Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости

– Проходите, господин Чинчмак. Мессир Скволл приказал впускать вас в любое время дня и ночи.

Наружный стражник ворчит:

– А почему я об этом не знаю?..

Внутренний стражник смотрит на него глазами, похожими на дула огнестрелов. Пустыми и опасными.

Я захожу. Стражник закрывает дверь и ведёт меня за собой. Я неплохо знаю это крыло, но к приезду Скволла стены завесили чёрно-жёлтыми полотнищами, а некоторые выходы и входы скрыли под флагами провинции Скволл. Мы поднимаемся на второй этаж. Стражник открывает дверь в самый большой зал крыла. В обыкновенные дни в этом зале Жирный смотрит спектакли импровизированного театра из быдла.

Наместник Скволл сидит в огромном кожаном кресле. Я не помню, чтобы такое было у Жирного. Похоже, Скволл привёз его с собой. За спиной Скволла две абсолютно обнажённые мулатки помахивают опахалами. Справа от него стоит огромный телохранитель, слева – аскетического телосложения человек в закрытом наглухо чёрном костюме. Полагаю, ему довольно жарко.

– А-а, это наш друг Чинчмак. Я рад тебя видеть.

Слегка наклоняю голову. Когда-то мы были с ним в равном положении.

Он поднимается и машет мне рукой:

– Пойдём со мной.

Он идёт к двери в дальнем конце помещения. За дверью – крошечный кабинетик. Кроме стола и двух стульев, сюда ничего не влезет. В обычные дни тут располагается кладовая. Помимо того, слуги используют это помещение для того, чтобы совокупляться в рабочее время.

– Садись.

Мы садимся одновременно.

– Здесь нет ушей, мы проверили все стены. Говори.

– Ситуация немного изменилась.

Он напрягается.

– То есть?

– В целом, всё по-прежнему. Только с Вепрем будет драться не Пантера. С Вепрем буду драться я.

Он хмурится. Я продолжаю.

– Нам придётся перенести время взрыва. По предыдущему раскладу он звучал сразу после победы Вепря. Вы выходили, пока публика ликовала, и мы нажимали на рычаг. Теперь так делать нельзя. Потому что мы оба нужны живыми – и я, и Вепрь.

– Стоит поставить другой вопрос, – спокойно говорит Скволл. – Кто из вас нужнее живым.

– Я. Гладиатор сможет поднять рабов, а раб гладиаторов не сможет. Я нужен для координации и организации. Чтобы во всеобщей панике наши действия были грамотными и чёткими. Вепрь тоже нужен. Потому что он один, как я понимаю, стоит сотни.

– Да. Стоит. Что ты предлагаешь?

– Взрыв в начале боя. Мы выходим на арену. Глашатай – наш человек. Он оттянет начало на сколько сможет. Вы за это время спокойно выходите наружу. У вас будет не меньше трёх минут. То есть вроде как просто отлучитесь. После вашего ухода глашатай ещё немного тянет и объявляет начало боя. Вепрь должен быть предупреждён, что меня нельзя сразу жестоко давить. Взрыв прогремит примерно через полминуты после начала боя. Дальше Вепрь, как и было условлено, прыгает и сражается с выжившими стражниками. Я возглавляю отряд «наших» гладиаторов. Болт и Мормышка поднимают рабов. За час мы должны полностью справиться, чтобы успеть затолкать в казематы тех, кто точно не согласится быть с нами.

Скволл думает, подперев голову рукой.

– В общем, неплохо План принят. Все оповещены?

– Сейчас буду оповещать. Нужно было согласовать с вами.

– Хорошо. Только есть одно «но».

– Какое?

– Вепрю не слишком просто объяснить, что на соперника нельзя налегать. Вепрь – это почти машина. Если он получает сигнал убивать, он убивает.

Скволл внимательно смотрит на меня.

– Он разумен? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает наместник. – Он разумен. Но не так как ты или я. Он читает книги. Довольно много. Он неплохо рисует. Но у него есть инстинкты, которых нет у нас. И никогда не будет.

– Я могу увидеть его до боя?

– Нет. Не можешь. Если бы я мог, я бы показал тебе Вепря. Но не могу. Потому что Вепрь ещё не прибыл.

– Он не с вами?

– Он своим ходом. Его боятся все остальные. Никто, кроме меня, не может с ним разговаривать.

Он запугивает меня, кажется мне. Он запугивает и ничего более.

– Ладно, – говорит он. – Успокойся. Я найду правильные слова. Вепрь не будет слишком опасен для тебя.

Нельзя сказать, что это меня утешает.

Скволл встаёт.

– До боя мы не увидимся. Эту встречу мы можем объяснить, так как мы старые знакомые. Если ты будешь появляться у меня слишком часто, могут пойти слухи, которые нам не нужны. Ещё три дня.

– Хорошо, мессир Скволл.

– И ещё, – говорит он.

– Да?

– Я знаю, что раньше ты был в другом положении. Помни, кто возвращает его тебе.

– Я помню.

Знай своё место, гладиатор. Вот как это звучит. Он не думает, что сделавший подлость один раз сделает её и во второй. Я сделаю, он может не сомневаться.

Я выхожу первым, Скволл – за мной. Все присутствующие в большом зале смотрят на нас выжидающе, точно мы сейчас будем петь хором или разыгрывать сценку из спектакля. Я прохожу мимо кресла наместника, поворачиваюсь к нему лицом. Скволл царственно садится.

– Спасибо за интересную беседу, гладиатор Чинчмак! – говорит Скволл.

– Спасибо, мессир Скволл, – отвечаю я.

Обратно я иду за тем же воином, который вёл меня сюда. Мелькание жёлтого и чёрного сильно раздражает. Мне трудно понять, как можно жить в таких условиях. По-моему, человеку в подобной обстановке осы и пчёлы будут сниться по ночам и грезиться наяву. Впрочем, это не моё дело.

Сегодня бьётся Монгол. Бьётся с хитроумным Спихой, гладиатором наместника Угги. Спиха дерётся очень странно. Почти сразу он бросается на землю и большую часть боя проводит в лежачем положении. Я стою в боковом проходе и вижу только отрывки боя. Спиха ногами не даёт Монголу покоя. Когда Монгол промахивается, его тяжёлая алебарда вязнет в земле и Спиха наносит целый ряд точных и быстрых ударов. Монгол, зная о методике боя Спихи, обезопасил пах кожаной накладкой, но по ногам он получил уже очень серьёзно.

Монгол падает после удачной подсечки. Спиха тут же встаёт и начинает колошматить лежащего гладиатора. Монгол практически не сопротивляется, он слишком измотан. Наконец, Спиха достаёт нож и всаживает Монголу в грудь. Затем идёт получать свою награду.

Я ухожу. Монгол может победить невероятно сильного соперника, а потом позорно проиграть такому как Спиха. Это нормально.

На выходе я сталкиваюсь с Бельвой. Именно сталкиваюсь, в прямом смысле слова. Она роняет корзину, которую несёт, по песку рассыпаются яблоки.

– Извини, – говорю я и нагибаюсь, помогая ей собирать.

От неё пахнет женщиной. Как-то по-настоящему, как не пахнет ни от Лорны, ни от других женщин, с которыми я спал и сплю. За такую, как Бельва, мужчина может пойти на край света. Может променять на неё своё бессмертие. Даже не просто на неё. На один её взгляд.

Я смотрю на неё: она собирает яблоки, тяжёлая грудь колышется в глубоком вырезе, тёмные волосы скреплены на затылке широкой заколкой, но она не может их удержать, они выбиваются и непокорными локонами ниспадают вниз.