Наталья Осояну - Звёздный огонь

Раздался еле слышный щелчок, и все изменилось. Каналы и улицы, дома и вздымающиеся над ними скалы сделались неестественно четкими, резкими, словно выпуклый рисунок на плоской поверхности; на них почему-то было больно смотреть. Вода опять превратилась в черное зеркало, которое искажало и перевирало реальный мир – если вообще называть его таковым, – и пересмешник, краем глаза разглядев в канале существо, давно испустившее дух в лаборатории лорда Рейго, предпочел сосредоточиться на своей спутнице.

Мара шла вперед целеустремленно, не замечая того, что творилось вокруг. Почему возле лавки Амэра она показалась Хагену миленькой? Теперь он не видел в ней совершенно ничего привлекательного: худая как щепка, с острыми локтями и чересчур длинными пальцами; нос тоже длинноват, скулы слишком уж выступающие, а рот такой большой, что окажись он еще самую малость шире, смотреть на нее было бы попросту неприятно.

Но эта родинка на правой щеке…

Он ее, конечно, вспомнил сразу же, просто не осмеливался признаться в этом себе.

Со стороны моря раздался звон колоколов – в городе, который казался пустым, этот звук пробудил леденящий душу ужас, и Хаген на миг утратил самообладание. Он остановился, спрятал лицо в ладонях. Хотелось убежать, скрыться где-нибудь от той стоглазой твари, что засела на дне и наблюдала за ним из-под воды; хотелось отрастить шипы и когти, как у скопы. Почему, почему его клан такой слабый и не может защитить себя иначе, как при помощи хитрости и яда? Неужели он до конца своих дней будет вздрагивать всякий раз, когда понадобится взглянуть на свое отражение в зеркале? Чем он заслужил такое наказание?..

– Идем, – спокойно проговорила Мара и, взяв его за запястья, вынудила убрать руки от лица. Ее глаза были синими, зелеными и серыми, бездонными и бескрайними, небесными и морскими. – Мы почти на месте.

– Кто ты такая? – хрипло спросил пересмешник, не тронувшись с места. – Зачем я тебе понадобился?

ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я.

Он вздрогнул. Ее имя вдруг улетело легкокрылой бабочкой; его собственное понеслось вдогонку.

– Идем, – повторила девушка, и он не смог отказать.

Это был обыкновенный дом – двухэтажный, серый, непримечательный. В окнах сгустилась мгла, но не страшная – ничто не сравнится с подводной тьмой, – а спокойная, тихая, даже навевающая мысли об уютной норе, где можно спрятаться не только от чужих глаз и ушей, но также и от резких звуков и ярких цветов. Они вошли. Как и следовало ожидать, внутри обнаружились лишь крысы и пауки. Последние чувствовали себя здесь особенно вольготно, и их паутина простиралась от пола до потолка; местами темнота превращала ее в изящно задрапированную кружевную ткань.

«В этом доме водятся привидения… Вещи из него гуляют по всей Кааме, будто у них есть ноги…»

Когда-то, должно быть, здесь приветливо встречали гостей: пересмешник легко представил себе, как в просторной комнате, занимающей почти весь первый этаж, пировали за накрытым столом или танцевали. Он прошелся вокруг, заглянул в огромный камин и неосторожно коснулся дверцы старого шкафа – она тотчас же рассыпалась, превратившись в горку рыжеватой трухи.

– И впрямь подходящее место для привидений, – сказал он, обернувшись. Безымянная стояла все там же, у двери, и отблески заката, проходя сквозь витражное окно, которого раньше не было, разноцветными бликами ложились на ее лицо, придавая ему неземной вид. – Зачем я здесь?

И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЗАЧЕМ ТЫ ЗДЕСЬ?

– Не знаю, – признался пересмешник. – А ты?

Она рассмеялась.

Серая паутина начала осыпаться неряшливыми клочьями, которые таяли, едва коснувшись пола. В комнате сделалось чисто и светло, как будто зажглись невидимые лампы; витражное окно заискрилось, заиграло всеми цветами радуги. Пересмешник не удивился – он теперь знал, с кем имеет дело.

Волны на воде.

ВИДИШЬ? ТЫ ЭТО ВИДИШЬ?

Двое подымаются по широкой лестнице на второй этаж, и с каждым шагом, с каждой ступенькой странный дом становится больше, словно превращается в дворец, но это не важно. Он ступает решительно, ее шаги по-кошачьи легки и невесомы, а глаза излучают мерцающий свет.

НЕ БОЙСЯ!

Все голоса и лица теперь в ней одной, и имена – в ее имени, которое ускользает из памяти, словно торопливый гость. Она Ризель и Трисса, она Эсме и Камэ, она… Она та, про кого он знал с детства, но даже в мечтах не рассчитывал повстречать.

Дворец начинает заполняться водой. Со всех сторон ручейками и реками, ревущими горными потоками хлещет зеленоватая океанская вода, но она говорит – не надо бояться, и он не боится. Тот огонь, что разгорается все ярче, так просто не погасишь. Быть может, у них вырастут рыбьи хвосты и жабры, и тогда им будет принадлежать весь бескрайний Океан – так даже лучше. Пересмешник отбрасывает последние сомнения, позволяя себя увлечь: осенний лист, сорвавшись с дерева, отдается сначала воле ветра, а потом – течению реки. Его терзания и воспоминания о прошлом падают на дно – туда, где темно и тихо; его разум отделяется от тела и теперь скользит над глубиной, словно водомерка, легкий и невесомый.

СУМАСШЕДШИМ БЫТЬ ПРИЯТНО…

Ложе под балдахином, достойное королей. Ткань платья на ощупь кажется то гладким шелком, то грубой холстиной, а то и дырявой ветошью, и уже в следующий миг его пальцы касаются затейливых узоров из жемчуга и драгоценных камней. Но что платье? Она стряхивает одежду, как змея – старую кожу.

Теплая плоть становится холодным камнем, а потом – хвостом, покрытым блистающей зеленой чешуей. «Поверь мне, – сказала она, – даже самая хрупкая из них в один миг сломает тебе шею своими тонкими изящными ручками». Нет-нет, не стоит и думать о морских девах. Перед ним – рядом с ним – в его руках – куда более могущественное и древнее создание.

Она опять смеется. Ее смех похож на звон хрустальных колокольчиков.

Тонкие пальцы касаются его лба – и назойливая водомерка испуганно несется прочь. Все, больше никто им не мешает; вода подымается все выше, в окна заглядывают мурены и кракены, медузы и кархадоны. Ее тело сияет во мгле – то податливое и теплое, то гладкое и чешуйчатое, то твердое как камень. Ее лицо все время меняется – прозрачный овал с кожей алебастрового цвета, а потом – острый подбородок, алые губы, печальные серые глаза… и чьи-то другие лица, которые он видит впервые, чтобы тотчас же позабыть навсегда.

Ее хриплое дыхание, ее жадные губы и руки – в пальцах словно нет костей.

Волны захлестывают с головой, водокрут тянет на дно.

Где-то наверху Великий Шторм с разноцветными глазами укоризненно качает головой.

Сначала пришли звуки. Где-то далеко-далеко послышались голоса – кто-то ругался, похоже, две женщины. Хриплый старческий смех, крик заплутавшей морской птицы, радостный детский возглас.