Роман Ударцев - Сумрачный мир

Никогда раньше она не представала передо мной с распущенными волосами, мне показалось это очень привлекательным и запретным. И еще я понял свое призвание – подглядывать и подслушивать.

Чужие тайны стали для меня навязчивой идеей, мне было интересно, что говорят люди когда меня нет рядом. К тому же это было выгодно, благодаря своей страсти я закончил школу с высшим баллом. Вы не представляете, насколько учителя ценят лояльных учеников. Хотя я не раз был избит одноклассниками, оно того стоило.

Потом сербы убили эрц-герцога и началась война. Моя семья была не настолько богата чтобы я получил белый билет и мне предстояло кормить вшей в окопах. Но мне повезло, меня заметил Серый Человек. Я его так называл только в мыслях, сказать подобное вслух, даже в одиночестве я боялся. Ведь я прекрасно знал что любой голос можно подслушать. Серый Человек, худой, невзрачный, представился Карлом Айзенштанцем, впрочем через три месяца он уже был Дитрихом Бохом, через год Юргеном Вайнером.

Он был человеком из Абвера и он заметил мои способности. Думаю, я оправдал его ожидания. Мои отчеты всегда содержали максимум информации и минимум эмоций. Не потому что я был холодным профессионалом, просто мне было наплевать о чем именно говорят люди которых я подслушиваю, удовольствие доставлял сам процесс.

На какие только уловки мне приходилось идти: прикидываться нищим калекой, часами лежать, скрючившись в подполе, я даже брал уроки у одного акробата и однажды полчаса висел под потолком, зацепившись руками и ногами за балки.

Я не имел способностей к языкам и едва осилил школьный курс французского. Серый Человек придумал для меня другой метод. Я запоминал звуки и мог их воспроизводить. Это трудно, но возможно, однажды я на слух пересказал половину поэмы Руслан и Людмила, русского поэта Пушкина.

Мне давали специальные пилюли, усиливающие слух, от них дико болела голова и к тридцати годам женщины интересовали меня только как объекты подслушивания. Но я не жаловался, ведь я занимался любимым делом.

Не думайте, я прекрасно знал что люди, за которыми я следил и подслушивал, чаще всего оказывались в каменном мешке, где рассказывали все, что не услышал я, а потом получали пулю. Но и на это мне было плевать. Среди них не было невиновных, за невинными разведка не следит.

Помню в Дрездене двое подростков, двенадцати и тринадцати лет обсуждали покушение на фюрера, так как при очередной чистке рядов партии их папашу отправили в концлагерь. До сих пор не знаю, встретились ли они с отцом, но в лагерь загремели оба.

В тридцать восьмом Гитлер начал победный марш по Европе, вот золотые настали денечки. Работы было хоть отбавляй, пригодилось даже мое корявое знание французского. Моя карьера не просто пошла вверх, она взлетела. Меня даже наградили железным крестом за усердную работу. И вся эта идиллия развалилась в одночасье как карточный домик.

Берлин в апреле сорокового года утопал в цветах, вся нация праздновала день рождения вождя. Парады и шествия, развлечения и величественные церемонии. Тогда мы еще верили в то, что арийцы равны богам, а Гитлер укажет путь развития для всего человечества. Потом, в конце сороковых все будут доказывать, что они не верили фюреру и все как один были против войны. Только это все ложь, верили все, даже дети вопили: «хайль Гитлер».

Меня вызвали в Рейхстаг, как я думал для награждения. Обычно я редко появлялся в официальных зданиях, сами понимаете, специфика работы. Я одел лучший костюм и два часа надраивал туфли. За полчаса до назначенного срока я вышел из автобуса и направился к цитадели немецкого порядка. В холле меня встретил Гюнтер Крюгер, доверенное лицо Серого Человека. Он курировал мою работу и объяснял мне детали каждого задания.

Взяв меня под руку, он проводил меня в гардероб. Там меня ждал сюрприз, на мою голову накинули мешок и через час я очнулся прикрученным проволокой к стулу в каком-то подвале.

Я никогда не интересовался объектами подслушивания, как выяснилось, зря. Последним объектом был шеф СД Рейнхард Гейдрих. Не знаю каким местом думал Серый Человек, но устраивать прослушку таких людей, совершенно безумный поступок.

Никогда не пробовали рассказать о том, чего не знаете? Я пробовал, не знаю, сколько времени я провел в этом подвале, но сознался во всем. Даже, по-моему, в предательстве Христа. Через два часа допроса, я понял, что не выберусь оттуда живым, а еще через час, мне уже хотелось сдохнуть.

Потом я Сдвинулся сюда и понял каким великим грешником я был. Но если раскаяться, то Всевышний пощадит нас и убьет окончательно, главное унижать и мучить презренную плоть искренне и безжалостно.

Глава шестая.

– Все, – Миша резко поднялся – хватит языками чесать, отдых окончен, пошли!

Рита молча поднялась и поправила котомку. Филип покачал головой:

– Зря ты не слушаешь меня. Если даже такой грешник как я может надеяться на прощение, значит и для тебя не все потеряно!

Миша развернулся и кулаком ударил Филипа в лицо, от удара ортодокс полетел на землю. Несколько секунд лежал, потом кряхтя и сплевывая кровь с зубами поднялся.

– Ты не «великий грешник», – сказал Миша – ты обыкновенная гнида и ничего больше. Я очень надеюсь, что ты не выберешься из Железной Степи. А теперь пошли.

Где-то час они быстро шли, переходя на бег, чтобы Филип не отставал, Миша пропускал его вперед и тычками подгонял фанатика.

Горы сменили сначала крутые, а потом пологие холмы, но все равно Железная степь не вписывалась в пейзаж. Круглая, если верить ехиатойцам, плита диаметром в сто километров, была вдавлена в многострадальное тело земли. Песок не засыпал степь, растения не бросали побеги на ее проклятую поверхность, только покрытое тонким слоем ржавчины железо.

– Мертвое место. – прошептала Рита.

Никто ей не ответил, Миша ненавидел эту степь еще с момента Сдвига, даже неугомонный Филип заткнулся и мрачно смотрел вперед. Многие, те, кто никогда не был в Железной степи, считали ее просто одной из аномалий, вроде Бермудского треугольника на старой Земле. Однако побывавшие здесь боятся даже приближаться к ней. Дело в том, что Железная степь умеет заглядывать в душу и вытаскивать из нее на поверхность самое гнусное и страшное, насмехаясь над страданиями человека.

Из-за скалы вышел Гаврилыч, Филип заметался ища россыпь острых камней или хотя бы гальку, не нашел и, с сожалением, бухнулся на колени в мягкий песок. Ехиатойец походя коснулся макушки завывающего ортодокса, тот ткнулся носом в песок и захрапел. Супруги скинули котомки и уставились на него.

Гигант достал из привесного кармана пояса амулет, похожий на древнекитайский знак рыб, только в этом случае серебряная и коралловая фигурки изображали мерзкого вида пауков. С видимым усилием Гаврилыч разделил их и те злобно шевельнули лапками. Не обращая внимания на попытки вцепиться в лицо, он поднес каждого к губам и что-то прошептал. Потом протянул серебряного Мише, кораллового соответственно Рите.