Константин Калбазов - Страж

Трактир не представлял собой ничего особенного, типичное заведение. Большой обеденный зал с десятком столов, стойка, за которой обычно располагается сам трактирщик, слева – дверь на кухню, откуда уже доносятся щекочущие нос запахи: скоро обед, нужно быть готовыми встретить посетителей. Справа – большой камин. При случае в нем можно зажарить целого барашка, для этого там и вертел имеется. Три небольших окна выходят на улицу. В углу – лестница на второй этаж, где расположены две гостевые комнаты и помещения хозяина и его домочадцев.

Все чисто и пригоже. Сразу и не скажешь, что основная публика тут – чернь. Бывало, конечно, что и знатные заглядывали, если оказывались в ремесленном квартале по делам и желали подкрепиться. Но некоторые приезжали сюда специально и останавливались на несколько дней.

– Адам!

– Ну что кричишь? Сейчас подойду.

– Ты давай иди. Не за кружкой пива пожаловал.

– Ага, понятно. Стало быть, с жалобой разобраться. – Утирая руки и ухмыляясь, трактирщик все же подошел к капралу.

– Ну да. Вот этот господин говорит, что твой вышибала его ударил ни за что ни про что.

– Вот прямо так и сказал?

– Ты не ухмыляйся. Дело-то серьезное.

– Это с какой стороны поглядеть. Если с моей – так выеденного яйца не стоит. Хотя нет, стоит. Вернее, не стоит ему тут показываться, – сияя, как новенький золотой, выдал трактирщик.

– Адам!

– Все, все, больше не буду. Уважаемый, а что же вы не всю правду рассказали? Отчего не помянули, что ударили старуху?

– Да не бил я ее! Пнул просто нищенку, чтобы на дороге не стояла.

– Какую нищенку? – тут же встрепенулся капрал.

– А это он, Грэм, матушку Аглаю так называет.

– Он ударил матушку Аглаю? – Взгляд капрала посуровел.

Остальные стражники тоже строго посмотрели на купца, и выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.

«Да что тут вообще происходит, в столице этого графства?!» – мелькнула мысль у купца. То ли дело Несвиж. Он никогда не торговал в Хемроде, бывал тут только проездом. И сюда его нога не ступила бы, но тут неподалеку проживал знатный сапожник, у которого он хотел заказать сапоги. Вот и забрел.

– Значит, ударил.

– Не ударил, а только пнул нищенку.

– Ты, купец, рот-то прикрой, – резко оборвал капрал. И вот ведь. Вроде и голос не повысил, а сразу же захотелось заткнуться и помалкивать в тряпочку. – Не местный ты и дел здесь, думаю, не имеешь. А потому я тебе объясню разочек, а дальше сам думай. В этом квартале, – Грэм обвел рукой помещение, словно обозначая, о каком именно месте идет речь, – все, кому под тридцать или около того, прошли через руки этой благословенной женщины. Она подтирала задницы и носы всем окрестным ребятишкам. Даже мои орлы прошли через ее руки. – Капрал кивнул на сопровождавших его стражников. – Удивительно, как тебя тут насмерть не забили. – Теперь уже взгляд на трактирщика.

– Матушка Аглая всех урезонила, отправила делами заниматься, – развел тот руками.

– Ага. Она может. Так что, уважаемый, шел бы ты своей дорогой и позабыл о том, что тут приключилось.

– На вас королевская власть в графстве не заканчивается, – снова начал заводиться купец, как только до него дошло, что справедливости ему тут не добиться.

– Ну да, ну да. Ты, конечно, можешь обратиться к королевскому судье или даже к наместнику, если тот соизволит тебя принять. Только я тебя, дурака, по доброте душевной отпускаю, а они, пожалуй, найдут для тебя какой-нибудь указ. Непонятно? Ладно. Ты, дубина, хотя бы понимаешь, что едва не поднял волнение? Все люди окрест чуть ли не молятся на эту женщину, а ты ее грязным сапогом. Кстати, сын наместника жив лишь благодаря стараниям матушки Аглаи.

