Вера Огнева - Дети вечного марта

– А не поясните ли Вы нам, что бы это могло означать?

На ум пришло спасительное: я учил, но запамятовал. Не раз прокатывало. Тут не прокатит. Сейчас Камибарам вцепится в него как клещ. Но Эд же не виноват, что вчера так все сложилось.

Старший Пелинор ушел с друзьями в кабачок «Под вязами», а младший предложил пробраться следом. Кабачок служил местом сбора старшекурсников. Младших туда даже на порог не пускали.

Эд как-то завернул в вожделенную забегаловку, топнул ногой на швейцара, выпятил подбородок и уже шагнул через порог, когда его вежливо взяли за шиворот и выкинули на мостовую. Вышедший следом бык с естественного факультета посмотрел, как салажонок поднимается, как локти растопыривает, покивал шишковатой головой:

– Вставай, вставай. Пугать меня будешь? А? Да знаю я, кто ты. Не хорохорься. Хочешь – заходи. Только учти, с этой минуты и до окончания учебы никто с тобой двух слов не скажет. Знаешь, что такое «persona non grata”?

Эд огляделся. На улице никого. А бык продолжал:

– Это, когда ты есть, но для окружающих тебя как бы нет.

– Я прикажу…

– Где? – бык натурально удивился. – В Сарагоне? Ты, часом, провалами памяти не страдаешь? Дома приказывай. Тут – свободный университет.

Как то ни печально, титулованному салажонку осталось согласиться и валить по добру поздорову. Разгневанный бык мог нешуточно навалять.

Вчера младший Пелинор выслушал наставления брата насчет подготовки к зачету, покивал, клятвенно заверяя, что так оно и будет, но как только Влад шагнул за порог, выстучал в стенку Эда, и предложил:

– Пошли за ним. «Под вязами» сегодня собираются выпускники и кандидаты. Гулянка будет – ого-го!

– Нас все равно не пустят.

– А мы на дерево заберемся и посмотрим.

– Еще чего не хватало! Не буду я на дереве сидеть, – выпятил губу Эд.

– Ну, как хочешь. Такая вечеринка раз в год бывает. Сиди дома, историю зубри, раз тебе не интересно.

Эд соврал. Ему было еще как любопытно. Но сидеть на дереве и заглядывать в окошко, как там старшекурсники развлекаются, он почитал ниже своего достоинства. Ага. Так и просидишь с ним до третьего курса, с достоинством. Прав бык, тут университет. А титулы дома остались. Еще отец предупреждал: в Сарагоне ты – обычный студент. Учись сам за себя постоять. Или посидеть… на дереве? Очень уж хотелось.

Тык-мык. Иван Пелинор ждал. Душевные муки товарища были на лицо.

– Пошли, – наконец вымучил Эд.

Они дождались густых сумерек и подались в сторону вожделенного кабачка. Когда приятели подошли к каменной коробушке под высокой черепичной крышей, ее, что называется, уже качало. Старые вязы, ровесники университета, обступали домик с трех сторон. Младший указал на толстый сук. Они по очереди вскарабкались по стволу и сели у основания ветви. Отсюда действительно можно было разглядеть, творящееся внутри. А там!..

На столе плясала голая девушка! Совсем голая. Эд как увидел, чуть не рухнул на землю. Да еще Иван толкнул: гляди. Отплясывала, только черепки из под ног летели во все стороны. Голый по пояс Влад Пелинор размахивал в такт своей рубахой. Тут же мелькал давешний бык. И много других. Сигх с физического факультета охапкой держал женскую одежду. Вокруг стола сидели и крутились еще девушки. Окошко загородила узкая девичья, совершенно обнаженная, спина. Потом спину обхватили чьи-то руки и впечатали в оконный переплет. Переплет начал дрыгаться не в такт с музыкой.

– Что это они? – удивился Иван.

– Что, что! Трахаются, – пояснил, умудренный уже кое-каким жизненным опытом, Эд.

– Но там же… это. Там же… смотрят.

– Пошли отсюда, – Эду вдруг стало невмоготу.

– Давай еще посидим, – задышал ему в ухо Иван.

– Я ухожу.

Спустится на землю, мешал товарищ. Уходить он категорически отказался. Эд начал его обползать, потому как прыгать было высоковато – и ногу свернешь, и шуму наделаешь. Там конечно все пьяные, а вдруг кто заметит?

Но случилась досадная неприятность: на землю свалился Пелинор. Хоть и медведь. А собака Эд как раз удержался, чтобы из густой кроны увидеть двух старшекурсников. Вынесла их нелегкая на свежий воздух!

– Смотри! Салажонок! – заорал один.

– Лови! – подхватил другой.

– Убился. С такой высоты лететь!

– Давай посмотрим.

Они подбежали к мальчишке, начали переворачивать, тормошить. Эд затаился. В кратчайший срок надлежало решить: отсидится он на ветке, или придет Пелинору на помощь. Старшие, конечно, Ивана в чувство приведут, а там и набуцкают.

Эд приготовился. Пусть ему наваляют наравне с Иваном, но сидеть и смотреть, как бьют друга, он не станет. Однако, как только парня поставили на ноги, он резко крутнулся, раскидал, зазевавшихся спасителей, и дал стречка. Старшекурсники, естественно, погнались, только вернулись ни с чем. На их крики из кабачка вывалила целая толпа.

Эд быстренько перебрался на самую верхушку дерева. Там его уже точно никто не увидит. Другое дело, что придется сидеть тут незнамо сколько. С тоской вспомнился завтрашний зачет. Даже, погнавшее с ветки, возбуждение отступило. Так и сидел в развилке на вершине, пока не разошлась толпа. Удравшему Ивану и не снилось, чего Эд насмотрелся. Приятель от зависти завтра позеленеет. Другое дело, что отсидел себе ногу и спускался потом очень и очень долго. Домой он вернулся только под утро и упал в кровать как подкошенный.

А теперь надлежало быстренько вспомнить, что такое крестьянские корни. Таль, дружище, ты где? Эд обернулся. Сокол лихорадочно листал под столом учебник.

– Длительное время считалось, – наконец зашептал он на весь класс.

– А Вас, господин Таль, я попрошу удалиться. Зачет вы мне придете сдавать отдельно, – мстительно прошипел старый змей Мараведиш.

Таль захлопнул книгу, состроил печальную мину и пошел из класса.

– И так, о крестьянской культуре Вы понятия не имеете. – Его Ученость еще вытянул и так некороткую шею. Под кожей обозначились тонкие, продолговатые позвонки.

– Я учил, – твердо сказал Эд.

– Вы лжете!

– Учил!

Старый змей из-под низу вывернул глаз на студиозуса.

– Вы еще смеете упорствовать?

– Учил! – у Эда свело челюсти.

– Арп! – позвал преподаватель.

В аудиторию вошел высоченный молодой конь. Про него рассказывали всякие страсти. Он трудился исполнительным надзирателем, попросту сказать – палачом. В его функции входило: пороть нерадивых студентов. Реестр наказаний являлся отдельным документом. Либо сам студент, либо его родители в обязательном порядке ставили под ним свою подпись.

– Пройдите, – зловеще улыбнулся Камибарам Мараведишь. – За нерадивость я наказываю пересдачей, за ложь – поркой.

– Не пойду! – Эд едва выговорил. Челюсти не хотели разжиматься.