Коллектив авторов - Далеко-далёко. Рассказы о детях

Это лето выдалось урожайным на фрукты, особенно уродили сливы, терновки, алыча. Ветки деревьев буквально ложатся на землю под тяжестью плодов. В станице открылись приёмные пункты, куда местные жители могут сдавать фрукты со своих участков. Деньги небольшие, но нужные в каждом доме, где после войны растут оравы ребятни. В нашем подворье фруктовых деревьев мало, а садик, который был когда-то в конце огорода, вырубили, когда обрезали участки бывшим казакам.

И вот дедушка согласился взять меня с собой в горы. Оказывается, они с напарником пасут своё стадо вблизи разорённых в войну немцами горных хуторов. Домишки там все сгорели и развалились, а сады хоть и одичали, но остались.

Бабушка разбудила меня ровно в ту минуту, когда я наконец провалилась в глубокий захватывающий сон. Наш козлёнок Стёпка пытался прыгнуть с края обрыва прямо мне на голову. Сон слетел мгновенно, не оставив и следа.

Мы погрузили на бричку, запряжённую колхозной кобылкой, корзины для слив. Бабушка принесла мне старый трикотажный костюм брата – ночи в горах холодные, да и клещей опасаться приходилось. Взяли еды на три дня и поехали.

И вот, мне 13 лет, я впервые отправляюсь в странствие. Колёса тарахтят по тихим улицам, телега подбрасывает на рытвинах и ухабах, а я представляю себя путешественницей в дальнюю неведомую страну…

Всё вокруг интересно и ново! Незнакомые улицы с чужими курами и любопытными собаками скоро остались позади, и мы выехали на лесную дорогу, ведущую в горы.

Деревья обступали колею с обеих сторон, соединяясь вверху ветвями и образуя зелёный туннель. Иногда дорога выбегала на поляну, сплошь усеянную крупными ромашками, или на выцветший лужок с одинокими кустами бузины или чертополоха. И снова ныряла в лесную тишь, наполненную птичьими голосами. Устроившись поудобней, я начала дремать.

Приехали после полудня. Там нас ждал Павел, мужик лет сорока, дедушкин напарник. Он привёз своего сына – подростка, для подмоги – за лошадьми присматривать. А мне предстояло собирать сливы и алычу в заброшенных садах.

Первый вечер помню плохо, утомила дорога. Пока устроились, пригнали и пересчитали скот, закрыли в загон. Поужинали и без сил – спать. Мы с дедушкой расположились в палатке. Напарник с сыном Виктором соорудили себе шалаш, накрыли его брезентом от дождя.

Солнце ещё не встало, а мужчины уже на ногах. Проснулись, замычали телята, просясь на травку и к водопою. Мужики погнали стадо на пастбище. В палатке я осталась одна. Потихоньку выползла наружу. Утро было ошеломляющим! Воздух – чистый и прохладный, как вода из родника. Вокруг висели кисейные облака, держась за верхушки самых высоких деревьев. Лёгкая дымка тумана застилала речку в глубине ущелья. Зелёная изумрудная трава серебрилась в каплях росы. Вниз, к реке, простирался пологий зелёный склон. Солнце только-только осветило дальнюю, поросшую лесом гору, и его лучи пронизывали острыми своими стрелами верхние деревья и веером рассыпались по голубоватой зелени леса. Перехватило дыхание от восторга и необъяснимого счастья! Я кубарем слетела вниз по крутому склону к реке. Идти было невозможно, только бежать, широко раскинув руки, как крылья, и почти не касаясь прохладной мокрой травы. Я проскочила туман и оказалась на берегу речки Абинки. Свои чистые холодные струи она катила с гор, перебирая и шурша мелкими гладкими камешками. Спуск чистый, у самой воды огромный плоский валун, с которого удобно зачерпнуть воду.

Помочила в ледяной воде ладошки, плеснула в лицо, умылась. Вскоре появился Виктор, сын Павла. Скотники погнали стадо на дальнее пастбище, а он вернулся ко мне. Виктор подъехал на коне, другую лошадь вёл в поводу. Ловко, немного рисуясь, спрыгнул с коня, отвёл лошадей к воде, затем на лужайку под деревья. Принёс с родника котелок с чистой водой. Я стала собирать сухие сучья для костерка. Очень скоро, почти не разговаривая, мы напились чаю, заваренного душицей, поели сала с яйцами. Солнце уже поднималось над лесом. Виктор должен был показать мне дорогу в заброшенные сады. Это оказалось рядом. Мы вместе оттащили туда корзины, сложили в холодке. Виктор смело полез в заросли лопухов и нарвал целый букет крупных, похожих на тазы листьев. Это чтобы потом укрывать корзины со сливами от солнца. Мой первый рабочий день начался. Настроение было всё таким же радостным. Я легко, как кошка, лазала по деревьям, сгребая с веток сливы и терновки в сшитую бабушкой матерчатую торбу, наброшенную на шею. Вскоре уже 5–6 корзин были наполнены с верхом. Руки и плечи устали.

Тут снова появился Витька и позвал отдохнуть. Сам он всё это время занимался лошадьми. Витька был старше на год-два, но вёл он себя как взрослый, стараясь подчеркнуть своё превосходство во всём. Я не очень-то реагировала. Спустившись к реке, с удовольствием сполоснула в ледяной воде руки и плечи, стряхнула с головы и одежды прилипший древесный мусор. Виктор разъезжал по довольно крутому склону на своём коне без седла, держась за гриву, явно рисуясь передо мной своим казачьим умением держаться на лошади. Кони были ездовые, и Виктору не разрешали кататься верхом. Седло было, но Витьке его не давали. Мы уселись на самом верху склона, у палатки, перекусить, и Виктор всё ещё продолжал хвастаться своими умениями и мастерством наездника.

Меня подзадорить легко, во мне всегда была эта пацанская жилка соперничества. И когда он предложил мне прокатиться самой, я, чуть посомневавшись, согласилась. Он подсадил меня на кобылу, без конца уверяя, что она очень спокойная, не то что его конь. Дал ухватиться за гриву – я вцепилась. Кобыла удивлённо косилась на меня и стояла на месте. Виктор быстро запрыгнул на своего коня и потихоньку стал спускаться по склону вниз, оглядываясь и подбадривая мою лошадь. Сидеть на голом хребте было ужасно неудобно. Острые позвонки больно впивались в ягодицы. Наконец моя лошадка тоже начала двигаться вниз, при этом позвонки тоже задвигались. Сначала она ступала осторожно, но так как Витькин конь был уже далеко внизу, она вдруг перешла на мелкую рысь. Для меня это оказалось полной неожиданностью. Лошадь стала подбрасывать меня, её грива выползала из моих рук, и с каждым её прыжком я всё ниже соскальзывала вокруг её движущегося тела, совсем упустив гриву и уцепившись руками и ногами за её хребет и живот. Ещё секунду – и я была бы на земле, а лошадь раздавила бы меня своими копытами. Но и она почувствовала этот миг и, резко затормозив и присев на задние ноги, остановилась как вкопанная. Я разжалась и плюхнулась на землю между её четырёх ног. И тут я увидела Витьку, он галопом скакал вверх по склону к нам. Я видела только его бледное лицо и испуганные глаза. Когда он соскочил и убедился, что я цела, то начал нервно хихикать своим белым, с невесть откуда взявшимися веснушками, лицом, без конца повторяя: «Я же говорил, что она умная и спокойная, я же говорил…»