Алексей Верт - Создатель балагана

Та перевалила через скалы вслед за кораблем и пыталась догнать беглецов, однако взрыв не прошел для неё бесследно. Ламия плыла рывками, выдыхая фонтанчики воды и натужные вопли, следом за ней тянулся буро-зеленый след.

– Не догонит, – Юлиус улыбнулся и захромал к барахтающемуся около носового люка Александру. – Хватит с нас чудовищного Пафоса.

– Так нечестно. Вы меня не цените. И не слушаете, – Гераклид вздохнул и показательно отвернулся. Плавно, с чувством собственного достоинства и ощущением глубокой обиды.

Возвышенность момента несколько портили клочки кожи, облезающие с его большого носа, в данный момент – красного и блестящего, как помидор.

– То есть, дружок, ты соскучился по Дельфам? – Юлиус вытер пот со лба и зевнул. Солнце прожаривало маленький кораблик сверху донизу, от жары не спасали даже каюты – наоборот, они превратились в самые настоящие печки. – Соскучился по разбитым мечтам о поэтичном и загадочном городе? Не терпится устроить еще пару дорожный происшествий? Или…

– Юлиус, уймитесь. Жарко и противно не одному вам, – Леонид вытащил из-за борта большое ведро и вылил воду в тазик, стоящий у ног. Там отмокал, еле заметно шевеля лапками, несчастный Александр. В черной пушистой шубе ему приходилось хуже всех. – И это не повод убеждать Гераклида неаргументированно.

– И как его можно убеждать по-другому, интересно? – Юлиус не сдавался, скорее от скуки и по инерции, чем из желания поссориться. – На логические доводы он обычно не реагирует; реальные факты, которые не вписываются в его идеальную картину мира, пропускает мимо ушей, а рукоприкладство как метод финального убеждения я пока решил не применять…

– И правильно. Потому что, я ручаюсь, сейчас Гераклид поймет, что Дельфы – не единственный выход.

– Вход! Вход в сложное ментальное состояние, с тем, чтобы общаться с людьми и Богами… И потом, любому ребенку известно, что дельфийский оракул – самый правильный.

– Ну, так мы не дети, – Леонид пожал плечами и сплюнул. – Именно поэтому должны знать, что с богами можно пообщаться и на Крите, который находится не в пример ближе, чем Дельфы. И, кроме того, там сохранилась та самая поэтическую атмосферу древности. Да и алхимиков местные не очень-то жалуют.

– Кажется, я в душе – настоящий критянин, – заметил Юлиус.

– Я, как ни странно, тоже, – Стадис потянулся.

– Ну, тогда мы просто обязаны совершить паломничество на нашу душевную родину! Извини, Гераклид, но ты будешь вынужден нас в этом путешествии сопровождать. Впрочем, дружок, если ты не желаешь, то первый же порт на горизонте с удовольствием распахнет тебе свои объятия.

Взгляд, которым Аквус одарил мошенника, пылал жаром не хуже солнца над головой.

– Как я могу тебя бросить? – патетично вопросил Гераклид. – Как я могу предать богов, которые возложили на меня столь ответственную миссию, как спасение тебя от неприятностей?

Наверное, в этом была виновата жара. Возможно – истощение и сдавшие нервы. Может быть – еще не до конца прошедшая боль во всем теле. Однако Юлиус сорвался.

– Спасать? Упустить инспектора и позволить себя связать – это «спасать»? Впасть в подчинение к Ламии и броситься на меня с кулаками – это тоже «спасать»? Постоянно ныть и нудеть по любому поводу, капризничать и стенать? Ты, дружочек, кажется, совершенно не понимаешь, что без якоря в виде тебя я бы уже давным-давно со всеми делами разобрался! Да еще и с наименьшими потерями.

Гераклид хотел было что-то возразить, но, набрав полный рот воздуха, он всего лишь надулся. Сложил руки на груди и отвернулся.

Александр пискнул и брызнул в сторону Юлиуса водой.

– Что? – удивился тот. – Я не прав?

Мошенник повернулся к Стадису.

– Вот скажите, Леонид: я – не прав?

– Правы, – кивнул Стадис. – Да только что это меняет?

Юлиус, ошарашенный такой логикой, тоже сложил руки на груди и отвернулся.

Какое-то время на палубе царила тишина, нарушаемая лишь плесканием Александра да редкими криками чаек, которые, казалось, сами удивлялись, как это они отважились на полет в подобную жару.

Первым на их появление обратил внимание Леонид, чей ум не был занят мысленным проговариванием «убийственных» аргументов, которые, как это обычно бывает, появились сразу после окончания спора.

– Где-то рядом земля. Чайки не улетают далеко от берега, – пробормотал Стадис задумчиво. – Интересно. Я не помню никакого острова на карте.

– Какая-нибудь мелкая скала, торчащая посреди океана, – буркнул мошенник.

– Да, похоже на то, – Леонид встал и прошелся ближе к носу. – Ее даже уже видно. Но мы должны пройти мимо.

Ученый отвернулся, и в этот момент началась песня без слов.

Незнакомый голос нота за нотой, будто стежками, вышивал мелодию на полотне. Он вплетал в нее крики чаек и шум волн, так, что они казались неотделимы от песни.

Вот к голосу присоединился еще один. Затем еще и еще. И каждый подхватывал мотив, усиливая его. Выглядело все так, будто партия давно отрепетирована и заучена, хотя это было неправдой. Такая красота могла создаваться только здесь и сейчас. Не существовало никакого «до», а уж тем более «после».

– Мы должны подойти ближе, – прошептал Юлиус. – Еще ближе. Я хочу слушать эту мелодию вечно.

– Это прекрасно, – Стадис вытер выступившую слезу. – Прекрасней, чем шум двигателя. Чувственней, чем момент, когда твое изобретение воплощается в жизнь.

– Гармония, – Гераклид полз по палубе в направлении высившейся скалы и продолжал повторять. – Гармония, гармония, гармония…

Даже Александр притих в тазу и лишь барахтал лапками в такт продолжавшей звучать песни без слов.

И корабль тоже был очарован. Палуба мелодично скрипела в такт напевным звукам, ветер низко гудел вдоль борта, а нос… нос поворачивался в сторону скалы. Там волны завихрялись мелкими бурунчиками вокруг острых камней. Будто кто-то варил суп из морской воды, обрывков водорослей, песка, щепок, обломков рей, обрывков парусов….

Юлиус смотрел на приближающийся островок со странным чувством. Он любовался прибоем, был очарован волшебной песней и – хоть Зевс его убей на этом самом месте – не мог понять, почему ему неуютно? Сквозь блаженство и эйфорию – такой мошенник не испытывал с детских лет, с тех самых пор, когда на спор обворовал главу полиса за тридцать секунд – явственно проступала какая-то неудобная мысль. Скреблась изнутри, не давала мечтательно прикрыть глаза и полностью отдаться на волю песни.

Хотя через мгновение Юлиус похвалил себя за то, что не зажмурился от блаженства, как это сделал Стадис. Из-за скалы показались две девушки. Они оперлись на камни и разглядывали приближающийся корабль во все глаза. Прозрачная, чуть синеватая кожа. Белые, как морская пена волосы. Огромные глазищи – и голоса, голоса!,.