угрожает королю – достаточно, чтобы ввести столь жесткие ограничения и не подпускать ко мне даже слуг.

Вообще никого. Никто не приходит поглазеть на девочку-молнию, позлорадствовать. В том числе Мэйвен.

Арвены со мной не разговаривают. Они не назвали своих имен. Поэтому я дала им прозвища. Кошка – пожилая женщина, ниже меня ростом, с крошечным личиком и внимательными острыми глазками. Яйцеголовый – с белым круглым черепом, лысый, как и остальные его сородичи. У Трио вытатуированы три линии на шее, похожие на аккуратный след когтей. Зеленоглазая Клевер, примерно моего возраста, бесстрастно выполняет свои обязанности. Она единственная, кто смеет взглянуть мне в глаза.