Ирина Шевченко - И придет волчица…

– Борщ. Это называется борщ.

– Да, наверное. И мне нужно успеть его сварить, пока моя чародейка не вернулась. Иначе она опять не пообедает.

– Да-да, конечно. Я подожду ее тут, а ты… вы идите, тэсс. Гелана, да?

– Да, – обрадовалась она тому, что он вспомнил имя. – Гелана. Правда, красиво?

– Очень.

– Я пойду, а вы сидите тут. Можете съесть яблоко или печенье. Только не ходите в комнату чародейки, хорошо? Это наверху, вторая дверь от лестницы…

Если бы она не сказала, он наверняка просидел бы все это время в гостиной и даже не подумал бродить по дому. Но она сказала. Он сделал все, что она сказала: съел яблоко, потом – печенье. А затем поднялся на второй этаж.

Дверь была не заперта. Иоллар входил в эту комнату как в святилище: тут она спит, в этом шкафу висят ее платья, а перед этим зеркалом она причесывает волосы… И зачем она только их обрезала? Письменный стол… В спальне, странно. И книжные полки. Значит, она и работает здесь. А вот… Он решил, что ему показалось, но это действительно была прялка. Зачем ей прялка? И только потом понял: это же та самая! А на полке – лютня. К стене над столом пришпилен рисунок: старый замок на скале. Он не помнил, что это за замок, но помнил, как рисовал его, сидя на тесной кухоньке в доме у залива.

А когда увидел на крышке бюро голубую чашку, всю в трещинках и капельках клея, в глазах защипало. Сморгнул, зажмурился, но не удержался, чтобы не подойти. Аккуратно взял чашку, бережно провел пальцем по трещинкам…

– Нет! Поставьте!

Он вздрогнул, а проклятая чашка выскользнула из рук и со звоном упала на пол.

– Вы… О нет! Как? Что вы тут?..

Она подошла, но не к нему (его она отодвинула с дороги), и, придерживая живот, опустилась на колени перед кучкой осколков:

– Ну зачем? Зачем вы…

Он слышал слезы в ее голосе, видел, как вздрагивают плечи… Все представлялось совсем не так, он готовил абсолютно другие слова для нее, но, когда тихий плач должен был вот-вот перейти в безутешные рыдания, присел позади нее на корточки и обнял, прижимая к своей груди.

– Не плачь, не надо. Это всего лишь чашка. Но если захочешь, я склею ее для тебя… снова…

И она перестала плакать. А на миг ему показалось, что и дышать тоже. Хотелось превратиться в сумрак, но он сдержался и даже отогнал туман со своего лица, чтобы она узнала его, когда обернется.

Только прежде она сжала его ладонь крепко-крепко и прошептала еле слышно:

– Только не исчезни, пожалуйста.

А уже потом обернулась, не отпуская его руки. И смотрела на него… Просто смотрела.

Нужно было что-то сказать, и он боялся, что ляпнет какую-то глупость и все испортит…

– Не исчезну. Но только, если я тебе нужен… хоть немного… А ты мне всегда нужна, Дьери, и мне… Мне плевать, чей это ребенок.

Конечно же он, как и опасался, сказал глупость. Но осознал это, только когда она удивленно тряхнула головой и поглядела на него так, что он понял все без слов, не удержался и шлепнулся на зад, абсолютно по-дурацки.

Так и сидели: на полу, рядом с осколками голубой чашки. Держались за руки и молчали. Потому что главное уже сказано, а для остального – вся жизнь впереди…

Галла

Я закрыла глаза и медленно досчитала до пяти.

– И не надейся, я никуда не денусь.

– Я не надеюсь, я боюсь.

– Не бойся. Посмотри на меня.

Глаза могут обмануть, сердце – никогда.

– Я знала, что это ты. И думала, что сошла с ума.

– А я чуть не сошел с ума, когда решил, что ты…

Миллион вопросов, столько же ответов. Нам жизни не хватит, чтобы наговориться. Особенно если за каждой фразой будет следовать поцелуй или захочется умолкнуть, прижавшись к его груди, и слушать, как бьется сердце. Бьется!

– Если бы Ромар сказал мне…

– Нет, он все правильно сделал. Вдруг ничего не вышло бы.

Отвел глаза – значит, было что-то еще, что-то плохое, о чем он не хочет говорить. Но ведь все уже позади?

– А эльфа пришлось брать первого попавшегося, – улыбнулся. – Не угадали немножко. Так что даже не знаю, кто я теперь… Но в любом случае не исчезаю, если закрывать глаза. Не делай так.

– Не буду, – и тут же зажмурилась, чувствуя, что иначе расплачусь.

– Дьери.

Как во сне. Но я не стану щипать себя, чтобы проснуться.

Мы лежали на кровати, куда он перенес меня, бережно, как ребенка, подняв с пола, и пальцы, теплые и такие родные, только теперь уже без единого шрамика, гладили мои волосы и стирали время от времени слезинки со щек.

– Люблю тебя.

А я уже не верила, что услышу когда-нибудь эти слова и смогу сказать в ответ:

– И я тебя.

Столько времени потеряно, столько уже случилось без него. И нужно ничего не забыть, не упустить, чтобы не осталось недомолвок и тайн. Хватит!

– Смотри, что у меня есть, – оторвалась на мгновение, только чтоб потянуться к столику у кровати. – Вот.

– Откуда? – удивилось мое солнце.

– Сэл ограбил Фианский национальный музей спорта, – сказала я и стала ждать реакции.

– А, Сэл. Он же теперь идущий. Я знаю, Ром сказал. Забавно, да?

– Да. Но это не все. – Я потянулась за следующей фотографией. – Это мои родители.

Теперь никаких тайн.

– Хранитель Кир. Значит, я не ошибся.

– Ты догадался?

– Не так давно. Когда Тин-Тивилир назвал тебя таной. Поэтому и май, да?

– Да. Но если честно, я сама не уверена. Это у драконов – год, а я…

– А ты – мое чудо. – Теплые губы коснулись прикрытых век. – Скажи, ты знала тогда?

Этого я боялась больше всего: что он вспомнит тот день, мои слова, мою глупость, стоившую ему стольких мучений.

– О Дэви? Нет. Потом, когда… когда ты…

– Тшш, – Ил мягко накрыл ладонью мой рот, – не нужно. Все в прошлом, родная. Посмотри на меня – я здесь и больше никогда тебя не оставлю. Вас не оставлю.

Мне еще о многом нужно было ему рассказать, объяснить, попросить прощения. Но я знала, что это подождет, потому что он все поймет и обязательно простит.

– Выйдешь за меня? Я знаю, что это условности, но…

Не в силах ответить, я потянулась к застегнутому под горло вороту и вытащила из-под платья серебряное ожерелье с драконом.

Иногда можно обойтись без слов. Можно лежать, обнявшись, смотреть друг на друга и молчать. Можно ловить его улыбку всякий раз, когда Дэви радостно толкает его в поглаживающую мой живот ладонь, и перебирать пальцами непривычно длинные волосы.

– Дьери, а ты… Это как-нибудь проявляется? Твоя драконность?

– Ага. В полночь я превращаюсь в огромного крылатого ящера. Прокатить?

– Я серьезно. – А в глазах пляшут задорные огоньки. – Небось не отказался бы покататься.

– Серьезно – почти никак. Могу клыки себе отрастить. И когти, как у Лайса… Лайс! Они же должны приехать вечером!

За окнами стемнело, пришлось зажечь свечи, но сколько прошло времени, я не знала.