Антон Орлов - Западня для ведьмы

Сабил, из почтительности к старшим взявший на себя обязанности слуги, хлопотал над снедью. Онсур тоскливо смотрел вдаль. Телбеш-нуба тоже оглядывал свои родные горы, местами покрытые зеленью – словно дорогие ковры малахитовых оттенков небрежно расстелили в рыжевато-бурой дорожной пыли.

– Если пойдем вон той тропой – как раз мимо Киншата, – заговорил он степенно, обращаясь к нанимателю. – Я сам уж четвертый месяц там не был. Те, кто безвылазно сидит в деревне, влачат свое существование хуже городских нищих, я уже говорил вам – земля там скудна для огородов, да и пастбища нехороши. Зато в деревне есть купальня, если пожелаете помыться. За деньги, но не дороже, чем у других. Оттуда и до Золотой Прорвы недалеко, через перевал.

– Отчего ж не завернуть туда, – решил Суно.

Если не считать тех часов, когда Зинту навещали здешние хозяева, ее постоянно окружала глухая тишина. Словно тебя поселили в норе, сооруженной из старой пыльной перины. «Зова боли» она тоже ни разу не слышала, хотя в таком окаянном месте, как инквизиторский застенок, всяко должен быть… Не иначе, они умудрились заэкранировать эту затхлую комнату от мыслевестей любой разновидности. Интересно, ее молитвы доходят отсюда до Тавше?

Тишина была бы совсем невыносимой, если б из-под пола не доносились звуки мышиной возни. С каждым днем они становились все ближе и громче. Зинта мышей не боялась, чего страшного в этих хвостатых серых комочках, и прислушивалась почти с благодарностью: без них у нее бы здесь давно уже начал заходить ум за разум.

Порой казалось, что они там не только шуршат, но еще и переговариваются. Хлопотливая старая мышь скрипучей скороговоркой подгоняет остальных: «А ну, копайте, живее шевелитесь, не то господин рассердится, никому не отлынивать!» – остальные пыхтят и оправдываются: «Да мы, тетушка, и так изо всех сил стараемся!»

Опомнившись, лекарка помотала головой, но голоса не исчезли. Ага, как же – ум за разум не заходит… Уже зашел.

Мыши и крысы по-людски не разговаривают. Отсюда следует, что она спятила. И надо же было стрястись такой беде… Пока Зинта по этому поводу сидела пригорюнившись, болтливые мыши докопались до самого пола и принялись скрести в одном месте. Теперь они обменивались таинственными шепотками, слов не разобрать, и порой замолкали, как будто прислушиваясь к происходящему наверху.

Лекарка уже успела обрадоваться: «Ну вот, конец бреду!», однако через минуту-другую снова зазвучали приглушенные торопливые голоса:

– Шевелитесь, лодыри, разбирайте камни, господин ждать не любит! А ну, сноровистей! Да берегитесь, чтоб не на головы…

«Что у них там за мышиный господин?» – заинтересовалась Зинта, но тут же спохватилась: еще не хватало потакать своему безумию!

Нужно принять меры, чтобы не рехнуться окончательно. С молитвой надрезать себе вену на запястье ножом Тавше – инквизиторы не посмели отобрать его у служительницы богини – и выпустить безумие прочь вместе с дурной кровью. Этот способ когда спасает, когда нет, по-разному бывает, душевные болезни – область темная, но это единственное, что сейчас можно сделать.

Лекарка вытащила из поясных ножен кинжал с неярко светящимся камнем на рукояти. Белесое мерцание предупреждало о том, что рядом находится кто-то из волшебного народца. Рядом?.. Да под полом же! Хороши маги-инквизиторы, если у них в подполье гнупи стаями шныряют! А с ее рассудком, стало быть, все в порядке.

Все смолкли, и тогда послышался требовательный старушечий голос:

– Госпожа Зинта, вы здесь?

– Я-то здесь, а вы убирайтесь отсюда, не то будете держать ответ перед самой Тавше Милосердной!

– Не сердитесь, госпожа Зинта, вам письмо!

В расцарапанную меж двух половиц щель просунулся белый кончик – зацепился, застрял, но через мгновение снизу вытолкнули весь бумажный прямоугольник целиком.

Зинта присела, разглядывая в полумраке конверт. Не подписан. Запечатан дорогим «перламутровым» сургучом, с изысканным узором на оттиске.

– Это вам от господина Тейзурга, – заговорщически проскрипели из щели. – Сломайте печать и прочитайте, да поскорее, покуда не развеялись чары господина, которые нас прикрывают.

Сургуч оказался приятно теплым. А кто другой бы взялся – наверное, опалило бы пальцы. Вскользь подумав об этом, лекарка развернула листок.

«Зинта, эти гнупи и тухурва – мои рабы, они унесут тебя в корзине по специально прорытому подземному ходу и доставят ко мне.

Перед тем как выпить из флакона зелье, обязательно скажи вслух: «Со всем, что на мне есть», – и после этого постарайся сохранять над собой контроль.

К сожалению, другого варианта, чтобы тебя вызволить, не нашлось. Нежно целую».

Без подписи.

Пока лекарка два раза перечитывала письмо, гнупи успели каким-то неведомым способом вырезать и выломать кусок пола. Круглая дыра. Ей в такую нипочем не протиснуться. Ребенок вроде Тимодии пролез бы, а из взрослых – разве что изящная, как побег тростника, Хеледика.

Из дыры выбралась подсаженная помощниками тухурва с веснушчатым морщинистым лицом, длинным, до верхней губы, крючковатым носом и паутинными кружевами на грязном сером чепце. Следом за ней полезли гнупи – хмурые, вислоносые, в зеленых и красных курточках с заплатками на локтях. Комната наполнилась запахом мышей, заплесневелого погреба и еще чего-то острого, кисловатого – должно быть, нечеловеческого пота.

Зинта отступила к стене, она впервые видела вблизи такое скопище представителей этого зловредного народца. Гости между тем втащили из подземелья объемистую продолговатую корзину с четырьмя ручками по бокам и привязанной крышкой.

– Это для вас паланкин, госпожа, – пояснила тухурва, ее зоркие черные глаза блестели, словно две мокрые смородины. – Выпейте вот это, да не забудьте сказать: «Со всем, что на мне есть», а то нам к священному ножу Тавше прикасаться не дозволено, да и в одежках запутаетесь.

Она извлекла из-за пазухи и протянула лекарке небольшой пузырек.

– Корзину вы зря принесли. Уж бегать-то я умею, хвала Тавше, от вас не отстану.

– Не зря, госпожа. После этого зелья вы можете с непривычки здравое человечье соображение потерять, все равно что захмелеете. Вдруг еще убежите незнамо куда, а мы не догоним, и господин потом убьет нас страшной казнью – он ведь так и сказал, что мы всеми своими потрохами за вас отвечаем. Потому, как хлебнете из этой склянки, полезайте в корзину, а мы крышку привяжем, чтобы чего не случилось, и сразу отсюда стреканем, не чуя пяток. По дороге самые быстроногие ребятушки четверками расставлены, только и ждут: которые утомятся, передадут ваш паланкин тем, кто со свежими силами.

«Ребятушки» глядели на Зинту снизу вверх угрюмо и воровато. Черная щетина, покрывающая их головы и загривки, напоминала сапожную щетку.