Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Тень дракона

Разумеется, озверевшие корнелиты, едва оправившись и организовавшись, пошли на штурм, вновь не слушая своего самого адекватного вождя – Ангела. Штурм был к вечеру отбит, но пожрал столько людского ресурса с обеих сторон, что Гарет отчетливо осознал: следующий штурм будет последним. Но и вожди корнелитов поняли, что крепость они, может, и возьмут, но после этого им останется только самораспуститься на мелкие банды и бегать вокруг Зеркального, скрываясь от междуреченских дворян и Птиц.

Крещение произошло на рассвете, прямо в море. Гэбриэл, в простой белой рубашке, скрывающей его шрамы, вошел по пояс в воду, спокойную, теплую. Море в этот час словно бы ластилось к нему, вкрадчиво и приятно шурша галькой за спиной, чуть покачивалось, слегка покачивая и его. Небо было карамельно-розовым, почти безоблачным, и, что было удивительнее всего – обитатели Птичьей Скалы не кричали и почти не летали над бухтой. Народ, собравшийся в отдалении поглазеть на крещение князя-полукровки, тоже застыл в благоговейном молчании. Гэбриэлу вспомнилась акколада: было так же торжественно и волнительно, и хотелось какой-нибудь нелепой выходкой уравновесить пафосность момента. Но он держал себя в руках. Слава Богу, Афанасий в который раз оправдал свою славу: провел церемонию просто, без причуд и пафоса, но при этом так, что Гэбриэла все-таки пробрало до самых печенок, и на вопросы вроде: "Отрекаешься ли ты от Лукавого и всех дел его?" – он отвечал со всей серьезностью и искренностью. Самовнушение это было, или нет, но после того, как Гэбриэл, повинуясь легкому нажатию ладони Афанасия, погрузился в теплую воду и вынырнул, ему показалось, что воздух стал прозрачнее и слаще, краски утра – ярче, запахи острее, а звуки – отчетливее.

– Живи по совести, Гэбриэл, князь Валенский. – Сказал Афанасий. – И не забывай, что Бог есть любовь.

– Да. – Сказал Гэбриэл. – Не забуду.

И словно только того и ждали, обитатели Птичьей скалы всем скопом сорвались с ее уступов, с громкими криками и писком сделали петлю над их головами и рассыпались кто куда, о чем потом с упоением рассказывали очевидцы, и пересказывали кто во что горазд люди по всему Острову. Крещение обрастало деталями, вроде чудесного благоухания, дивных птиц, певших ангельскими голосами, и даже загробного дьявольского голоса из бездны, стенавшего, что "пришел его конец". Но как для Гэбриэла, так и все, что случилось, само по себе было чудом. Вернувшись в "Светлый Яр", он заметил праздничную одежду и радостные лица челяди, и ему это, чего там, стало приятно. Смыв в бане морскую соль и переодевшись в чистое, он вышел к столу.

– Что мои спутники? – Поинтересовался у нарядной и румяной Лады.

– Все ухожены, княже. – Ответила она певуче. – Хворый юноша лучшее себя чувствует, откушал с утра творожку, друзья его с ним завтракали. И школяров, охальников, – Лада чуть покраснела от возмущения, – не обидели. Вольно им руки-то распускать! В кухню забрался, негодный! Но я его скалкой-то приголубила, он и заулыбался. Ой, что это я! – Опомнилась она. – Мы вас поздравляем, – она поклонилась от души, в пояс, красиво поведя рукой, – и в честь такого дня откушайте на славу!

И Гэбриэл откушал. Слов нет, то, что он ел здесь вчера, было шикарно, но сегодня у него уже просто не осталось слов.

– Мне нужен местный повар. – Решительно заявил он. – Которого я того, с собой заберу. Пусть дома это-вот все мне тоже того, готовит!

Устин так и замер с большим подносом, на котором разлегся среди овощей и свежей зелени жареный каплун, с ужасом взглянув на жену. Гэбриэл поймал его взгляд:

– Да не боись, что я, зверь, семью разбивать? Мне бы того, кто и уехать мог бы, и готовил вкусно.

– А разве Саввишну? – Оживилась Лада, тоже струхнувшая было. – Она вдовая, детей нет, а готовит так даже и лучшее моего.

– Так уж и лучшее! – Возмутился Устин. – И это же не баба, а чистый аспид, гадюка семибатюшная, она хоть кого до греха доведет, право слово!

– Но готовит-то она так, что ангелы во рту поют. А пироги такие заводит, что чисто поэмы!

– Да и что говорить, стряпуха она от Бога. – Согласился Устин, ставя блюдо с каплуном перед Гэбриэлом. – Мужик ее жив когда был, земля ему пухом, бедолаге, сколько раз зарекался, выгнамши ее, обратно пускать, а за ради еды ее бесподобной принимал, сердешный, взад.

– Мне ее нрав без разницы. – Засмеялся Гэбриэл. – Лишь бы готовила.

К обеду снова приехал голова с князем Михаилом и валенским капитаном стражи, по местному воеводой. Теперь, после встречи с Афанасием и крещения, как и обещал Ратмир, местные изменились. Глаза потеплели, рты заулыбались, разговор пошел самый дружеский. Князь Михаил пообещал еще пять сотен копий, итого набиралось достаточное количество. Гэбриэл еще раньше слышал от брата, что русская конница считается лучшей на Острове, а может, и в Европе, во всяком случае, русских всадников боятся даже иоанниты и прочие крестоносцы. "В Европе про это вспоминать в приличном обществе не принято, – говорил ему как-то Гарет, – но крестовый поход на Русь провалился в треском, причем в буквальном смысле. Бравые крестоносцы ушли под лед на каком-то русском озере". Теперь все эти нюансы, вроде бы основательно подзабытые – Гарет говорил ему об этом, когда они плыли на "Единороге" в Гранствилл в самый первый раз, – кстати всплывали в памяти. В руссах была какая-то непоколебимая уверенность, что ничего невозможного нет, все решаемо. "Проблемы? – Читалось в их взглядах и повадке. – Разве ж это проблемы? Сейчас порешаем с мужиками и все утрясем". Глядя на них и их слушая, Гэбриэл почувствовал, как слегка отпускает невыносимое напряжение, державшее его в плену с той самой минуты, как его конь перемахнул фургон и помчался вдоль Каяны, оставив Гарета в осаде за стенами Кальтенштайна.

– Еще бы пять сотен конных. – Говорил князь Михаил. – И ладно бы, и никакие корнелиты, Верные и прочая шваль не страшны. Благодаря Афанасию, княже, весь Русский Север теперь твой, и не сомневайся даже. Свистнешь, придут, и людей дадут, и денег, и корабли снарядят. Вот только времени на это уйдет не мало, а его, как я понимаю, нет.

– А если, – осторожно предположил голова, – сей же час отправить в Новоград, к князю Федору? Он даст хоть пять сотен, хоть пятнадцать. Ежели только конных, то они к Коням в самый раз поспеют.

– А что? – Кивнул Ратмир. – Я сей же час Олекшу пошлю в Новоград, коли князь не возражает.

– Князь не возражает. – Откликнулся Гэбриэл.

– А ежели деньги нужны… – Начал голова, но Гэбриэл возразил:

– Деньги – это моя проблема. Я Хлоринг, или где?!

– Корабли я нашел, снаряжают. Завтра утром можем отплывать. – Кивнул Ратмир. – Коли деньги капитанам будут, так и мешкать не станут. Тем более, теперь, когда Афанасий дело это благословил.