Макс Мах - Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

Старик говорил низким басом, не пугавшим, однако, и не отталкивающим, а добродушным, внушающим доверие. Точно таким же басом гудел и его племянник, похожий на старика не только фигурой.

– Ой! Да садитесь же, государи мои, садитесь! – попросил Медведь. – Что же вы стоите-то, господин мой Карл? Садитесь, пожалуйста, и даму вашу усаживайте, прошу вас! Честь-то для нас какая!

Карл усмехнулся, отметив реакцию Деборы на новых для нее людей, и подвинул ей стул. Дебора села. Сел и сам Карл. А Март достал с полки под низковатым для него потолком еще два стакана мутного с зеленым отливом стекла и поставил их на стол перед гостями.

– Ох! – сказал он почти с той же интонацией, с какой секунду назад произнес свое «ой» его дядя. – А что же будет пить госпожа? У вас, дядюшка, вино есть ли?

– Чтобы в аптеке и не было вина?! – удивленно пророкотал старик, с неодобрением поглядев на молодого мужчину. – Вино – это же первое снадобье!

Он повернулся к другой, тоже высоко расположенной полке и снял с нее маленький пузатый, как бы надувшийся, кувшинчик, запечатанный черным сургучом, и торжественно поставил его на стол.

– Вот, – сказал Дов горделиво. – Вот! Самое лучшее, что есть, для самой красивой госпожи, какую я в жизни видел.

Он легко, двумя пальцами, вытащил пробку, походя сорвав и сургуч, и по комнате разлился дивный аромат старого войнарского вина, черного, как безлунная ночь, густого, хранящего ароматы и негу южных предгорий.

– Вот какое вино у меня есть. – Старик был доволен произведенным эффектом и не скрывал своего удовольствия.

Он налил Деборе вина, а Март разлил по стаканам мужчин бренди, и они выпили. Бренди оказался замечательным, а вино явно пришлось по вкусу Деборе, и Карл решил, что уже можно говорить.

– Спасибо, – сказал он. – Ваш бренди хорош, мастер Михайло, ничего не скажешь! А в такую ночь – тем более. Но я хотел вас спросить, не затруднили ли вас мои просьбы?

– Ваши просьбы? – удивился старик. – Да помилуйте, господин мой Карл, какие просьбы! Вы же знаете, для вас я готов сделать все, что прикажете!

Вот этой ни на чем, казалось бы, не основанной готовности служить ему Карл так до сих пор понять и не смог, как не мог уразуметь, чего так боится Великий Мастер клана Кузнецов. Было во всем этом что-то странное, но не спрашивать же их, почему да как?

– Все, о чем вы просили, делается, – продолжал между тем аптекарь. – И все, уж поверьте, будет сделано в срок. Сон Дракона Март с отцом его, Митрием, с самого утра варить начали, завтра к обеду как раз и поспеет, не сомневайтесь. И прочее все к тому времени будет в лучшем виде! Я только один вопрос хотел вам, господин мой Карл, задать, если позволите, конечно.

– Задавайте, – разрешил Карл.

– Вы про травку эту точно уверены? – Медведь не хотел называть негоду вслух, возможно, из-за Деборы, а возможно, не только из-за нее.

– Уверен, – кивнул Карл, который вдруг понял, что совершенно не знает, почему он так уверен.

– Я к тому… – Медведь явно стеснялся, но и не говорить на эту тему, очевидно, не мог, – я к тому, что по первому разу это верная смерть.

Но… Карл попытался сосредоточиться на этой мысли, но единственное, что он знал, это то, что для него это первым разом не будет.

– Не беспокойтесь, мастер Медведь, – улыбнулся Карл. – Не по первому.

– Вот оно как! – В голосе старика отчетливо звучали ужас и восхищение. – Вот оно как! Ну, тогда конечно. Завтра все будет готово. Да, – сказал он через секунду, – совсем забыл, а вам, господин мой Карл, это может быть интересно.

Что еще случилось в городе и мире? Карл был готов услышать все, что угодно, и не слишком удивился, услышав то, что едва не забыл рассказать ему старик.

– Кто-то еще в городе ищет эту травку, ну вы понимаете, – сказал тихо старый аптекарь. – Кто-то еще.

На этот раз не было ни моря, ни луны, но зато Карл с самого начала знал, что это сон. Мало того, твердо знал, что это чужой сон, в который он попал не случайно, а значит, против своей воли.

Он стоял перед огромным зеркалом, в котором отражались незнакомая ему роскошно обставленная спальня и, естественно, он сам, Карл Ругер, молодой высокий мужчина с широкими плечами и узкими бедрами, мускулистое тело которого могло послужить моделью любому художнику, вздумавшему воплотить в линиях и цвете образ идеального бойца.

Женщина пряталась за спиной Карла, и он мог видеть только пышную волну светлых – то ли льняных, то ли серебристых – волос за своим левым плечом, да здесь и там видны были где ее округлый локоть, где ладонь, лежащая на его животе, или полные и белые бедра, выступающие из-за его собственных. Еще Карл мог ее чувствовать. Женщина стояла, тесно прижавшись к нему сзади, и Карл не мог не признать, что жар ее тела медленно, но неотвратимо проникает в его плоть, согревая его и одновременно возбуждая.

Нет, решил он, так не пойдет, я сам решаю, кого мне любить.

Карл сконцентрировался на своем сердце и заставил его умерить прыть. Затем он погасил пожар в крови, смешав ее с битым льдом, и резко, как ударом меча, отсек ощущения, отгородившись стеной холодного безразличия от мира вне себя. Теперь жили только его глаза, и Карл сосредоточил их взгляд на их собственном отражении. Его глаза смотрелись в себя самих, внимательно глядящих из зыбкого Зазеркалья в настоящие глаза Карла, отражающие, в свою очередь, своих зеркальных двойников.

Упражнение было сложное. Нагум сказал однажды, что достигший шестой ступени или видит Бога, или сходит с ума, но Карл ни разу не поднимался выше четвертой, когда восемь пар глаз, смотрясь друг в друга, вводят человека, даже такого, как Карл, в состояние сна наяву. Сейчас, находясь внутри чужого сна, Карл поднялся на пятую ступень, и перед его внутренним взором открылся длинный слабосветящийся туннель. Ток воздуха, или какая-то иная сила, нес его, легкого, как осенний лист, вперед, мимо вставленных в мерцающие стены зеркал, к далекому, манящему и с нетерпением ждущему его, Карла, зеркалу в конце туннеля. Полет был плавным, но неотвратимым, как смерть в конце жизни. Кроме того, движение вперед было исполнено величайшего наслаждения, какое Карл мог только вообразить, но в то же время он знал, что впереди, в последнем зеркале, его ожидает чудо, еще большее, чем то наслаждение, которое он испытывал, медленно приближаясь к цели своего последнего путешествия.

Неожиданно слово «последний» задело какую-то струну в уже почти растворившейся в счастье душе Карла, и он отверг это заемное счастье и невыбранный им путь, вспомнив, что его, Карла Ругера, ведет по жизни не случай, а Судьба. Неимоверным усилием воли он прервал полет, швырнув себя в первое попавшееся на пути зеркало, пронзил тонкую, как водяная пленка, поверхность и увидел качающееся небо…