Оксана Демченко - Воин огня

– Мы не умеем строить корабли, – признал со вздохом Даргуш. – Я сказал Альдо и Сагийяри сгоряча…

– Многое важное говорится сгоряча, – не стал спорить Магур. – Нам, кажется, не оставили выбора. Они тоже знают, что мы не умеем строить, что мы дикие и что нас мало. Только люди моря не предполагали, что у нас есть взрослая мавиви, оберегаемая двумя ранвами. Что осознал себя сполна Джанори, для способностей которого пока нет даже верного названия ни в одном известном нам наречии и языке. Наконец, у нас есть старый Альдо, чей отец был корабельным мастером. Бледные так и не поняли главного: нас надо просто оставить в покое. Значит, мы объясним им истину еще раз. Убедительно.

Вождь попробовал улыбнуться, глядя в действительно спокойные и темные глаза названого отца, утратившие отблеск внутреннего огня. Подумал, что сегодня уже не добавит к сделанному ничего толкового. Бранд-пажи сидят в комнате Ичивари и с прежним упорством перебирают листки подсохшей бумаги, разыскивая все записи с упоминанием слов, перечисленных в специальном списке. Мавиви спит, Джанори то ли спит, то ли бредит. Охотники проверяют след, наверняка уводящий в море… Альдо просматривает старые книги, Банвас уже набрал людей и конопатит пожарную бочку, радуясь полезному занятию и заодно удобному поводу звучно выместить накопившееся раздражение. Все при деле. И ему, Даргушу, пора заняться своей семьей, оставив ненадолго большие беды. Вождь обнял жену и унес во внутренние комнаты, успокаивать, уговаривать и выслушивать…

Утром в доме вождя первым проснулся Гимба: задолго до рассвета могучий воин хакка завозился на полу в комнате больного, порыкивая и сердито растирая затылок. Головную боль, сдавившую виски крепчайшим стальным обручем, великан счел поводом для посещения кладовой и кухни. В круглой голове магиора даже не возникла идея отлежаться или громко пожаловаться задремавшей травнице, чтобы, разбудив ее, сразу попросить о лечении…

Жена вождя спустилась из спальни отдохнувшая и даже чуть успокоившаяся: она сумела убедить себя, что Чар жив. Хозяйку дома, недоумевающую от странности происходящего, усадили за стол и обеспечили тарелкой с завтракам. Хлопотал и уговаривал не терять веру в хорошее сам Джанори. Он проснулся очень рано и, судя по его виду, пребывал в полном здравии. Угощал всех и расставлял посуду Банвас, доставивший гратио в дом вождя и теперь усердно помогающий Гимбе. Огромный хакка со всем своим несокрушимым миролюбием распоряжался на захваченной без боя кухне и не желал покидать ее.

– Забористая штука – лечение, – рокотал Гимба, нарезая мясо толстыми ломтями. – Племя чапиччави, они на самом юге живут, вы их, пожалуй, и не знаете толком… Так эти чаппичави привозят на торг лучший перец. Но даже объевшись его давно, в детстве, я так не полыхал. Всю ночь я, обливаясь потом, во сне затаптывал пожар в степи. Проснулся утомленный и голодный, совсем голодный. Я сказал себе: «Гимба, ты едва жив, срочно проверь, есть ли у махигов хоть один мешок батара. А лучше – ищи сразу мясо. Сочный большой кусок. Вот такой хотя бы…» Хозяйка, один взгляд на запасы вашей кладовой исцелил мою больную голову! В специях, подкопченное, целебнейший запах. И вид, и конечно же вкус!

Хакка закончил резать кухонным ножом свежесваренное мясо, обхватил бедренную кость и без усилия переместил четверть копченой туши оленя на главный стол. Лязгнул боевым ножом, вынимая его из ножен при поясе. Приступил к нарезке этой добычи, продолжая шумно хвалить кухню, кладовую, дом в целом и его хозяйку в особенности. Слушателей набиралось все больше: пришел и сел к столу вождь, затем появился Магур, чуть позже с сомнением заглянул Сагийари – единственный махиг, именуемый в университете профессором. Банвас поставил на огонь новый большой котел, уже для приготовления травяного отвара.

Жена вождя украдкой вздохнула, согнала из уголка глаза слезинку и нагнулась над тарелкой ниже, надеясь, что никто не заметит.

– Да жив он, – возмущенно рявкнул Гимба. – Гадость этот степной пожар, приснится ведь такое! Но, кроме огня, я видел друга Чара. Он был сыт, он ел мясо и хлеб, я даже разозлился: он сыт, а я изнемогаю! И от злости я проснулся.

– Что ты видел, а что придумал, разбирать не стану, – вздохнул гратио. – Но Чар действительно жив, я не ощущаю в лесу присутствия смерти. Увы, Чара я тоже не слышу. Я проснулся, и голова моя болела так, – чуть улыбнулся Джанори, – словно и я гасил степь и надышался дымом. С тех пор стало чуть легче, но зудение не прекращается. Зачем мне знать так много? Там, в Черном Ельнике, бледные радуются обретению права быть людьми леса. А там, – гратио неопределенно махнул на запад, – охотники дошли до берега и полны отчаяния, значит, корабль уже ушел, скрылся вдали. По тракту на север идут воины и ведут пленных, я вижу злость всех оттенков и знаю, что скована она прочно и кровью не обернется… Всюду люди, и я оказываюсь втянут в переживания каждого, как в водоворот, стоит уделить ростку его мыслей хоть малое внимание. Гимба, как полагаешь, это лечится приемом перца?

– После перца уже не уделишь внимания никому, – обнадежил хакка. – Разве что у едока имеется сметана… холодная, много. Еще помогает лук. – Гимба нахмурился и обернулся к вождю, двигая блюдо с нарезанным мясом в его сторону. – Шеула скоро очнется, я чувствую. Все мы отдохнули и все готовы к делу. С чего начнем? Пора уже делать дело. Потому что Чар жив и здоров, я верю и даже, пожалуй, знаю… Но время не на нашей стороне.

– Закончив учитывать оружие и распределив людей, я отправился к Альдо, – вмешался в разговор Сагийари, двигая к себе тарелку и заинтересованно наблюдая за Банвасом, притащившим и нарезающим новый окорок. – Мы обдумали все, что нам известно о кораблях. Повторить внешний вид известных нам кораблей, выстроенных на верфях иного берега, будет трудно. И бесполезно: мы не понимаем, что в форме важно и что случайно. Но, как полагаю, есть более простые возможности. Если бы удалось быстро выбрать древесину из сердцевины…

– Выжечь могу с любой точностью и очень быстро, если мавиви допустит вмешательство ариха, – кивнул Магур.

Смуглый профессор замер, медленно обернулся к старому вождю и уточнил, все ли он разобрал верно. Вождь Даргуш в наступившей тишине дожевал мясо, вздохнул и кивнул:

– Нет ни смысла, ни возможности далее таить известное мне еще со вчерашнего дня. Шеула, прибывшая в столицу вместе с моим отцом, действительно мавиви и родная внучка иной, чтимой племенем предгорий мавиви Шеулы, которую мы полагали погибшей в первую войну. – Пока те, кто не знал новость, осознавали ее, Даргуш добавил: – Ночью мне не спалось, я думал, как нам следует именовать Джанори. И пришел к решению, подтвержденному его словами за этим столом. Мавиви – те, кто слышит зеленый мир и хранит его висари. Маави – тот, кто слышит мир людей и пробует привести смятение наших душ к некоему висари… Джанори, ты ведь слышишь души. И ты умеешь их исцелять. Даже те, которым сама Плачущая отказала в надежде.