Виктор Ночкин - Темные пророчества (сборник)

Шли часа два – Волхв не проронил ни слова, Гриньша тоже помалкивал, берег дыхание. По битому тракту прошагали совсем недолго, только до речушки, а как мост миновали – снова увлек молчаливый проводник в лес. Теперь, днем, лес выглядел поприветливей. Гомонили птахи, с шорохом сновала мелкая живность по кустам и папоротникам. И капель смолкла – зато из падей потянул туман. Вокруг глянешь – вроде ничего, а уж в двух десятках шагов будто кисея между стволов натянута. Туман. И небо в просветах среди древесных крон, тоже как туман – белесое, мутное, низкое. К середине дня глаза поднять стало невмочь. И нет света большого над головой, а глазам больно, слепит мутное небо…

Еще раз попадался по пути шканский отряд – поменьше первого, душ тридцать. Эти спешили, лугом шли, без дороги, да не колонной – рассыпным строем.

– Торопятся, – пояснил Волхв, – потому с дороги ушли. Хотят угол срезать, чтобы поспеть.

– А куда так спешат, дяденька?

– Все туда ж, к Светихе. Горислав прежде никогда такого случая им не давал, вот они и торопятся нынче у Светихи его окружить… И из Завеева, небось, тоже почти вся стража к Светихе ушла… А мы с тобой хорошо уж отмахали. Не устал?

– Дык мне привычно… – в самом деле, дед Прокша приучил внука сызмальства к дальним концам.

– Вот и славно, – одобрил Волхв. – Сейчас маленько переждем, чтобы шканы подальше убрались, потом вон тот лесок пройдем – и на дневку станем. До Завеева уж рукой подать…

Дневку Волхв определил опять же в лесу – опасался, видать, шканов. Леса черные воины не жалуют, без причины не сунутся…

Путники присели за поваленным стволом, удобно прислонились к сырой поросшей лишайником древесине – с той стороны, откуда света небесного больше. Гриньша сбросил накидку, ткань почти совсем просохла, паром исходить перестала. Тепло, хорошо. Влага в небо, считай, вся поднялась – благодать. Небеса белые, как молоко парное, свет с теплом широко льются на землю-то… Только вверх глядеть – глаза режет, так вверх-то можно и не глядеть… Волхв достал припасы, разложил хлеб и сыр на расстеленном плаще, кивнул:

– Давай, Григорий. Ешь, потом поспишь маленько. Вечером дальше двинем…

– А зачем идем-то, дяденька? Зачем торопимся?

– Нынче шканы к Светихе соберутся, но боя большого не будет, потому что они захотят роздых дать и коням, и людям… Ночью, пожалуй, на приступ пойдут…

Гриньша молчал, а странный его вожатый, похоже, не отвечал на вопрос, а сам с собой, размышляя, беседовал. Да и не глядел он на паренька, в сторону косился.

– …Первый приступ слабым будет, пробным. Горислав отобьется играючи. А с утра начнется… Волна за волной, приступ за приступом… Ну да уж до полудня-то простоит дружина, выдержит… А там и мы поспеем дело сладить.

Тут только Волхв глянул в упор на мальчика немигающими желтыми глазами:

– Поел? Тогда – спать! Нам еще полночи шагать до Завеева.

Таким тоном сказал, что Гриньша не решился более расспрашивать, прилег в теплый мох, плащом накрылся и мгновенно заснул. Когда Волхв растолкал мальчика, день близился к концу. Небо уже не слепило – темное, набухшее влагой, висело над головой низко. Кажется, вскарабкайся на ту кривую березу, протяни руку – и вот оно, рыхлое осклизлое пузо небесное… А у самой земли в воздухе воды нет, вся туманом в небо ушла, темными тучами свет закрыла.

В этот раз Волхв ничего не сказал, молча увязал котомку, кивнул – пойдем. И пошли.

Лес под конец дня тихий, настороженный. Птицы не поют, мелкое зверье свои делишки закончило, по норам схоронилось… А с ветвей ночная влага еще не каплет – теплые ветки покуда, и небо теплое, не отдает водицу земле. Шагая вслед за молчаливым проводником, Гриньша сам себе дивился – как это с ним вышло? Жили тихо с дедом в Мушанке, никуда не лезли, людей сторонились… Вспомнив деда, Гриньша хотел было носом шмыгнуть, да застыдился – не малец, чай. Что-то было в странном Волхве, что-то такое… что-то этакое. Устремленность и уверенность были в Волхве такие, что и Гриньша, даже не понимая, что они делают, зачем идут, осознавал – надо.

Пока шли лесом, стемнело, а Волхв шагал и шагал – неутомимый. Гриньша дивился, как можно так вот в лесу дорогу отыскивать? Ни разу спутник не остановился, по сторонам не огляделся… В затылке не почесал ни разу, идет, знай, по лесу, как по собственной горнице… И путь выбирает всегда удобный – то тропку звериную, то просеку заброшенную…

Один только раз вдруг замер Волхв, сгорбился – вроде как прислушивался… А потом бросил через плечо:

– Окружили, должно быть, уже Горислава… Ну да и мы теперь недалече от Завеева…

Гриньша наконец-то собрался спросить, для какой нужды идут они в Завеев к черной шканской башне – даже вдохнул глубоко и рот было открыл:

– А…

Но Волхв вдруг резко свернул с тропы в дремучие заросли, не оставалось ничего, как двинуть молча следом… Гриньша давно заметил, что на прежних просеках и заброшенных вырубках молодые деревца вырастают в странном подобии порядка – как сыпались семена и желуди со старых деревьев на ровных былых опушках, так рядами и поднялся лесной молодняк – теперь же путники пробирались между порослью, растущей как придется. И, однако, этот лес поднялся после Завоевания, не иначе – ни одного толстого ствола, все тоненькие клены да приземистые елочки… И ведет Волхв все вверх да вверх, в горку. Мальчик поднял голову и даже с шага сбился – на вершине горушки, за зелеными кудрявыми дубочками и кленами виднелся острог. Крепостца была давно разрушена и сожжена – частокол большей частью повален, да и оставшееся – обгорело, подгнило. Поросли столбы ограды, словно бы бородами дремучими, мхом и плесенью…

Достигнув ограды, Волхв пошел медленно, задумчиво трогая поминутно устоявшие колья, оглаживая мховые бороды, шепча под нос себе – не разобрать что… Гриньша перевел дух, загонял его провожатый все-таки. А тот дошагал до выломанных ворот острожка, вошел внутрь, аккуратно переступая через поваленные обугленные доски, утопающие в папоротниках – словно потревожить кого ненароком боялся. Гриньша – так же бережно – вступил следом. Волхв стоял, озираясь, посреди двора. Да и то сказать – озираясь. Ночь уже настала, тьма, вокруг только гнилушечные огни светятся…

– Дяденька, – несмело коснулся плаща спутника Гриньша, – дяденька Волхв, а где мы? Кто острог в такой глухомани срубил?

Вместо ответа Волхв поманил паренька рукой, указал сквозь дыру в ограде – вдали огоньки вроде движутся. Да не болотные гнилушки светят, живой огонь, рыжий. С факелами ходят.

– Что там, дяденька?

– То Завеев-град… Шканская стража вдоль ограды ходит, стережет… Мы на горке, отсюда далеко видно.

– Так острог подступы к городу охранял? – догадался Гриньша. – По просеке дорога шла, а на горке здесь острожек был, дорогу держал? А почему ж от просеки в стороне?..