Сергей Самаров - Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый

– Очистить ворота! – прозвучала его команда.

Кто-то из дружинников крепостицы принёс княжичу его оброненную сверху металлическую рукавицу. Гостомысл поблагодарил кивком, посмотрел на руку, она оказалась вся в крови – ободрал бревном. Но на такую незначительную рану княжич внимания не обратил, натянул рукавицу и вышел за ворота.

Варяги отступали так спешно, что отступление было похоже на бегство.

– Им разведка сообщила – нам помощь идёт… – прочитал ситуацию сотник Русалко. – Иначе они бы обязательно попытались поджечь нас… А не успели…

– Не слишком ли далеко Войномир руки протягивает… – высказал свою оценку событий Бобрыня. – Не иначе, на Славен метит. Не рано ли ему?..

Гостомысл промолчал, и вспомнил слова волхва Вандала, который советовал ему очень торопиться, чтобы вовремя вернуться, и услышать «заветное слово» отца. Может быть, варяги-русы тоже знают, что он должен будет услышать это «заветное слово»? И именно потому стараются ему помешать? Может быть, не только освобождение своего князя они ставят во главу преследования? Тогда, тем более, следует торопиться…

Где же подмога?..

В самом стольном граде Славене, куда гонец доставил берестяное письмо с резаным руническим сообщением [82], знали о предстоящем приезде Гостомысла, и знали об опасности, которой княжич подвергается в пути. Костёр на сигнальной вышке был замечен вовремя и воспринят правильно. Помощь прибыла в самом деле необычайно скоро, но удивляться этому не приходилось, потому что младший брат княжич Вадимир, после предупреждения отца, держал «под седлом» готовую к выступлению дружину на быстроногих конях. Вадимир сам и прибыл к приграничной крепостице во главе её, чтобы выручить застрявшего в осаде старшего брата.

Время терять Гостомысл не захотел. Сменили в крепостице дружину, оставив новым воям возможность со свежими силами привести ворота в порядок, и, вместе со старой дружиной, быстрым ходом направились к Славену.

Проведя там только короткий остаток ночи, Гостомысл поднялся с первым светом, пробившимся сквозь стекло. В крепости Карела и в самой Бьярме вставали позже. Там лучам света предстояло пробиться сквозь мутные, туго натянутые бычьи пузыри, которые свет всегда пропускали хуже, и людей спозаранку не будили. На удивление княжича, Прилюда поднялась ещё раньше, зная, как много дел предстоит сделать до отъезда мужа. А Вадимир вообще, как оказалось, в эту ночь не стал ложиться, взвалив на себя заботу о снаряжении дружины старшего брата. И хорошо вооружённая сотня стояла, готовая выступить вместе с Гостомыслом в дальний поход. Ещё одна сотня, стрелецкая, во главе всё с тем же Русалко, почти ровесником и другом детских лет Вадимира, приторачивала к сёдлам походные тулы [83]и длинные налучья. Вои, сопровождавшие княжича из ставки отца, получили особую задачу – охранять пленника. Силы для сопровождения посольства были выделены большие, но это было необходимостью, поскольку ехать предстояло через чужие земли, и кое-где предстояло, возможно, пробиваться с боем. Гостомысл уже несколько раз путешествовал по этому пути с дружиной, и знал, что ему предстоит.

В итоге княжичу осталось только семейные дела уладить – познакомить Прилюду с детьми от покойной первой жены; потом поручить её заботам властолюбивой красавицы Велиборы, молодой жены брата Вадимира, дочери освобожденной хозарской рабыни. Велибора собиралась вскоре произвести на свет, как предсказали волхвы, прекрасную дочь; потом еще было необходимо передать самому брату тщательные наставления Буривоя. Велибора давно освоилась в княжеском тереме, и взяла на себя заботы обо всём хозяйстве, что после смерти жены Буривоя осталось без пригляда.

И только после всего этого можно было садиться на коня…

– Не много ли ты мне охраны даёшь? Чать, самому понадобиться может… – осмотрев своё сопровождение, все же засомневался, и сказал Гостомысл брату. – Я с помощью к Годославу ездил, всего четыре сотни брал, а тут с посольством…

– Ляхам всё одно, что войско, что посольство… – сказал Вадимир. – Тебе через их земли тоже ехать, и дружинники, и стрельцы там сгодятся… А я здесь справлюсь… В Русе пока тишина. Русы зимой выступать не любят…

Гостомысл и сам хорошо знал, что самый трудный, хотя и небольшой, участок его дороги лежит через земли ляхов, ливов и пруссов. Там, даже если с одним князем ладишь, другой на его землю войдёт, чтобы пленников захватить. И не знаешь, к кому можешь в руки попасть, не знаешь, на кого следует лук поднимать, а кому протягивать руку для рукопожатия. Без войска через земли ляшские ходить более рискованно, чем через земли варягов-русов. Да и не со всякими ливами договориться можно. С приграничными, вроде бы, давно мирные отношения, торговля, и даже помощь друг другу, а чуть в глубину ливских болот уйдёшь, из каждой чащи дикая ватажка лихих людей выскочить может. Там тоже, как и у ляхов, порядка не любят… Единственно, ближе к владениям бодричей, земли поморян – места спокойные. Поморяне, хотя и ближайшие родственники ляхов, отличаются от них любовью к порядку…

Слегка растерянный и расстроенный состоянием, а ещё больше настроением матери, спустился князь-воевода с третьего этажа на второй в свои покои. Зашёл в свои комнаты, вычищенные слугами к его приезду так, что ни одной пылинки на оконных стёклах было не сыскать. Но там, постояв несколько минут без цели у окна, посмотрев некоторое время на площадь и на дворцовую галерею, где раньше часто прогуливалась княгиня Рогнельда, надолго не задержался. И всё в той же задумчивости двинулся к выходу из Дворца.

На узкой боковой лестнице, уже около выхода на первый этаж, ему встретился князь Додон, разговаривающий с кем-то из своих слуг. Додон шагнул навстречу, загораживая проход, и приветливо протянул для рукопожатия свою холёную узкую ладонь, больше привычную к гребню для его длинных волос, чем к рукоятке меча. Естественно, князь-воевода такую руку уважать не мог, хотя вынужден был на рукопожатие ответить.

Приличия в общении соблюдал даже такой человек, как Дражко.

– Я рад, Дражко, поприветствовать тебя персонально… – Додон весь, казалось, светился радостью встречи. По крайней мере, об этом говорила его широкая белозубая улыбка. Однако глаза при этом оставались совершенно холодными и непроницаемыми.

– Здрав будь, Додон… – усы князя-воеводы не пошевелились, как бывало, когда он радовался встрече с кем-то. И сам тон ответа не показался князю тёплым.

– Я вот в дорогу собираюсь. Хочу съездить ко двору Карла Каролинга, удовлетворить своё извечное любопытство. Согласно твоему сообщению, он перебирается на зиму в Саксонию… Это же совсем рядом. Когда ещё мне представится случай! Надо его не упустить… В Византии много разговоров о Карле. Императрица Ирина долго каялась, что не смогла стать его родственницей [84].