Александр Кауфман - Первая заповедь

Яркий дневной свет сменился мягким вечерним, а после и ранними сумерками. Лес сгущался, в некоторых местах становясь непроходимым, и Шакниру приходилось делать крюк, чтобы обойти очередной завал или неожиданный овраг. Но в остальном путь проходил на удивление беспроблемно – никакие лесные чудища Шакнира не тревожили. Обычные звери попадались неоднократно, но опасности они не представляли – травоядные предпочитали скрываться в чаще, хищники же, оценив и почуяв исходящую от человека уверенность в своей силе и уловив слабое дуновение магии от лежащих в сумке камней ким, решали найти себе добычу попроще. Лишь однажды за ним увязался лайлек, характерный для этих мест родственник волка и лисы, хитрый и жестокий зверь, предпочитавший нападать на спящих, больных и слабых жертв. Он крался за Шакниром по пятам, шагах в двадцати, то немного отставая, то сокращая дистанцию. Спустя четверть часа Шакниру это надоело, и он, внезапно развернувшись, поднял над головой дорожный посох и бросился на лайлека, бешено размахивая своим оружием и надрываясь в истошном вопле. Зверь, опешивший от внезапного нападения, трусливо поджал хвост и скрылся в кустах, испуганно подвывая. Убийца довольно осклабился и направился дальше, попутно благодаря всех богов (и, на всякий случай, лесных духов) за везение – одинокий лайлек для крепкого человека опасности не представлял, однако стаи этих хищников изредка нападали даже на деревни, терзая и калеча как двуногих, так и четвероногих её обитателей. Видимо, зверь отбился от стаи или был изгнан вожаком – лайлеки редко становились одиночками, это противоречило самой их природе.

Когда мрак стал почти непроглядным, и даже Шакнир, с его неплохим ночным зрением, уже думал о ночлеге, он вышел к небольшому, шагов тридцати в диаметре, лесному озеру, где и решил остановиться. Его немного смущали слабые отголоски магии, витавшие над поверхностью озера, но очень уж оно было привлекательно: один берег был достаточно крут для того, чтобы соорудить укрытие, использовав изрытый мелкими грызунами склон в качестве природной стены, а неподалёку убийца нашёл пласт глины, вполне подходящей для его кулинарных целей. Но главное – вода в озере была кристально чистой. Убийца сгрузил пожитки у самого склона и с удовольствием опустился на невесть откуда взявшийся здесь квадратный камень, принявшись за тетерева.

Сначала он выпотрошил птицу, вынув внутренности и прикопав их чуть в стороне, чтобы на запах не пришли ночные хищники. После отрезал голову, бросив её к потрохам. Налитый кровью птичий глаз смотрел туповато и укоризненно. Вырыв ямку глубиной в локоть, Шакнир взял глину и густо обмазал ею тушку тетерева, даже не выщипывая перьев, опустил её в ямку и прикопал глиной и землёй. На этом месте убийца, набрав охапку валежника, развёл костёр, не очень высокий, но достаточно жаркий. У Шакнира было примерно два часа, и он принялся проверять оружие и снаряжение, удобнее укладывая его в мешке, попутно подлатав балахон – в одном месте он зацепился за сучок, и крепкая ткань слегка надорвалась.

Спустя положенное время, когда Шакнир уже запаривал в металлическом котелке горячий ароматный настой из лесных трав, костёр начал затухать. Дождавшись, пока останутся лишь мерцающие угли, убийца широким суком сгрёб их в сторону и выкопал тетерева. После того, как раскалённая глина немного остыла, Шакнир легко снял её вместе с перьями, и в руках у него осталась ароматная, истекающая мясным соком тушка птицы, пропечённая ровно так, как нужно. Он с удовольствием впился зубами в ножку, утоляя первый голод.

Через час, когда перестали мерцать последние угли, от тетерева осталась лишь одна нога (на завтрак), а снаряжение было многократно осмотрено и уложено, казалось, наилучшим образом, Шакнир приготовился ко сну. Лёг на мягкий ковёр травы, накрылся плащом, что скатанным лежал на дне мешка, раскинул простенькое охранное заклинание – оно будет, конечно, всю ночь тянуть энергию Фай, которой в камнях осталось не так уж и много, зато мгновенно разбудит его, стоит кому-то приблизиться с дурными намерениями, будь то зверь или человек. Почти мгновенно, как, впрочем, было всегда, убийца заснул.

Ночью Шакнир подскочил с лежанки, как ошпаренный, и сразу схватился за кинжалы. Спросонья он не понял, что его разбудило, но почти сразу догадался – сработало заклинание! Шакнир завертелся волчком, смотря во все стороны, выискивая, откуда надо ждать удар. Благо ночь стояла звёздная, и небесное великолепие прекрасно отражалось в глади озера… Озеро!

Зеркальная поверхность тихого лесного водоёма рябила, будто внезапно поднялся сильный ветер. Но ветви деревьев оставались спокойны. Шакнир напрягся, готовый отражать нападение. Из центра озера поднялась фигура, внешне напоминающая человеческую, и громогласный голос сотряс всё вокруг:

– Кто ты, смельчак, вторгшийся в мои владения? Отвечай, или сожру твою душу!

Шакнир молчал. Что-то было неправильно, но он не мог поймать мысль. Появление таинственной фигуры отчаянно ему напоминало о чём-то другом.

– Отвечай, или познаешь всю мощь моего гнева! – надрывался голос. – Примешь в себя моё пагубное дыхание, и лёгкие твои лопнут, не выдержав его!

Разгулялся ветер, разбрасывая остывшие угли костра и свистя в кронах деревьях. Озеро заколыхалось пуще прежнего, магические блики покрывали всё вокруг. И Шакнира вдруг осенило. Спектакль! Вот что это было. Театральное представление. Магические потоки извивались вокруг, но очень слабые, уровня ученика магической гильдии, или какого-нибудь деревенского самородка, что умеет заговаривать телят от несварения и лечить лёгкие раны. Дрожание озера, освещённая Эрлидой фигура, громовой голос – это наверняка должно напугать одинокого путника до дрожи в коленях. Но Шакниру доводилось видеть вещи неизмеримо более страшные, посему он выпрямился и убрал кинжалы в ножны, готовый, однако, к любой схватке – магия есть магия, и даже самая слабая может причинить нешуточный вред.

– Заканчивай это представление, любезный, – голос убийцы звучал устало. – Душевно тебя прошу. Я не выспался, и у меня болит голова.

– Ты, жалкий червь! Как смеешь говорить так со мной? – неизвестный не оставлял попыток вернуть себе инициативу. – Готов принять моё дыхание, жалкий человечишка?

– Право слово, не стоит. И почему ты не оказался прекрасной лесной девой? – риторически вопросил Шакнир. – Есть хочешь?

– А что там у тебя? Я вечером чуял такие ароматы! – голос звучал уже гораздо тише.

– Печёный тетерев. Правда, осталась только нога. Есть ещё сушёное мясо, но вряд ли оно тебе понравится. Жестковато.

– Уговорил, – фигура направилась к берегу, ступая прямо по успокоившейся воде, – давай своего тетерева, и тогда тебе не придётся испытывать на себе пагубную силу моего дыхания.