Валерий Пушной - Накаленный воздух

Понтий Пилат тоже не постигал, чего добивался Ирод Антипа. Прокуратор хмурился и следил за происходящим со своего места, оттолкнув от себя женщин, с двух сторон цеплявшихся за его плечи. Лицо было надменным, полные губы выгибались в презрительную дугу.

Лишь Иоханан уловил истинные намерения тетрарха. Усадить рядом, понудить пригубить из царского кубка да поманить золотом на глазах целого сборища, чтобы потом присутствующие понесли молву по всем землям, ехидничая и улюлюкая, размазывая и смешивая Крестителя с грязью. Хитер Антипа, мастак в делах интриганских: без особого труда, не марая рук, не берясь за меч, одним махом выставить Иоханана на посмешище.

Но хитрость явно не проходила, тетрарх видел это по глазам Крестителя и вскипал злобой. Ему казалось, проще было придушить Иоханана в темнице. Пожалуй, придется сделать это по дороге обратно.

А Креститель усмехнулся, точно прочитал его мысли, грустно произнес:

– Твое вино – яд, Ирод Антипа. Ты хочешь, чтобы он сжег меня. – Безрадостный лик Иоханана на короткий миг скрылся за насмешкой. Взор скользнул по пьяным лицам, лоснящимся от выступающего пота и жира. – Разве я могу быть равным им и разве они могут быть равными мне? Я ни на кого из них не держу зла, но ты бы послушал, о чем они думают.

– Ты и мои мысли знаешь? – осклабился с отрыжкой Антипа, порываясь вскочить с места, чтобы не смотреть на Крестителя снизу вверх, к тому же излюбленной манерой царя было во время разговора прохаживаться звериной мягкой поступью.

Но рука Иродиады легла ему на колено и требовательно удержала. Тетрарх посмотрел на красивые пальцы женщины, глянул ей в глаза: какая-то нечеловеческая сила в этот момент, исходившая от красоты Иродиады, подавила его желание. И он опять растекся по мякоти подушек. Креститель спокойно дождался, когда с Антипы схлынуло желание подняться на ноги, и устало ответил на вопрос:

– Знаю, Ирод Антипа.

Тетрарх раскрыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но его бесцеремонно перебил голос Понтия Пилата. И все окружение Ирода Антипы посмотрело в сторону прокуратора Иудеи неодобрительно: перебивать тетрарха для любого из присутствующих на праздновании было недопустимо. Однако это был влиятельный римлянин, и правила галилеян и иудеев на него не распространялись, напротив, галилеяне и иудеи обязаны были чтить римские нормы. Впрочем, во дворцах римских императоров подобные правила мало чем отличались от галилейских и иудейских.

Рим, направляя Пилата в Кесарию, настоятельно советовал новому римскому наместнику не запрещать местному населению жить по своим законам, а самому твердо придерживаться римского права. Но Понтий Пилат не внимал этим советам. Он глубоко впитал в себя слова Цицерона Марка Туллия о том, что высший закон – это высшее беззаконие.

Сейчас, вслушиваясь в разговор и наблюдая за происходящим, Пилат половины не понимал и не стремился понимать. Однако он хорошо уловил, что Креститель здесь был опасен не только для него, но и для всех. Осведомленность Иоханана для галилеян и иудеев была не просто необычной, но пугающей. Тем не менее прокуратор Иудеи смотрел на Иоханана лишь как на неглупого ловкача-смутьяна, оный с завидной легкостью объегоривал людей и, похоже, без труда то же самое делал с присутствующими. Да, Иоханан знал несколько больше, думал прокуратор, но это все Крестителю могли приносить люди, а он только умело вплетал в свои проповеди. И вряд ли Иоханану что-нибудь известно о нем, Понтии Пилате. Пора поставить на место зарвавшегося проходимца. Хватит с ним рассусоливать. Все равно этим ничего не изменить. Так ли, иначе ли, но Иоханана ждет скорая расплата.

Понтий Пилат прервал Антипу на полуслове. Одна нога у него затекла от неудобной позы, он вытянул ее, ощущая стремительную беготню мурашек по бедру. Кожа доспехов заскрипела. Он заметил, как недовольно сморщилось лицо хозяина дворца, и высокомерно ухмыльнулся. Спросил с грубоватой брезгливостью, задавая тот же вопрос, какой задавал Крестителю Йешуа:

– Для чего ты крестишь людей?

Иоханан чуть повернул голову, усталым взглядом поймал надменное лицо Пилата и сухо ответил:

– Рим распинает на крестах, я же крестом противостою Риму.

– Глупец, – хмыкнул Пилат, – ты слишком ничтожен, чтобы противостоять Великому Риму. Ни одна армия мира не способна противостоять ему. Даже боги врагов Рима отступают перед его величием. Боги предпочитают сильных, слабые должны оставаться рабами. А бунтари – трупами! – Наместник вытянул шею. – Никто, слышишь, никто! И никогда!

– Все начинается с малого, – не согласился Иоханан, чем вызвал новое раздражение Понтия Пилата.

Тот насупился, замер, как зверь для прыжка, и прохрипел:

– А что тебе известно обо мне? – Его полные губы еще что-то беззвучно прожевали, оставляя на круглом лице кривую усмешку.

Иоханан помолчал, набирая в легкие воздух, и следом наместник услышал:

– Ты – прокуратор Иудеи.

– Разве это для кого-нибудь новость? – заскрежетал коротким смехом Понтий Пилат, и на лицо налипла черная паутина мелких морщин.

Некоторые гости услужливо подхихикнули прокуратору, но быстро скомкали хихиканье, глядя с опаской на Иоханана. Всем хотелось услышать, что скажет Креститель о римлянине. Ведь если он знает о Пилате так же, как знает о них, тогда Иоханан не просто заурядный прощелыга, каким они все хотели бы его видеть.

Понтий Пилат привстал на затекшие ноги и торжествующе обозрел окружающих. Он был совершенно уверен, что этому пройдохе нечем крыть, попался бестия в римскую удавку.

Прокуратор уже начинал чувствовать себя победителем, преподавшим урок всем собравшимся: показал, что перед римлянином не может устоять тот, кто легко водит за нос галилеян и иудеев. Рим вечно будет Великим, римлянин повсеместно останется непобежденным. Пилат всегда рьяно и с удовлетворением распинал на крестах иудеев за провинности, а теперь он уверен был, что оставит мокрое место от их вредного смутьяна. Чтобы больше никогда не раздавалось его тявканье против римлян и римского владычества.

Римский наместник вновь прожевал полными губами, издавая властные звуки:

– Скажи о том, что никому не известно.

Креститель вобрал в себя торжествующий взор правителя Иудеи и негромко обронил, словно окатил холодной водой:

– Срок твоего правления в Иудее составит ровно десять лет. Прокуратор скорчил презрительную гримасу:

– Этого никто проверить не может, мошенник! А раз нельзя проверить, значит, это обман! – Он вдруг сообразил, что сам угодил в ловушку, наспех сляпанную для Иоханана. Ощетинился и поспешил со следующим вопросом: – Что будет после?

Вокруг установилась удивительная тишина. Все застыли в разных позах: кто с кубком вина в руке, кто с куском пищи. Голоса умерли, гости не решались шевельнуться, боясь произвести лишний шум. Ожидали, когда вновь заговорит Креститель. Вместо пьяных беспечных физиономий стали вырисовываться лица с осмысленными выражениями. Каждый уже старательно прикидывал в уме, в каком году наступит срок окончания правления Пилата в Иудее.