Сергей Малицкий - Скверна

– Ну, ты меня удивила, принцесса. Всего я могла ожидать, но того, что ты уснешь…

…Арба стояла на берегу узкой речки, даже ручья. Кама сползла на гальку, брезгливо стряхнула с рук ошметки гнилого тлена и начала срывать с себя трупную ветошь, пока не сорвала все и не упала лицом в ледяную воду, одновременно пытаясь прополоскать губы, рот, уши, глаза, но не глотнуть ни капли, пока не останется ни запаха, ни даже памяти о запахе.

– Иди сюда, – позвала ее Глеба, которая сунула принесенную на теле Камы мерзость в мешок и теперь набивала его камнями. – Да не бойся, иди сюда. Эту дрянь я сейчас брошу в болотце, тут, за взгорком. Три десятка шагов. С дороги видно, но я осторожно. Иди сюда. Да, ты красавица, каких поискать… Уж не знаю, насколько обижен на тебя Фамес за удар по его затылку от Эсоксы, но слюну по твоему поводу он пускает определенно. Иди сюда. Вот, в этом кисете мыльная смесь. Только не трать всю, мне тоже следует привести себя в порядок. Но сначала глотни из бутыли. Нет, это не то пойло, что я глотала вчера. Это дорогое пойло из Тимора. Крепчайший квач. Глотни. Сейчас только это промоет тебе глотку. И умойся тоже, пойлом этим умойся сначала. Только глазами не хлопай.

Тиморское пойло обожгло глотку, но Кама уже промывала им же лицо, а потом подхватила горсть мыла и начала яростно намыливать тело. Вскоре и Глеба присоединилась к ней. Но только через час, опустошив на двоих и бутыль крепкого вина, и переодевшись в чистое, спутницы были готовы продолжать дорогу.

– Перебираемся на ту сторону ручья, – сказала Глеба, закатывая арбу в кусты. – Дорога, конечно, не слишком пригодная для прогулок, но так будет спокойнее. До наших лошадок нам еще пару десятков лиг, а там посмотрим, какой путь выбрать. Если что, ты моя дочь. По дороге я тебе расскажу, откуда мы, как зовут, как зовут наших соседей и как мы подавились собственными невзгодами. А идем мы в крепость Баб к Хаустусу.

– К Хаустусу? – обрадованно вспомнила имя угодника Кама.

– А куда нам еще идти? – удивилась Глеба. – В Иалпиргах? Уволь меня от такого счастья. Я от него в Даккиту убежала, нет уж. Никогда. Звенеть о твоем дяде не следует, а у Хаустуса всегда много прихожан. Со всей Даккиты и из более дальних мест. Он же лекарь, да еще и душевный успокоитель. Говорят, очень давно угодники были и в Эрсет, но теперь-то я сильно в этом сомневаюсь. А с какой болезнью мы идем к нему, я еще придумаю. Что-нибудь погаже, да так, чтобы ты это дело, дочка, изобразить смогла. С твоим телом да с твоим личиком очень полезно иметь гадкую болезнь, очень! Да, ты еще свои даккитские зубки-накладыши не выбросила? Давай-ка, ищи смолу, сейчас прилепишь на место. А я буду смотреть, похожа ты на дакитку или не очень.

…Против ожидания дорога оказалась не слишком трудна. Да, под ногами не отстукивал камень, но лес был прозрачным, прошлогодняя хвоя, позволявшая себе только шелестеть при каждом шаге, была мягкой, а воздух чистым и звонким. Иногда среди сосен мелькали какие-то оградки или бревенчатые строения, но Глеба говорила, что по этому берегу ручья вдоль отрогов Митуту деревень нет, только летние пастбища, но овцы, коровы, козы сейчас выше в горах, а лошади будут уже скоро.

До лошадей они добрались к полудню, успели проголодаться и даже перекусить припасенным Глебой сыром, хлебом и вином, тем более что пошатывающее обоих с утра крепкое тиморское пойло уже выветрилось, но встреча с лошадьми их не обрадовала. Глеба предусмотрительно сделала крюк, подобралась к серым скалам над лесом, от которых была видна не только обширная, в половину лиги луговина, на которой пасся большой, в сотню голов, табун, но даже и дорога за ней, и придорожный трактир, и большое село, и огорченно вздохнула.

– Что ж, лошадей нам не видать, – повернулась она к Каме. – Тем лучше. Если погоня и могла пойти за нами, то здесь она задержится.

– Я не вижу засады, – приложила к глазам ладонь Кама. – А лошадей наших вижу. Они не в табуне, а у коновязи. Оседланы.

– В том-то и дело, – кивнула Глеба. – Пастух получил две монеты серебра только за то, чтобы, если о хозяевах этих лошадей будут спрашивать, тут же их седлать. И разъяснить любопытным, что наездники должны объявиться или сегодня, или завтра.

– Значит, у нас есть один день, – поняла Кама.

– Я бы не рассчитывала на это, – начала спускаться в заросли Глеба.

– Кем ты была у себя на родине? – спросила Кама, глядя на то, как ловко женщина обходит кусты терновника, заполняющие прогалы между соснами. – Ты не похожа ни на няню, ни на хозяйку дома.

– Когда-то я была старшей граничного дозора в нашем маленьком королевстве, – обернулась Глеба. – А потом наш дозор натолкнулся на путников, которые попытались от нас уйти.

– И что же? – спросила Кама.

– Мой дозор перебили, – горько произнесла Глеба. – Двое путников с посохами и короткими кинжалами перебили десяток хороших воинов. Мы сумели убить одного. Второй ушел. И я осталась живой только потому, что меня сочли мертвой. Видела шрам у меня на спине, когда я мылась?

– Я не могла глаз открыть, пока не избавилась от запаха, – призналась Кама.

– Напрасно, ты должна все видеть, – сказала ей Глеба. – Уходя, второй из двух спутников отрубил своему напарнику обе руки. Выбросил, наверное, где-то. Когда я выползла через неделю к дороге, меня уже не искали. А старики-стражники сказали, что если тайный воин погибает, то его спутники должны убрать все приметное.

– Руки – это приметное? – не поняла Кама.

– Если на них нанесена татуировка, или кольцо вросло в палец, или имеются какие-то шрамы, то да, – ответила Глеба.

– На обеих руках? – уточнила Кама.

– На одной, – усмехнулась Глеба. – Может быть, на пальце. Но, срубив именно приметный палец, тот воин, который косил моих дозорных, как сорную траву, облегчил бы мне поиски.

– А ты вела поиски? – спросила Кама.

– Вела, – кивнула Глеба. – Недолго. Те же старики вспомнили о похожем. Лет пятьдесят или больше назад. Тогда дозор столкнулся с такой же парочкой, но дозоров было два, и второй из двух, который тоже обрубил своего спутника по плечи, был ранен. Его настигли. От отрубленных рук он успел избавиться, а собственные руки отрубить не догадался. Не успел. У него было выжженное тавро на левом предплечье. Крохотное. Два кольца, одно внутри другого.

– И что это означает? – спросила Кама.

– Я спросила об этом у начальника стражи, – вздохнула Глеба. – А он мне посоветовал забыть имена болтливых стариков и бежать из моего королевства прочь. Спасибо ему, дал мне письмо для короля Даккиты, который тогда еще был принцем, и так я стала няней Эсоксы.

– Но что означали эти кольца? – остановилась Кама. – Неужели тебе не было интересно?

– Почему же? – удивилась Глеба. – Достаточно было попасть в хранилище свитков Абуллу, чтобы выяснить значение любого знака. Мудрость копится, нужно только найти копилку и забраться внутрь.