В этот момент в трактир зашел старичок лет под семьдесят и проследовал прямиком к стойке. Трактирщика он увидел сразу, да только рассмотрел и капрала Грэма. Стало быть, занят хозяин. Но он ему и без надобности. Едва завидев посетителя, к стойке подскочила служанка. Получив мелкую серебряную монетку, она наполнила кружку пивом. Странно, с чего это старый сапожник в столь неурочный час решил выпить? Он и без того балуется редко, а чтобы вот так, среди бела дня, когда еще и время обеда не пришло…

Покончив с пивом, старик двинулся было к выходу, но, рассмотрев купца, которого до этого прикрывал один из стражников, решительно направился в его сторону. Приблизившись, он бросил на стол мешочек, который приглушенно звякнул.

– Твои пятьдесят серебреных, один к одному. И ноги твоей чтобы у меня не было.

Развернулся и размашистым шагом, как человек, чем-то сильно разозленный, покинул трактир. Похоже, прознав о происшествии, старик быстро сложил два и два и тут же принялся разыскивать купца, сделавшего у него заказ, чтобы отдать деньги.

Купчина ошарашенно посмотрел по сторонам, словно спрашивая, как это все понимать. А что тут неясного? Прежде чем пнуть незнакомого человека, который тебе ничего не сделал, подумай, стоит ли оно того. Не выйдет ли тебе это боком.

Стражники и трактирщик злорадно ухмылялись.

– Ох, купец, и как только ты состояние-то себе нажил, – покачал головой капрал. – Сдается мне, с местными торговцами у тебя дела не сладятся, и у ремесленников наших ничегошеньки не купишь. Так что возвращайся к себе в столицу или следуй куда следовал. До вечера, Адам.

– В ночь сегодня? – искренне удивился трактирщик.

– Жан приболел, придется подменить.

– Ну тогда до вечера.

Купец, про которого все словно позабыли, посидел еще с минуту, потом встал, нахлобучил на голову берет и с недовольным видом вышел на улицу.

Вскоре Адаму уже было не до купца с его непонятными требованиями. Пусть радуется, что все так удачно для него обернулось. Грэм, в сущности, прав. Побили бы купчину как пить дать. Может, насмерть и не забили бы, но без увечий не обошлось бы. А тогда жди беды. Такое началось бы… Впрочем, некогда об том думать – вон работники толпой повалили. Пообедают быстренько – и опять на работу. Те, кто поприжимистей, носят снедь с собой, но хорошие работники предпочитают расстаться с мелкой монетой, нежели перебиваться всухомятку куском хлеба да сыра. Тот, кто работает от души, предпочитает и хорошо питаться. К тому же вскладчину куда выгоднее получается.

Наконец поток схлынул, и трактир снова погрузился в полудрему. Редко кто заглянет опрокинуть кружечку пива. В других трактирах есть свои завсегдатаи, забулдыги распоследние, которые ради выпивки готовы последнюю рубаху с себя снять, но здесь такого не водилось. Ныне покойный отец Адама, прежний хозяин трактира, после переезда сюда начал было их привечать, наливать в долг, как раньше на прежнем месте, да только матушка Аглая (тогда еще совсем молоденькая, да и матушкой ее никто не величал) воспротивилась этому. Стала сама не своя: и без того вечно хмурая, а тут еще трактира начала сторониться. Уйдет на улицу без кусочка хлеба и весь день ходит с ребятишками. Те вокруг нее вились. И ночевать не идет, а ведь у самой грудничковый младенец на руках. Всякий раз, когда она пропадала, отец Адама на дыбки взвивался, лично по улицам бегал, разыскивал ее и с трудом упрашивал пойти домой. Но та упиралась до последнего, требуя выпроводить всех пьяниц. Трех раз оказалось достаточно, чтобы путь сюда забулдыгам был заказан навеки.