Степан Кирнос - Дорогой скорби: крушение Ордена

Нефритовые глаза на подтянутом лице обращаются обратно, в сторону города, лежащего подле высоких лесов. Парень чувствует некую тяжесть, странный груз, повисший на душе и омрачавший столь солнечный день.

– Боги, дайте мне сил, – слабый голос срывается с уст и Азариэль снова хотел бы взмолится божествам, только его прошения всегда отдавались на алтарь нечто холодного, несуществующего.

Кандидату в неофиты Ордена тяжко покидать эти спокойные места. Такого бремени не было даже, когда он выходил из дома сирот, не было, когда он и дом продавал, но сейчас тяжёлые цепи печали ложатся на шею. Хоть он здесь провёл не столь много времени в своей жизни, но здесь прошло его раннее детство, первые шаги им сделаны были тоже здесь, и слово первое в этом городке парнем было сказано. Место, где началась его жизнь, тяжким грузом воспоминаний давит на душу молодого эльфа и уход ложится тяжким бременем на сердце юноши.

– О Акатош, – взмолился Азариэль, наивно полагая, что боги ему помогут. – Сколько времени утекло… милосердная Мара, даруй мне покой. Талос, укрепи душу мою, Зеннитар, дай мудрости.

Но, решив скинуть пелену уныния и подумав о будущей жизни, о новых, как он грезил, великих свершениях, и о том, что он уже стал кандидатом в ряды Ордена, Азариэль попытался унять горечь расставания с родным местом. Юноша истинно думает, что его ждёт новая жизнь, полная славных и прекрасных моментов и с собой он должен брать не печаль и апатию, а рвение к необычному пути. Он устремляет взгляд в тень лесной чащобы и холод печали его чуть отпускает, уступая место манящему зову из прекрасного будущего.

Взглянув на городок с уже практически сокрытой в закромах сердца печалью, он пошёл прочь от него, оставив за плечами и своё раннее детство и тех немногих знакомых в этом городке, которые ему помогали встать на ноги.

«Теперь всё будет по-новому» – Твердит Азариэль себе, наставляя на славное путешествие.

Его путь пролегает через лес к лазурному берегу океана Падомейк. Юноша, оставив город позади, начал идти по старому пути, ведущим сквозь лесную чащу к полусгнившей и давно заброшенной пристани, у которой стоит не менее развалившаяся лодка, что доставит его южнее материка – на остров где и располагается Цитадель столь славного и полускрытого Ордена.

Он начинает путь в полном одиночестве, как в древних сказаниях о забытых странниках, в одиночке прошедших все дороги в Тамриэле и изведавших его уголки. Юноша один вступил на старую дорогу, и никого в этот момент рядом с ним не было, даже самых близких знакомых, которых тоже зачислили в кандидаты Ордена.

Но прежде чем углубится под своды огромного леса, парень свернул направо от дорожки и направился в приземистое одноэтажное здание, скрытое под тенями от крон деревьев. Сколоченная из старых досок постройка темна и не покрашена, едва покосилась, чем вызывает впечатление, что тут старая заброшка. Но это не так, поскольку у старой двери прибита покошенная и исчернённая косыми царапинами вывеска, на которой написано «Старый Великан».

Ладонь Азариэля коснулась двери, и со скрипом кусок старого скайримского дуба со скрипом отворился, давая гостю войти вовнутрь. Сразу же с порога нос парня пленили ароматы жаренного мяса вкупе с нотками душистого хмеля, кружащие голову. Эльф пошёл дальше, проходя через порог и ступая аккуратно по ступеням. Он бросил взгляд налево и увидел парочку местных пьянчуг, усевшихся за грубыми пошатанными столами и стульями, которые после нехитрой работы проводят досуг и пропивают заработанное. Свечи и факелы, хаотично расставленные по всему помещению, вечером создают томную атмосферу заведения, но сейчас освещение исходит от солнечных лучей, пробивающихся через узкие окна слева.

– «Старый Великан», ты никогда не меняешься, – с легко проскользнувшей улыбкой сказал юноша.

Двери этого всегда были открыты для всех, и он готов был принять любого, будь то усталого путника, рабочего после тяжёлого труда или алчного наёмника, ищущего временный приют.

Местный бард, голосистый лесной орк в пышно-выцветших одеждах, горланит во всё горло, испытывая струны лютни на крепость и вот он снова поёт:

– Песня о паладине, – прохрипел полупьяный менестрель и запел:

Коли же буден труден, жесток и горек мой путь,

Коли же лютует на тропе разбойник иль монстр лесной –

Не убоюсь я дороги своей, уйдёт из души ужаса суть,

Не знаком мне страх, покуда святость со мной!

Грозный ветер будет мне нипочём, и беды минуют меня,

Доселе я верен доброму делу и слову святому.

Служителя нечисти, бандита иль монстра лихого примет земля,

Когда встречусь я ними и предам мечу золотому.

В строках песни, рождённой из мелодичного хрипа орка, Азариэль нашёл особое вдохновение. Ему кажется, что эти строки именно про него и его славное дело. Он молча смакует каждое слово песни, рисуя великолепные картины того, как сложится его жизнь в Ордене.

– Ну, здорова, Азариэл! – торжественный возглас вернул юношу из размышлений в таверну.

Взгляд очей юноши метнулся вправо, и он увидел человека, прокричавшего радостно его имя. Это высокий лысоватый нордлинг с широким округлым лицом, нацепивший на себя старый фартук из плотной ткани. Его серая рубашка покрыта пятнами алкоголя и жира, брюки почти не сходятся на большом животе, взращенном на пиве. Голубые глаза, исполненные добродушием, смотрят на юношу, а широкие ладони распростёрлись в стремлениях заключить парня в объятиях.

– Приветствую, Ульфрик! – Отсалютовал с улыбкой альтмер и позволил себя обнять мужчине; несмотря на высокий рост эльфа этот нордлинг оказался намного выше, и юноша чуть было не утонул в его тёплых объятиях.

– Ты как, в порядке? Не забыл того, что тебе было говорено?

Приятное чувство объяло душу Азариэля и ему вновь тягостно прощаться с домом. Ну как можно бросить всё, если тут такие друзья, которые могут его поддержать, могут помочь.

– Да, – отступил Азариэль и вышел из-за барной стойки, встав напротив владельца таверны, – всё помню, что ты говорил. Остерегаться «Сынов» и не вступать с ними в конфликт.

– И то верно. Только осторожничай, а то тех аспидов как тараканов развелось.

Азариэль положил ладонь на барную тряпку, давай её подбрасывать над деревянной поверхностью, забавляя себя и попутно разбавляя тишину вопросом:

– Что ты можешь мне рассказать?

– Всё, что душеньке угодно-то. От новостей в имперской политике до последних сплетней в городишке-то.

– И какие изменения в политической обстановке?

– Да ничего особенного-то. Ох, а ты слышал, что собираются на север швырнуть два отделения? Мне наш начальник стражи шепнул.

– У нас и так воинов не хватает на борьбу с лестной чумой, а они ещё у нас солдат забирают. Скоро нас всех тут перебьют недобитки лесные, – выпалил Азариэль с мрачным лицом, хлопнув по столу. – Ну ладно, хватит о них разговора. Ты не знаешь, когда мои ушли?