Юрий Погуляй - Компас черного капитана

Когда я добрался до тропы, прошло, как мне кажется, не более часа. По разгоряченной спине то и дело скатывались капли пота, которые быстро остывали, и от этого мне становилось еще холоднее, чем было. Я шел, быстро-быстро переставляя ноги и проклиная холод. Легкие болели от усталости, голова кружилась от мороза, но я ни разу не остановился.

За моей спиной сверкал огнями цирковой ледоход, возвышаясь над снежными куполами деревни. Там до сих пор царили веселье и праздник.

А в доме моего отца…

Я не хотел представлять себе то, что увидели там наемники и Эльнар…

Как же холодно! Почему я не надел теплой парки, под которой даже в такие морозы комфортно? На кого я хотел произвести впечатление, натянув этот нелепый тулуп?!

Слева и справа надо мной высились стенки древних торосов – я добрался до узкого перехода между землями деревни и владениями шамана. В этом месте всецело ощущались мощь и непоколебимость вечной мерзлоты. Четырехъярдовые вздыбившиеся льдины безмолвно нависали над головой, и рядом с ними я сам себе казался ничего не значащей букашкой, которую можно растереть одним шлепком холодной, смертельно твердой ледяной лапы.

Я неосознанно увеличил шаг, забыв про боль в ноге и стараясь побыстрее миновать зловещий коридор. Именно в этот момент позади меня послышалось тихое звяканье.

Сердце подпрыгнуло в груди, попыталось пролезть в горло, царапая грудь, а во рту моментально пересохло. Стараясь не шуметь, я в несколько больших шагов оказался за пределами прохода и нырнул в сторону от тропы, прижавшись спиной к гряде. До ледохода Сканди оставалось ярдов двести – триста… А за спиной…

Мои чувства обострились. Не знаю, что было тому виной – столкновение с гончей, а может быть, душный страх охотников и наемников у места, где убили Одноглазого. Но сейчас я отчетливо чувствовал злость. Злость и обиду человека (а человека ли?), идущего по моим пятам. Темное облако недобрых эмоций окутывало моего преследователя, и ничего хорошего случайному встречному (то есть мне) не сулило. Присев, я зашарил по льду руками, надеясь, что судьба подарит мне хоть что-нибудь, чем можно попытаться защитить себя.

Вскоре стали слышны торопливые, чуть резкие шаги человека; ритмично, почти зло хрустела снежная крупа под его ногами. Я шмыгнул носом, чувствуя, как замерзли в нем волосы.

Ледовая гончая? Быть того не может. Но все наши сейчас либо на цирковом представлении, либо у дома Одноглазого. Да и чувства не те, не те эмоции. Но кто? Человек был серьезно обижен, будто рухнула его мечта по вине того, кого он сейчас попросту ненавидел.

Пальцы наткнулись на обломок льда, и, сжав его в перчатке, я выпрямился. Незнакомец вот-вот должен был выйти из коридора на открытое пространство, и тогда можно будет либо лезть в драку, либо прятаться, либо успокоиться.

Мороз еще сильнее охватил меня ледяными объятиями, остужая горячий пот под тулупом.

Человек приближался. Я услышал, как он недовольно бормочет себе под нос. И я узнал его голос! От сердца тут же отлегло, и на миг мне захотелось отомстить проклятому Эрни, а это был именно он, и напугать его, выскочив из укрытия с диким криком. Но потом я представил, что бы со мною случилось, разыграй он меня так, и потому просто окликнул товарища:

– Эрни? Что ты тут делаешь?

Он вздрогнул от неожиданности, обернулся на меня. В ночной темноте я едва видел его силуэт на фоне снежной равнины. В руках у него был бидон.

– Эд? – изумился он. – А ТЫ тут что делаешь? Почему ты не на празднике? Тебя тоже Боб послал?

Я понял, на кого злился Эрни. И я не хотел говорить, зачем иду к шаману.

– Там цирк. Там представление. А он послал меня к Сканди, представляешь? – пожаловался парень, не дожидаясь от меня ответа. – Покушать передать, представляешь?! Неужели нельзя было это сделать завтра, а?

Я замахал руками, согреваясь.

– Ненавижу его, – поделился Эрни.

Мы зашагали по тропе – я впереди, хромая, а он чуть позади.

– Вдруг они завтра уедут, Эд? – хныкал за моей спиной посыльный. – Вдруг уедут, и в то время как шло их единственное представление – я ходил к дурацкому шаману с дурацкой едой! Ненавижу Боба… Вот зачем я в таверну заглянул? Надо было сразу на ярмарку идти!

Слушая, как сокрушается мой товарищ, я хромал по ледяной дорожке. Храм-ледоход шамана, с горящими вдоль палубы фонарями, был все ближе. Прерывисто втянув воздух, я поймал себя на том, что все мои мышцы напряжены от холода.

– Там настоящий волшебник приехал! – бубнил Эрни. – Самый настоящий, Эд! А пока я схожу да пока вернусь, там все закончится!

– Так давай мне бидон – и беги в деревню, – предложил я, сетуя, что не догадался сделать это раньше. Все лучше, чем слушать его нытье.

– Ой, правда?! – обрадовался он. – Слушай, спасибо, Эд! Огромное тебе спасибо!

Я обернулся и протянул свободную руку за бидоном. Посылку Пухлый Боб снарядил тяжелую. Скорее всего, мяса покидал в честь праздника.

– Не забуду этого, Эд! Клянусь!

Я улыбнулся ему, зная, что он не увидит моего лица в кромешной тьме. Эрни побежал назад и напоследок еще раз крикнул:

– Спасибо, Эд!

Нашел за что благодарить. До ледохода было рукой подать, и вряд ли он выиграет больше десяти минут. В душу опять вполз уловленный там, у дома Одноглазого, страх. Вспомнился «мертвый» бородач и ледовая гончая. Сейчас это казалось событием из другого мира…

До ледохода шамана оставалось шагов двадцать, может быть тридцать, когда тропа под ногами дрогнула. В уши ударил страшный грохот, словно с небес свалилась сразу сотня огромных ледоходов и взорвалась, разбрасывая по сторонам осколки. Я в испуге бросил бидон и заткнул уши, кривясь от рвущего слух грохота. Однако чудовищный рокот, хаотический звук крушащихся льдин все равно продирал меня насквозь. От натянутого треска вековых плит дрожали зубы, и казалось, что-то лопается в животе.

Храм подпрыгнул, и я с ужасом почувствовал, как поднимаюсь вверх. Как вздымается к небу лед и тащит за собой меня и корабль Сканди. Покачнувшись, я упал на колени, вцепился пальцами в пористый лед, сдирая кожу с левой руки. Меня развернуло лицом к деревне.

Россыпь домов впереди меня вспучилась, поднявшись. Словно огромный чирей, покрытый гремящими и лязгающими платформами, вздулся на поверхности и норовил вот-вот лопнуть.

Небо позеленело, и от пляски ядовитых огней зарябило в глазах, а в мертвенном свете, непонятно откуда опустившемся на землю, – Кассин-Онг все вспучивался и вспучивался. Визжали рвущиеся тросы и лестницы, а сквозь жуткий грохот льда слышался звук бьющегося стекла и крики.

Не в силах отвести взгляда от гибели моей деревни, я так и стоял на четвереньках, разинув рот, не чувствуя пожирающего мою руку холода и не веря в происходящее. Вспыхнула миллионами осколков теплица, обрушилась крыша трактира Пухлого Боба, провалившись внутрь. Медленно свалился с платформы дом старосты.