Катерина Риш - 10000 лет до нашей эры. Книга 1

Его узкое лицо исказила мука, а во взгляде явно читалось: «Господи, зачем я с ней только связался, я же никогда не объясню ей все нюансы жестами и парой известных ей слов».

Наконец, в нетерпении тряхнув рыжими волосами, он сказал, оперируя теми несколькими словами, что были мне известны:

– Нет Олар. Эйдер – я. Айя – ты.

– Баи, – отозвалась я.

Эйдер весь аж засветился, услышав, как я говорю на его языке. «Не все еще потеряно», – мелькнуло в его взгляде и он принялся за новую порцию слов.

Я выучила с десяток новых слов, когда окончательно выдохлась. Их язык не был похож ни один известных мне, ни одно слово нельзя было запомнить ассоциативно или по знакомому звучанию. К тому же была, очевидно, глубокая ночь, я устала, а еще эта горячая ванна рядом, которая так и манила меня.

Эйдер заметил, с какой тоской я поглядываю на горячий источник, и сказал:

– Нет. Огонь, – указал он на тлеющие угли.

Я повторила.

Он сказал:

– Глаза огонь, – то есть «смотри на огонь», а потом произнес: – Асар-а!

Угли вспыхнули, загорелись. Вечер фокусов, дамы и господа, на арене доисторический маг Эйдер Олар. Я похлопала ему. Он оставался серьезным. Даже когда сказал:

– Ты огонь.

Он хочет, чтобы я повторила фокус?

– Асара, – безжизненным тоном повторила я.

– Нет! Асар-а! – повторил Эйдер, ставя ударение на последнее «а».

Как скажешь, настырный фокусник.

– Асар-а, – повторила я.

Он что, ждет, что пламя и меня начнет слушаться? Как бы ему рассказать, что в моем мире магии не существует?

– Ты огонь, – снова повторил он.

Я покачала головой.

– Ты огонь! – повторил он требовательнее.

– Асар-а! – крикнула я в ответ.

Ничего не произошло.

– Огонь! – крикнул Эйдер.

– Да чтоб тебя! Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

Я не успела договорить, как огонь, проклятый огонь, который едва теплился на каменном полу, словно от взрыва, взвился вверх. Эйдер отшатнулся, я так вообще отлетела в сторону. В пещере стало светло как днем. Температура поднялась градусов эдак на десять, что в сумме с горячим источником, превратило пещеру в настоящую русскую баню. Пар клубился туманом.

– Баи, Айя, – тихо произнес Эйдер.

Он улыбался.

Зато я не улыбалась. Ни тогда, в тот вечер, когда Эйдер Олар, словно в награду, позволил мне, наконец, погрузиться в горячую ванную, ни после, когда мне принесли новую красивую одежду. Ни тогда, когда мы, пропировав еще сутки, покинули гостеприимных хозяев и отправились дальше.

Выглядел Эйдер озадаченным, он не понимал моих смятения и шока. А я, при всем моем желании и даже обучись я в скорые сроки его языку, не смогла бы объяснить ему всего.

Ведь я никому не рассказывала об этом.

Тот случай я вообще постаралась напрочь стереть из своей памяти, как поступают с самыми ужасными и страшными воспоминаниями, и память, если сильно постараться, идет на уступки и уничтожает такие потрясение, будто их и не было. И ты живешь дальше, сначала только существуешь, но потом входишь во вкус, снова садишься на велосипед, начинаешь тренироваться, хочешь не хочешь, а все равно возвращаешься к жизни, нормальной общепринятой жизни. Строишь планы, как будешь покорять французские трассы, присматриваешь новый велосипед в счет будущих побед.

А когда все уже вроде бы наладилось, падаешь в ученицы к огненному магу. И стихия не отказывает тебе, наоборот, повинуется и обещает служить, так предано, как никому не служила.

И тогда память делает кульбит. И все тайное снова становится явным.

В те последние сутки, что мы провели в пещерах горных людей, я не только сторонилась Эйдера. Я почти не разговаривала. Я держала язык за зубами, напуганная собственными способностями. И особенно тем, что мой дар и раньше давал о себе знать.

Я сразу вспомнила Тигра и его молчание после того, как я приказала ему держать язык за зубами, и как он заговорил, когда после я сама же отменила собственный приказ. Но это было мелочью. Это было действительной мелочью, хотя даже одно только это сотрясало до глубины души.

О, как я желала, чтобы эти мои способности проявились только здесь, на этих дальних берегах, но я знала, что это не так.

Сколько раз в своей жизни я добивалась чего-то, стоило мне сказать нужное слово? Частенько. Я легко уговаривала профессоров простить мне несданный реферат. А однажды на трассе я сказала другому велосипедисту, что он доедет до финиша и с лопнувшей резиной, ничего, мол, страшного, осталось чуть-чуть, не сдавайся. И он доехал.

Но мне и в голову не пришлось бы, объяснять это магией.

А еще… А еще. Конечно, было кое-что еще, уничтоженное памятью, как нестерпимо постыдное. Но события того дня вспыхнули перед моими глазами так же отчетливо, как трещины в полу пещеры.

Я снова вспомнила, что, покинув кафе, в котором оставались Питер и Хлоя, я проклинала друзей на чем свет стоит. Я желала им и того, и другого, и третьего, а в придачу еще эдакого, если вдруг им покажется мало.

Я была зла. Я крутила педали и из меня сыпались проклятия одно за другим, и вероятно, просто не было иного способа заткнуть меня. Мироздание как бы недвусмысленно намекнуло мне, что пора заткнуться, и тогда мой велосипед, вильнув, угодил в канаву. Но к этому мигу я и без того уже слишком далеко зашла в своих проклятиях.

Конечно, я никому не говорила об этом. Да и кто бы поверил мне? Эйдер Олар поверил бы, окажись он там, но я встретилась с ним гораздо-гораздо позже.

Вот почему я не прыгала от счастья перед столбом огня, а взирала на него с нескрываемым ужасом. Теперь-то уж я знала, что это не удачливость и не красивые глаза позволяли мне добиваться многого раньше. Теперь я знала, на что способна, если произнесу правильные слова. И если настроение у меня будет соответствующим.

Эйдер тоже разозлил меня.

Только однажды в разговоре с психологом я обмолвилась, что виновата в гибели друзей, но он пустился в объяснения того, что так бывает, так случается, и что никто не виноват. Но я-то знала.

А теперь убедилась.

– Айя.

Эйдер унял пламя. Мне казалось, что я не вижу пещеры и его самого из-за внезапного полумрака, но затем он коснулся моих щек, вытирая слезы. Он притянул меня к себе и обнял. Я разрыдалась на его плече, освобождая всю ту боль, которую держала внутри за семью печатями и которую не смогли унять никакие достижения современной фармакологии. Маг водил рукой по моим волосам и что-то тихо шептал на своем, и это было в стократ лучше любого терапевтического сеанса, любых утешений, которые я выслушала от родителей и других знакомых в университете. Мне никто не помог в том мире.

Для этого, вероятно, и нужно было угодить в этот.

* * *

Потом он ушел. Я медленно стянула разорванную всадником рубаху, сняла джинсы и белье, и скользнула в невероятно горячую воду. Я выдохнула от наслаждения и нырнула глубже, окунаясь с головой в горячее блаженство.