Денис Новожилов - Тридевятое царство. Война за трон

– Землю Владимир себе возьмет нашу? – спросил Микула. – По мне, так и пусть себе берет: крестьянину что Владимир, что Василиса – до набега Тугарина одним царством жили. Все мы – русичи, в Руси нам и жить.

– Что-то мне ваши разговоры про смерть да про дальнее капище не нравятся, – встряла обеспокоенная Василиса.

– В Русском царстве и я бы жил да счастлив был, – вернул разговор в прежнее русло Ставр, – вот только не будет Русского царства, будет большое такое царство Тридевятое. И детишки в нем будут расти и слушать былины: что, мол, были в Тридевятом царстве богатыри, а еще был какой-то Микула Селянинович, чистил сапоги настоящим богатырям.

Ставр посмотрел на Микулу, пытаясь понять, произвели ли на того впечатление его речи, но Микула лишь слегка задумался:

– Сапоги я никому не чистил, то все знают.

– Да, будут и те, кто станет так утверждать: мол, не чистил Микула сапоги настоящим богатырям, потому как недостоин был. Кто бы его до такого дела допустил, пахаря сиволапого? Так и будут они спорить, пока само имя твое не забудут.

Однако, к удивлению Ставра, склонить Микулу со своего мнения было не так просто.

– Пусть хоть и вовсе не помнят, я не гордый, – наконец ответил он, – а будет надо – я и сапоги почищу тем братьям-богатырям, что придут мой народ от змеев да нечисти спасать: чай, не иноземные захватчики, не переломлюсь. Пустое это все, Ставр, не о том ты говоришь. Гордость – это князьям пристало, а по мне, так пока земля родит и крестьянин ее пашет – все равно, кто в княжеском тереме сидит и что книжники пишут.

Василиса увидела, что Ставр уже готов был сдаться, что переменить мнение пахаря ему не удастся ну никак, как вдруг поняла, что ей надо сказать.

– Капища Велеса жаль только, сроют их Тридевятые. – Голос Василисы дрожал, как будто бы в сожалении о предстоящей большой потере, но глазом она невзначай косила, высматривая реакцию богатыря. По изменившемуся лицу Микулы Василиса поняла, что стрела ее в цель попала. Велес был бог крестьянский, и для Микулы, как и для крестьян многих, имя его было не пустым звуком, а вот в Тридевятом царстве почитали более Перуна, бога грозного.

Микула молчал, нахмурившись, и Василиса поняла, что в этой схватке победа осталась за ней, сломила она этого упорного медведя, нашла слова и для него нужные. Может, не ту дочку Финиста нарекли Премудрой? Василиса довольно поймала на себе уважительный взгляд Ставра. То-то же, знай, кто тут княгиня, а кто простой боярин, хоть и богатырь. Микула, явно смущенный, все же произнес:

– Вот только если Владимира не позвать на подмогу, то может и княжества не быть вовсе. Пожгут все кочевники да Кощей. Горыныч у них в войске – хоть и прячут его они, а Вольга видел: там он, змеюка, в центре лагеря их, под шатром укрыт.

– Я вот как думаю, – нарочито медленно произнесла Василиса, – если нам так уж необходимо призвать Владимира на землю нашу для защиты, то так тому и быть. И хоть грустно это признавать, но видится мне, что не обойтись нам без него, раз мои богатыри не могут без его поддержки супостата одолеть. Вот только надо нам озаботиться силой, что не позволит брату моему возлюбленному тут свои порядки насадить после победы. За помощь эту заплатить придется: рудники отдадим серебряные, может, еще что. Главное тут для нас – самого царства Тривосьмого не отдать.

– Так где же нам такую силу взять-то? – вопросительно посмотрел на Василису Ставр.

– И тут я вас выручу, потому что сила такая есть у меня на примете. – Она победно обвела взглядом богатырей. – Сваты королевича этой силы уже все пороги у меня отбили, и зовется она Белым королевством.

– Да, Белому королевству Тридевятое царство и так поперек горла, уж больно силу большую Владимир набрал, одних богатырей вон сколько… С другой стороны, и войско справное у Королевства имеется, даже тяжелые рыцари по подобию тевтонских – есть чем погрозить, – задумчиво кивнул Ставр.

– А не придет ли сюда Королевство-то? Владимира боимся пустить, а чужих королевичей – нет? – встрепенулся Микула.

– Королевичей сюда мой братец не пустит, сила у него, войско его нас от Кощея спасет. А вот если он остаться решит дольше, чем того законы гостеприимства позволяют, или захочет сестренку свою младшую обидеть выше всякой меры – вот тут королевич и спросит: как же так, сиятельный князь, разве же можно так с моей невестой? – Василиса картинно смахнула несуществующую слезу и сузила глаза. – А за спиной у моего суженого будет вся мощь Белого королевства.

– Невестой? – вопросительно вскинул бровь Микула.

– Чего не сделаешь ради своего народа, сам же говорил, – не смогла удержаться и не уколоть и так сбитого с панталыку богатыря Василиса. – К тому же королевич Казимир собой недурен и в очереди на престол Белого королевства первый. Все ради народа, конечно, – тут же спохватилась она.

Богатыри задумчиво молчали.

– Так-то оно вроде все и выходит… – наконец неуверенно протянул Микула. Он по-крестьянски не любил кривых и длинных дорожек, предпочитая прямые и короткие.

Василиса довольно осмотрела свой импровизированный малый совет. Сегодня был явно ее день, и победа осталась за ней. Конечно, хотелось проучить своенравного Микулу, который не только смел ей перечить, но еще и спокойно рассуждал о том, что, если Василису и вовсе убьют, так ему и не страшно это совсем, но быстро подавила в себе это желание. Без Микулы нет у нее силы, понимала Василиса. «Ладно, княжья память долгая, сочтемся еще, придет время». Пора было подвести итог, и Василиса села на трон с подлокотниками в виде снопов пшеницы, символа царства.

– Хорошо, тогда так и поступим: Ставр позовет сватов Белого королевства, будем разговоры разговаривать, а ты, Микула, найди Вольгу, и пусть лебедем летит ко двору князя Владимира и помощь просит, так сему и быть. О том, что задумали, – никому не слова, особенно Анике, – уточнила еще раз Василиса, глядя в упор на Микулу, пока тот нехотя не кивнул.

Когда богатыри вышли, Василиса снова задумалась. Пусть и не послали ей боги силы мужской, да женской смекалкой и красотой не обидели. Вертеть мужчинами Василиса просто обожала, особенно жаловала и привечала тех, кто попадался на ее чары, а таких было немало. Выходить замуж за королевича Казимира ей совсем не хотелось, хоть и был он, судя по портретам, что показывали сваты, хорош собой. Можно было запросто лишиться своей любимой игры – вертеть мужчинами, даря намеки на возможность свадьбы то одному кандидату, то другому; после замужества игра эта сразу закончится, чего очень Василисе не хотелось. Ну что же, раз нашла она возможную управу на братца своего, значит, и на Казимира с его притязаниями можно управу найти. Лучше всего подошел бы все тот же Владимир: брат, вступающийся за честь сестрицы, а заодно бьющий по загребущим рукам Белого королевства. Ах, как это трогательно! Василиса даже зажмурилась, представляя себе эту картину, но вариант этот отпадал самой силой вещей: если позвать Казимира защитить ее от наглого брата, то будет трудно вернуть того назад, чтобы защитить ее уже от жениха. Да что там трудно – не попадется в этот силок Владимир, неглуп ее братец, у Финиста – Ясного Сокола глупых детей вообще не было. Давно уже, после смерти отца на Калиновом поле, бояре поделили державу на три царства, по числу детей Финиста. Владимиру досталось Тридевятое, самое большое да сильное, старшей сестре, Василисе Премудрой, – Тридесятое царство, земля северная и населенная мало, однако богатая торговлей, ей же самой досталось царство Тривосьмое, с землями плодородными. Чем же можно на Казимира да на Белое царство влиять – вдруг и правда захотят ее царство присвоить? Владимир, конечно, такого не допустит, он себя видит объединителем земель и чуть ли не легендарным царем Дабогом, королевичам сюда ходу не даст. И все же лучше лишнюю солому положить там, куда падать собираешься. Есть ведь и еще один вариант, хоть и кажется он невероятным. Кощей-то, он тоже мужчина. Ну или был когда-то – здесь Василиса не была так уверена. Ведь очень даже есть о чем подумать, вот только надо как-то связаться с Кощеем.