Анна Мистунина - Доброе утро, Царь!

– Снова ты, – сказал Карана. Его голос устало прерывался. – Ты исчадие Эннуга, а не человек! Ты разрушил уже все, все у меня отнял. Чего ты еще хочешь?

Римуш поминутно облизывал губы, сжимая меч обеими руками. На него было страшно смотреть. Иарра видела его таким несколько раз, когда он заливал страх и злость вином, пока не доводил себя до бесчувствия. Только теперь не было вина, лишь отчаяние и горе. Когда она встала, он на миг повернул голову и взглянул так, что стало ясно – Римуш убьет Карану лишь затем, чтобы потом добраться до нее и отомстить за Исхфана.

Энс Карана твердо стоял на ногах, но его кожа побледнела от потери крови. Иарра увидела это и лишь затем поняла, что вокруг больше не темно. На полу в двух шагах поодаль горела лампа – тот самый свет, что они заметили по дороге. Красные вовремя услышали их приближение и накрыли лампу плащом, который теперь был сдернут и валялся на земле.

Еще дальше, почти на пределе видимости, свет преломлялся сиянием тысячи алмазов. Имир ждал. Иарра пошла туда, оставив мужчин одних завершать свое соперничество. Прозрения будущего накатывали волнами, отчетливыми, как самые свежие воспоминания. Ни один из них не выйдет отсюда живым.

Кристалл был еще больше и холоднее, чем она помнила. Иарра опустилась на колени, прижала ладони к ледяной поверхности. Гнев и ревность тысячелетнего пленника обжигали даже сквозь камень.

Застывшая ткань Вселенной. Материал, крепче которого не может быть. Как же его разрушить?

«Не разрушить, – прошептала Элетия. – Освободить. Смотри, я покажу…»

И пришло воспоминание, которого Иарра не переживала до сих пор ни наяву, ни во сне – лишь читала об этом в манускрипте. Она увидела истекающего кровью сумрачного Алькума, увидела, как он из последних сил наносит удары, выгадывая еще миг, еще полмига для Элетии. Увидела, как она раскинула руки и Сила исходит из нее, растекаясь в пространстве, но не исчезает, а густеет под действием заклятия, скапливаясь вокруг Имира.

Его движения замедлялись, могущество сворачивалось в кокон, рвалось наружу. Он бился, сотрясая свою ловушку, он почти освободился, почти победил. Но вместе с Силой Элетия отдавала и душу, и жизнь, сращиваясь с кристаллом намертво, становясь им и позволяя ему стать собой. Она вскрикнула и упала на пол, раненая, когда Имир пробил брешь в заклятии.

И тогда он сдался. Перестал сопротивляться и позволил себя заточить. И только кричал, до последней минуты кричал ей о своей любви.

«Освободи его, – прошептала Элетия. – Возьми назад то, что отдала я!»

Иарра плакала, прижимаясь лицом и грудью к поверхности кристалла, раскинув руки, словно пыталась обнять его весь. Ее магические чувства распахнулись, готовясь принять в себя тысячелетний холод. Все, что отдала Элетия – Силу, душу, жизнь.

Это заклятие ее убьет. Она поняла это, но не остановилась, и Вселенная нахлынула на нее ослепительной вспышкой, светом тысяч солнц, сгорающих и рождающихся вновь. Она успела почувствовать, как тает, растворяется кристалл, как кричит от боли Имир, когда его тело превращается из камня в живую плоть.

Потом огонь Вселенной сжег ее разум и ее жизнь.

Воздух коснулся ее ноздрей, наполнил легкие. Это был застоявшийся воздух подземелья, вдобавок пахнущий кровью, но она ощутила каждую его молекулу, и каждая молекула была чудом. Некоторое время она лежала, наслаждаясь дыханием. Ее грудь мерно поднималась и опускалась. По венам текла кровь, сообщая жизнь всему телу. Щеку холодил тающий осколок чего-то очень крепкого, но исчезнувшего навсегда.

