Вера Огнева - Дети вечного марта

– Если мне не изменяет память, под договором об обучении стояла подпись вашего родителя. Он согласился с тем, что в нашем университете применяются телесные наказания. Вы осмелитесь оспаривать волю отца?

У Эда одеревенели мышцы. Старый змей подло свернул простой как мычание вопрос на политику. Перед отъездом из дома отец очень доходчиво объяснил строптивому отпрыску, что с ним сделает, в случае если тот поведет себя некорректно. Деваться, таким образом, оказалось некуда. Эд сдвинулся с места и, ничего перед собой не видя, шагнул вслед за палачом.

Под наказания в корпусе естественного факультета отвели целый флигель. Ближе было идти через двор, но конь повел Эдварда коридорами. По дороге чуть отпустило. Пройди они снаружи, весь университет бы уже знал, о постигшем Эда позоре. А так, свидетелями стали только голые стены.

Перед глазами мерно двигалась широченная спина надзирателя, до середины прикрытая спутанными пепельными волосами. Он был на голову выше Эда. И, разумеется, лучше бегал. Не удерешь. Или удерешь? Тот, как подслушал, обернулся и проницательно глянул в глаза молодого собаки.

– Нам сюда.

Надзиратель отворил своим ключом дверь в короткий коридорчик в конце, которого оказалась еще одна дверь. А за ней – только лавка и кадка в углу, из которой торчали розги.

– Ложитесь, – указал конь на лавку.

– Я тебе заплачу, – выговорил сквозь зубы Эд. – Я не позволю тебе до себя дотронуться. Договоримся?

– Я беглый каторжник, – спокойно отозвался конь. – Университет принял меня и не выдал властям. Я не возьму денег, отпущу тебя без наказания и никому ничего не скажу. Ты хочешь иметь общую тайну с беглым каторжником?

Между ними потянулись секунды. Эд посмотрел в светлые спокойные глаза Арпа и…

– Снимать штаны или рубашку?

– Рубашку.

Эдвард Дайрен стянул через голову сорочку тончайшего сервезского полотна и улегся на лавку. Арп вынул из кадки розгу, согнул, посвистел ею в воздухе и молча приступил. Между прочим, папенькин конюший бил гораздо больнее. Конь не оттягивал, и десять ударов, таким образом, получились вполне терпимыми. А ведь про него рассказывали, что лупит со всего маху, не зная пощады. Енот Гаврюшка три дня сесть не мог. Одеваясь, Эд покосился на мучителя. Ни торжества, ни даже тени удовольствия. Лицо каменное.

– Что же не по заднице? – спросил Дайрен.

– Не хотел унижать достойного, – отозвался Арп.

Эд коротко кивнул и вышел.

Вот тебе и вольный университет, вот тебе и свободные студенты. Дома в замке он был в сто раз свободнее. Там что ни натвори, наружу выплывет только малая часть.

Никто не хотел связываться с младшим отпрыском. Пожалуешься, отец его накажет. Только как бы то наказание жалобщику потом не вышло боком. За Эдом водились не самые безобидны шалости.

Однажды старший повар чуть не поплатился головой за свой язык. Эд стащил на кухне пирог. Повар кинулся к отцу. Папенька пребывал не в лучшем настроении и отпрыска, как не раз уже бывало, отправил на конюшню. Для исполнения родительской воли, там имелась отдельная колода и отдельный экзекутор – круглый глухонемой сирота, немеряной силы бык. Младшего он не боялся, потому как, мог убить простым шелбаном; к тому же, дому был предан до умопомрачения. Так вот, повар. На донос отец отреагировал дежурной фразой: не доходит через уши – это про увещевания, которыми потчевала Эда мать – дойдет через задницу. На тощих ягодицах отпрыска к тому времени уже мозоль розгами натерли. Но за очередную порку он решил отомстить. Отлежавшись, положенное время, Эд дождался приезда каких-то гостей, пробрался на поварню и насыпал соли, буквально во все кастрюли.

Ужин, разумеется, состоялся, только очень поздно. Но вместо того чтобы наказать сына, на это раз отец выгнал повара. Дайрен стал свидетелем того, как многочисленная семья старого слуги с ревом собирает манатки, как пакуются баулы и мешки, а потом старик целует на прощание отцу руку.

Приказ господина – священный закон. Даже если ты ни в чем не виноват. Повар стоял перед отцом на коленях и говорил, как ему было приятно служить, говорил, что век не забудет такого прекрасного хозяина, а отец поверх его головы печально смотрел на сына. За спиной Эда возвышался бык-конюший. На сегодня в его обязанности входило, проследить, чтобы младший отпрыск не сбежал до самого отъезда поварской семьи.

Тогда впервые в жизни Эда скрутил жуткий стыд.

Семья повара уехала. Больше таких выходок младший наследник себе не позволял, но за ним уже закрепилась слава пакостника. Отец с ним долго тогда не разговаривал. Только перед отъездом в Сарагон он напомнил сыну ту историю и рекомендовал, сначала думать, а потом действовать, что бы ни нашептывали тебе, оскорбленное самолюбие и неуемная дурная голова.

А Гаврюшка енот, между прочим, был первый доносчик и ябеда.

* * *

Эд давно их услышал. К посту шли люди. Гвардеец внизу намного позже подхватился встречать командира с остальными воинами. Но много они не разговаривали. Лейтенант приказал готовить обед и проверить оружие; отправил двоих патрулировать дорогу. Тем вся информация и исчерпалась. Досадно. Хоть бы слово лишнее кто обронил.

Эд попытался определить, чем они вооружены. Не хило, однако. Характерный скрип арбалетной пружины ни с чем не спутаешь, и свист, заряжаемого скорострела – тоже. Дайрен приготовился ждать ночи, – авось еще разговорятся; сел поудобнее, если что – подремлет.

Не пришлось. Обед закончился быстро. Лейтенант, дабы воины не расхолаживались, выгнал их на лужок, размяться. Там застучали палки, парни занялись фехтованием. Но как оказалось – не все. Командир и один из воинов остались под скалой. Собака навострил уши.

– О чем говорили во время обхода территории? – спросил лейтенант у невидимого собеседника.

– Каша, носки, ружейная смазка. Марголет какой-то…

– Марголет – проститутка. Что еще?

– О том, когда подойдут регулярные войска.

– Какие слухи?

– Никто ничего толком не знает.

– Отлично.

– Почему? – вяло поинтересовался собеседник.

– У арлекинов кругом свои глаза и уши. Мне сообщили: две группы удалось задержать и уничтожить. С третьей, которая шла через Сквозняк – не ясно. Туда чистюков пустили. А с ними заранее ничего не угадаешь. Если и до них дошли слухи, о приближающихся войсках, сами могли слинять, не выполнив, задания.

– А зачем мы вообще их ловим?

– Кого?

– Арлекинов.

– Слушай, я тебя предупреждал, чтобы ты лишнего не спрашивал?

– Ну.

– Надеюсь, ты язык не распускал?

– Нет.

– Смотри. Погоришь. Если на тебя падет хоть тень подозрения, я от тебя откажусь. И – предупреждаю – первый побегу доносить. У нас теперь только так. Иначе – Клир.