Михаил Атаманов - Прорыв в Пангею

В тот же день я сходил в храм Латандера и заплатил за лечение сломанной руки. Вся магическая процедура заняла пару минут. Жрец произнёс неразборчивое заклинание и заверил, что через три дня повязку можно будет снять. Никаких изменений в состоянии руки я не почувствовал, но оснований сомневаться в искусстве жрецов Латандера не было – совсем недавно благодаря такому лечению нога у Каришки срослась после сложного перелома всего за десять дней.

Каришка в это время наведалась в храм Белла и опустила в ящик для пожертвований десятую часть с выигрыша в игорном доме. Потом мы вместе, взявшись для уверенности за руки, пересекли площадь и вошли в огромный мрачный храм богини смерти Мораны. Высокий лысый жрец в длинном траурном одеянии поинтересовался целью нашего визита.

– Выразить наше почтение и признательность Моране за то, что она пока решила сохранить мне жизнь, – ответила Каришка.

– Жизнь – лишь краткий миг разлуки, после которого мы снова возвращаемся в лоно нашей матери смерти. И желать продлить эту разлуку – значит хотеть причинить боль нашей матери, которая безмерно скучает без своих детей, – размеренно и грустно, как непонятливым ученикам, объяснил нам жрец.

Каришка приблизилась к огромной мраморной статуе Мораны, изображенной в длинном платье до самого пола, с распущенными до пояса волосам и с золотой маской на лице. Встала на колени и начала молиться. Я тем временем под присмотром наблюдающего за мной угрюмого священника отсыпал около пятидесяти золотых в большую вазу для пожертвований, стилизованную под погребальную урну.

Затем осмотрелся. В огромном храме находилось множество людей в траурных одеждах. Они стояли отдельными группами – видимо, за недавно умерших горожан молились безутешные родственники. Возле каждой группы можно было заметить служителя храма, который успокаивал людей и принимал пожертвования. Я заметил, что платили родственники весьма щедро – золотые и серебряные монеты ручейками стекали в специальные урны. Вместе с тем внутреннее убранство храма выглядело на удивление скромно – мрачные гранитные колонны, серые стены с нишами для горящих свечей и лампад. Лишь многочисленные статуи, изображающие богиню смерти с обязательной золотой маской, смотрелись роскошно – это были работы талантливых скульпторов из чёрного или белого мрамора. Но все эти статуи вряд ли стоили даже десятую часть тех денег, что храм Мораны собирал только за один год. Интересно, в каких тайниках отцы церкви Мораны хранят остальные богатства. Но я тут же отогнал крамольную мысль – в мире, где боги так активно вмешиваются в дела простых смертных, попытка ограбить храм богини смерти равносильна самоубийству.

После молитвы Каришка стала заметно спокойнее, а выйдя из храма, заговорила:

– Морана ответила на мои мольбы. Она даёт мне отсрочку и не будет больше присылать своих слуг, чтобы лишить меня жизни, так как со вчерашнего дня моя жизнь принадлежит тебе. Я умру в тот же день, когда умрёшь ты или когда ты решишь от меня избавиться – отпустишь на свободу, подаришь или продашь кому-то другому. Так что ты мой полноправный и единственный хозяин на всю оставшуюся жизнь. Взамен за отсрочку смерти Морана хочет подарок – магический меч графа Ставера Солнечного… Я не представляю, где его взять. Может быть, ты знаешь?

– Знаю. Он в подземелье. В саркофаге графа Ставера Солнечного рядом с мумией лежал меч.

– Трудно достать его, как ты считаешь? – поинтересовалась Каришка.

Я вспомнил охранявших усыпальницу графа оруженосцев: сильных, неуязвимых, но очень медлительных.

– Не слишком. Как только рука заживёт, смогу спуститься в катакомбы.

– Повезло мне с хозяином, – Каришка прижалась ко мне и обняла. – Пока не увидела никаких минусов в потере свободы. Надеюсь, и дальше ты будешь так же добр ко мне.

– Каришка, считай, что ты свободна, я не собираюсь ограничивать тебя в чем-то и управлять тобой, – успокоил я подругу, но она сразу же запротестовала:

– Ни в коем случае! Не говори так, не спорь с судьбой! – В голосе девушки появилась панические нотки. – Я не свободна, не вздумай меня отпускать. Сколько обычно живут люди? Тридцать, сорок, а может, и пятьдесят лет. По сравнению с двумя столетиями жизни тайфлингов это совсем немного, но я хотела бы прожить этот срок.

– У меня на родине люди живут по семьдесят лет и больше, некоторые доживают и до ста. Кроме того, у меня есть возможность… – Я резко оборвал себя, едва не проболтавшись.

– Какая возможность? – полюбопытствовала Каришка.

– Давай в другой раз поговорим на эту тему…

– Как скажешь, мой господин.

Поскорее, чтобы не видеть красного заходящего солнца, мы поспешили в школу, хотя не думаю, что после нового соглашения с Мораной солнце ещё представляло для Каришки опасность, – просто на всякий случай. По дороге накупили всяких вкусностей для празднования моего дня рождения – творожный пирог, фрукты, колбасу, сыр, сладости.

Парни как раз вернулись с занятия по скрытности и собирались ужинать. Но, что такое пресная каша и молочная сыворотка, по сравнению с теми разносолами, что принесли мы с Каришкой! Откуда-то появилась надежно припрятанная учениками бутыль грушевого сидра, и праздник удался на славу. Неведомый Призрак также принял участие в веселье, демонстрируя собравшимся разные трюки, – кувыркался, танцевал, ходил по натянутой верёвочке…

После бурных событий последних дней хотелось как следует отоспаться, поэтому лёг пораньше. Среди ночи меня разбудил робкий стук в дверь – это была Каришка. Я открыл засов и сразу обратил внимание на грязную одежду и исходивший от неё запах канализации.

– Вот, держи! – Она протянула мне длинный тяжёлый свёрток. – У тебя они будут в большей сохранности. А я пойду вымоюсь и постараюсь хоть немного поспать перед занятиями.

Я не стал ничего расспрашивать, положил свёрток на стол и развернул грязные тряпки. Передо мной лежали три больших двуручных меча. Два одинаковых широких матовых клинка с костяными потёртыми рукоятками. И один более изысканный клинок эбонитового цвета – огромный, в мой рост, по волнистому лезвию которого шли серебристые переливающиеся руны. Рукоять оплетали сотни тоненьких серебристых и золотых проволочек, образующих сложный рисунок – солнце над горным хребтом. На металле стояло клеймо мастера – похожее на клеймо на моём арбалете и на товарах обоза, который мы охраняли. Явно работа дварфов – не клана Тяжёлых, но одного из кланов Малых Граничных Холмов. Хотя клинок пролежал в склепе несколько десятилетий, он выглядел как новенький – отполированный до блеска, очень острый, без единого скола на лезвии. Жаль, что придётся отдать такой шедевр.