Потом она ощутила присутствие. Кто-то был рядом и смотрел на нее сверху вниз, под его взглядом невозможно было оставаться неподвижной. Отыскав нужные мышцы, она приподняла веки. Через несколько секунд вернулось зрение. Поблизости горела лампа, почти не давая света, но ей хватило бы и меньшего. Тот, кто стоял над ней, сам был светом.

Истлевшее одеяние осыпалось с его тела. Он был обнажен и прекрасен – Имир, Царь и Повелитель этого мира. Свет ее сердца, ее вечная любовь. Он хмурился. С удивлением она ощутила его гнев и совсем уж неуместное – ревность. Каким-то образом эти чувства относились к двум мужчинам, недавно сразившимся друг с другом неподалеку. Она не видела их тел, но знала, что оба мертвы.

– Иарра, – сказал Имир.

Он все еще не понял.

Она шевельнула губами, разомкнула их. Вспомнила, как произносить звуки. Ее голос был слабым, но с каждым словом делался крепче и увереннее:

– В некотором роде, да. И Элетия тоже. Я сохранила память их обеих. Они выполнили свое предназначение, но, – у нее получилась неплохая улыбка, – если попробуешь называть меня их именами…

Имир, спокойно встретивший свой тысячелетний плен и освобождение, пошатнулся, как будто враз лишился и сил, и даже воздуха. Захрипел, упал на колени. Она увидела слезы в его глазах, увидела его удивление, и неверие, и отчаянную надежду, узнавание и робкую, нарождающуюся радость. Он прошептал, потягивая к ней руки и не смея коснуться:

– Лада?!

– Это я, – сказала Лада. Слезы хлынули у нее вместе со смехом, тело ожило, она схватила Имира за руки и оказалась в его объятиях. – Любимый мой, я вернулась, вернулась навсегда!

– Лада, – его плечи содрогались, а руки сжимались все сильнее, до боли. – Лада, Лада… я не смог тебя спасти, любимая, прости меня! Тысячи лет… я не мог даже умереть. Я отдал бы их все, все проклятое могущество, Лада, Лада…

Она с трудом высвободила руку и прижала пальцы к его губам.

– Имир, стой, не надо. Забудь. Я жива, я здесь, с тобой. Это я!

Он со стоном поцеловал ее пальцы, потом нашел губами губы. Если она ревновала, помня, как он любил и другие ее воплощения, как произносил их имена, этот поцелуй излечил все опасения. Имир принадлежал ей одной, а она принадлежала Имиру, и так будет, пока стоит Вселенная.

Он коснулся ладонью ее лба, исцеляя оскверненную татуировкой кожу. Ставя последнюю точку в истории Иарры Самурхиль. Они были вместе, Имир и Лада, и это был их мир и их будущее.

– Здесь столько дел, – прошептала Лада. – Без тебя здесь все разладилось, Имир!

В ее венах пульсировала Сила, хотелось свершений. Хотелось уничтожать гниль, осквернившую такой прекрасный мир, сеять красоту и гармонию, разводить сады. Имир ощутил ее нетерпение, засмеялся счастливо:

– Ты все такая же, моя любовь! Мы это сделаем, мы засеем цветами весь мир и даже покусимся на соседние! Но сейчас…

Прозрение будущего пришло к ней вместе с новым поцелуем. Она поняла, что скоро они выйдут вместе навстречу живым и мертвым, навстречу мерзейшим из порожденных Вселенной тварей, что станут трудиться, не покладая рук, пока не очистят свой мир и не превратят его в цветущий сад. Но еще она поняла, что Имир сгорает от любви, что он не видит ни мертвых тел, ни толщи земли над головой, что ему безразличен спертый воздух тюрьмы, где он был заперт тысячи лет. Ее, Ладу, он ждал дольше. И нет во Вселенной ни одной причины заставлять его ждать еще хотя бы минуту.