Кэтрин Блэр - Манящая тень

Я игнорирую его странный взгляд. Игнорирую то, как скрипят мои кеды при ходьбе и увязают в грязи с каждым шагом. Если и есть что-то хуже этого чувства полной уязвимости, то я не знаю что. Мне не хочется поднимать глаза. Не хочется отвечать на вопросы: «Что это было? Как ты это сделала?» Или еще хуже, мне не хочется видеть его страх. Как он будет избегать моего взгляда и искать ближайший путь к отступлению.

Сэм кивает на Гейба.

– Он дышит.

И на этом все.

Никаких вопросов. Никакой паники. Теперь я понимаю, почему он так на меня смотрит. Большинство людей, которым рассказывали истории об аномалах, перерастают и забывают их наряду со всем остальным, что перерастают дети. Но есть и те, кто не может просто отмахнуться от этих россказней. По глазам Сэма я вижу, что он один из таких. Интересно, кто это в его случае? Член семьи? Друг? Я присматриваюсь. Возможно, он сам аномал?

– Нужно отвезти его в больницу, – говорю я.

Может, он сам с этим справится. Это даст мне достаточно времени, чтобы исчезнуть до приезда полиции. А также, возможно, службы береговой охраны. Кого обычно вызывают, когда гигантская приливная волна проносится по парковке? Сомневаюсь, что для таких случаев существует протокол.

Сэм снимает толстовку и накидывает ее на плечи Гейба. На нем черная майка с надписью «Дункан» спереди. Его широкие плечи испещряют синяки и шрамы. Сэм медленно встает и поворачивается ко мне. Увидев выражение его лица, я невольно отступаю на шаг. Это что-то среднее между яростью и неверием.

– Что это было? – спрашивает он.

– Трубу прорвало, – с легкостью вру я, хоть и знаю, что он на это не купится.

– Фигня, – парирует Сэм, делая шаг в мою сторону.

– Я не обязана тебе ничего объяснять. Кстати, можешь не благодарить за свою уцелевшую мордашку, – говорю я, отказываясь отступать, вероятно, из довольно ошибочных принципов. Нет, я твердо стою на месте, надеясь, что выгляжу увереннее, чем себя чувствую. – Поскольку твой непродуманный план чуть не привел к твоей смерти.

– Что-то я не пойму, чем был лучше твой полностью продуманный план, который чуть не привел к смерти всех присутствующих?

– Избавь меня от своего героизма, – огрызаюсь я, хоть и отлично понимаю, что в этой борьбе у меня нет морального превосходства. Моя сила как монстр, беспокойно ворочающийся внутри меня с той самой ночи, как я сбежала. Я использовала ее из паники, но стоило догадаться, что мне не удастся ее контролировать.

Что-то привлекает внимание Сэма, и он оборачивается на звук кашля. Митч. Мне не хочется оглядываться через плечо. Иначе я увижу степень нанесенного мною вреда.

Я кривлюсь и поворачиваюсь.

Ага. Все плохо, как я и думала. Машины на парковке погружаются в грязь, металл скрежещет по металлу. Задняя дверь кафе висит на одной петле. На краю затопленной парковки я вижу Митча, отталкивающегося руками от асфальта, чтобы сесть. Он откашливается, сплевывает, бранится и определенно переживает нервный срыв, но зато он жив. У меня мало времени. Митч не двигается, не пытается сбежать. Просто оглядывается. Заметив меня, он вздрагивает и утыкается взглядом в землю. Ветер доносит до меня вой сирен. Я медленно подхожу ближе и присаживаюсь рядом с Митчем.

Его глаза округляются. В своей прострации он похож на котенка с остриженными когтями. Я почти ему сочувствую.

Но недостаточно.

– Что случилось? – спрашивает он писклявым и срывающимся голосом.

Я догадываюсь, что он ищет во мне утешения, ответов. Я могу сделать так, чтобы ему стало легче. Могу ослабить эту чернильно-черную панику, которая будет наступать ему на пятки следующие несколько месяцев – а может, и лет.

Не-е. Если мне стыдно за содеянное, то и ему должно быть стыдно. Я подаюсь вперед.

– Ты покинешь этот город и никому не расскажешь, что видел. Ясно?

Он смотрит на меня со смесью страха, восхищения и едва скрываемого презрения.

– Ты не должна находиться среди обычных людей. Тебя должны запереть в каком-то правительственном учреждении.

Мои губы расплываются в улыбке, а лицо приобретает немного безумный вид, но я не имею ничего против такого образа. Его замешательство сменяется страхом. Из меня вырывается тихий смешок.

– Твоя правда. Давай так – мы сдадимся властям вместе. Так тебя устроит? Они возьмут нас в обработку и задержат минимум на ночь, прежде чем наши пути разойдутся. Полным-полно времени, чтобы ты таинственным образом захлебнулся туалетной водой в собственной камере. Или же ты можешь закрыть рот и исчезнуть.

Все же страх побеждает, и мужчина неохотно кивает. Я хлопаю его по плечу, и он морщится. Затем встаю и на секунду окидываю взглядом человека, который с легкостью и без зазрений совести забрал бы чужую жизнь.

– Если я еще раз увижу тебя поблизости, Митч, ты даже не заметишь, когда я приду за тобой.

Он поднимает голову, делает глубокий вдох и выпаливает:

– Да что ты такое?

Значит, он понятия не имеет, кто я, так даже лучше. Я выдавливаю скромную улыбку и делаю пару шагов назад, от всей души надеясь, что не запутаюсь в развязанных шнурках своих кедов.

Ему вовсе не обязательно знать, что я аномал. И уж точно не нужно рассказывать, что я предвестница – аномал, который материализует худшие страхи людей.

Вернувшись в тень, я поворачиваюсь к Митчу спиной. Сэм так странно посматривает на меня, что мне хочется скрестить руки на груди, но он не боится. И тут я понимаю, что в каком-то смысле предпочитаю страх. Что бы ни значил этот проницательный взгляд, мне он не нравится.

– Тебе лучше уйти, – медленно произносит Сэм. – Я позабочусь о безопасности Гейба.

Позади слышится шорох – Митч безуспешно пытается выбраться из плотного слоя грязи. Далеко он не уйдет.

Мне хочется спросить, почему он готов прикрыть меня, но я подавляю это желание.

Несмотря на огромный имущественный ущерб, кажется, мне даже удастся выйти сухой из воды, фигурально выражаясь. Митч ничего не расскажет. Сэм прикроет меня. Я смогу купить билет из города, уехать в Пейнс-Крик и исчезнуть.

На секунду мой разум возвращается к моменту до того, как я потеряла контроль; когда вода повиновалась моей воле, а моя сила была просто… силой. Я была за главную.

Я выбрасываю эту мысль из головы – глупо на что-то надеяться в данном случае. Мне нельзя загораться даже обыкновенной надеждой, что уж говорить о глупой. От предвестников ничего хорошего не жди. Мы приносим лишь страх. Поэтому мой лучший вариант, который не принесет никому вреда, подразумевает жизнь в тенях до самой смерти. Если справлюсь, все будет хорошо.

Вот о чем я размышляю, когда вой сирен и какие-то крики возвращают меня в реальность. Парковку окружают медики, копы и пожарные; бежать некуда. Я чувствую яркий свет фар, холодную ночь прорезают два худших слова, которые только можно представить: