Сергей Юрьев - Нашествие с севера

Войско двигалось несколькими колоннами, по колено утопая в снегу. Гор, которые возвышались слева, почти не было видно, да и вообще дальше, чем на три сотни локтей, разглядеть было невозможно ничего, кроме неба, которое сегодня казалось особенно близким. Лорд Бранборг, как и все, шел пешком, хотя Олф предлагал соорудить для него санную волокушу, которую тащила бы дюжина стражников. Рядом с ним, неся на плечах посох, двигался Герант, а за ним шел отряд Служителей. А в полусотне локтей продиралась сквозь снег и туман сотня Ингера, которому Олф втайне от лорда приказал, что бы ни случилось, следовать за ним. Все шли молча – то, что надо было сказать, было сказано, а впереди была либо смерть, либо победа.

Короткий зимний день подошел к концу, а когда уже почти стемнело, к лорду подбежал гонец от Олфа и сообщил, что снег впереди плотно утоптан, а чуть дальше видны какие-то вспышки. Команд не требовалось – войско начало быстро и бесшумно перестраиваться из походных колонн в боевые шеренги. Только неожиданной быстрой атакой можно было смять отряды меченосцев, оставшиеся за воротами нижнего замка, а потом всё зависело бы только от того, удастся ли удержать ворота, за которыми разольется океан огня.

Оставалось только подать сигнал – серебряный рог Олфа будет слышен сквозь холодный туман, сквозь каменные стены, сквозь ревущие потоки жидкого пламени, сквозь безмолвную ярость бледных меченосцев…

…сквозь безмолвие вечных снегов, сквозь призрачную границу Несотворенного пространства. Тьма заколебалась, подобно черной бархатной портьере, в ее глубинах вспыхнула зловещая алая звезда, озарив дымные строения Гейры и черную скалу, одиноко торчащую посреди Ничего. Луч алой звезды, словно клинок окровавленного меча, протянулся к скале, и по нему начал медленно спускаться он. Забывшись, он начал путь в своем истинном обличии, которого уже многие тысячелетия не видел никто из смертных, ведь Избранные тоже были смертны, и насколько их жизнь и смерть зависели от него, никто из них даже не подозревал. Об этом догадывалась только старуха Щарап, она была самой древней из них, ныне служивших ему, и однажды в порыве гнева он, лишь пошевелив пальцем, превратил цветущую красотку в сгорбленную старуху. Потом он об этом даже слегка пожалел, но вернуть ей прежний вид было уже не в его силах. Примерно то же случилось и с Хомриком, но Щарап знала, от кого последовала кара, а Писарь так и остается в неведение… Подавляя гнев воспоминаниями, он постепенно обряжался в формы привычного для Избранных воплощения, становясь вновь Сиятельным Морохом, Великолепным, благообразным стариком с добрыми внимательными глазами и улыбкой мудреца на устах.

Внизу – он сам решил, что низ именно там, – на скале постепенно собирались Избранные, эти бездельники, которых жуткий вопль серебряного рога, видимо, разбудил или оторвал от каких-то утех, которым они предавались вместо того, чтобы делать дело. Еще издалека он разглядел, что пришли не все, а те, что пришли, испуганы как никогда раньше – Гейра, Треш, Щарап, Хомрик, Хач… Нет Резчика и Мясника. Да, этим есть чего бояться… От них, только от них зависело, чтобы рев серебряного рога не раздался у стен Скального замка. Столько лет трудов во имя того, чтобы расчистить этот мир для творчества, пошло насмарку! Впрочем, это, конечно, не смертельно, если впереди есть лишняя вечность… У него, того, кто явил себя во плоти Сиятельного Мороха, она есть. А вот помощнички, видимо, не дорожат остатками того мгновения, которое им отпущено по его воле, по его доброй и милосердной воле…

Хомрик ничего не пил и не ел, более того, он даже не сидел, как бы забыв о своей когда-то давно заработанной привилегии – сидеть в присутствии Великолепного… Треш стоял, сложив руки на груди, с видом человека, которого оторвали от важного дела – дела его действительно были важны до последнего момента – за каждый откованный ледяной меч он получал две пригоршни золота. Возможно, он доживет до тех дней, когда золото снова будет в цене… А вот Щарап, как обычно, сидела в позе нищенки с рыбного базара, галдящего под стенами крепости Корс, лицо ее было наполовину прикрыто драным платком. Когда-то давно по его недосмотру она научилась заглядывать в размытые картины будущего и даже как-то их толковать, а это была наука, недоступная даже ему, и вот она, старая верная Гадалка, – и та проморгала… Хач, как всегда, явился с дарами… Бочонок зелья из погребов его кабака, может быть, придется кстати… Теперь он, Кабатчик, вновь становится самым нужным из Избранных – оборотней почти не осталось, но пока стоит крепость Корс, пока разливается по черным кружкам дрянное вино в ее кабаках, леса не оскудеют нечистью, зловонной, тупой, но такой необходимой… А Гейра, одетая в черный бесформенный балахон, скромно стояла, прислонившись спиной к скале. Она тоже еще пригодится, царица похоти, еще немало душ принесет она ему на золотом блюде, только бы сдержаться, не проделать с ней то же, что когда-то он сотворил с Гадалкой…

Великолепный шагнул на скалу, и ступня его босой ноги вдруг ощутила какую-то неровность. Он глянул под ноги и, наклонившись, поднял золотую двурогую корону, которая была нахлобучена на серый камень странной формы, покрытый трещинами. Как только он снял с него корону, камень рассыпался в пыль, и каждый из Избранных вздрогнул. Великолепный, глянув в последний раз на отблески Алой Звезды, отраженные золотыми рогами, швырнул корону вниз.

– Пусть теперь сама ищет нового хозяина, – сказал он, не удостоив никого взглядом. – Гейра, я же говорил тебе, что не стоит торопить события – найти себе достойного хозяина корона может только сама…

Все его слушали с должным почтением, ему лишь показалось, что Гейра что-то жевала, наверное, кору хлои, южного дурманного дерева, в честь которого была когда-то названа идолица-покровительница Собирателей Пены…

– Просрали победу! – начал Великолепный торжественную обвинительную речь, но тут же сорвался на крик: – Где Резчик?! Где этот помойный щеголь?! Почему вы за него отдуваться пришли?!

– Ищут, – спокойно отозвался Хач, который чувствовал себя среди прочих самым незапятнанным. – Все гарпии и все уцелевшие оборотни ищут. Вот-вот притащат.