Неда Гиал - Давным-давно, в неведомой дали

– Я клянусь тебе… – ему пришлось прочистить горло, прежде чем продолжить. – Я клянусь тебе сердцем богини, я не отдавал этого приказа… я ничего не знал о….. – он не договорил.

Драгомира пристально посмотрела на него – лицо, перекошенное от горя, глаза – озёра боли. Она не прикоснулась к нему, она не сделала в его сторону даже лёгкого жеста, но он вдруг почувствовал как земля уходит у него из-под ног, как ему становится трудно дышать, как его мысли и воспоминания болезненно выдавливаются из него. Он боролся за каждый вдох, бессильный предпринять что-либо ещё, постепенно всё меркло, перед глазами темнело, но затем всё внезапно закончилось и он жадно, со свистом вдохнул, с трудом держась на ногах. Драгомира поспешно убежала в землянку, с силой захлопнув за собой дверь. После того, как он постепенно восстановил контроль надо своим телом, эльф на негнущихся ногах последовал за ней. Всебор с каменным лицом наблюдал за тем как тот хромает к дому. Он бы с радостью убил этого эльфа, за то, что тот заставил его любимую королеву пережить всё это заново, но было и что-то ещё. Что-то, от чего у него ныло сердце.

Сейгхин осторожно открыл дверь и зашёл в землянку так тихо, как только мог. Драгомира сидела в своём кресле, поджав ноги, вцепившись руками в колени и уставившись в пустоту, слёзы всё также безудержно бежали по её лицу. Боль тех дней охватила её с новой силой. После всего этого времени, которое она провела спрятавшись посреди зачарованного леса, где мало кто мог быть для неё опасен, она постепенно, хоть и мучительно медленно, начала исцеляться. Однако она не могла окончательно отпустить всё это, особенно с Сейгхином под боком. Драгомира громко всхлипнула – её сыну было бы уже три годика, и он наверняка был бы копией отца… Рыдания сотрясли её с новой силой.

Сейгхин какое-то время наблюдал за ней, чувствуя себя неловко и не в своей тарелке. Вероятно впервые он видел её лишь как глубоко раненную, несчастную женщину, а не ведьму, не испытывая при этом противоречивых чувств из-за того, что она была причиной расставания с его миром, его любимой. Милолика… Сердце снова заныло. Он думал, что он её знал, он думал, что у них не будет секретов друг от друга, тем более таких тёмных…

– Ты свободен, – вдруг прервала его мысли Драгомира.

– Что? – удивился эльф и в недоумении задал вероятно наиболее глупый вопрос. – Почему?

Женщина с лёгким весельем скользнула по нему взглядом и вытерла слёзы.

– Ты что, так привык к этому месту, что уже не хочешь сбежать? – она судорожно вздохнула, успокоиться всё ещё было не просто. – Как я уже говорила, я хочу, чтобы все, кто нанёс мне вред – дорого заплатили. Но раз ты действительно не знал правду об убийстве….. Мстислава, – как больно было вновь произносить его имя. – То я не хочу, чтобы ты был здесь…

Эльф продолжал всё также растерянно на неё смотреть. Драгомира нетерпеливо поморщилась.

– Ты только напоминаешь мне о моей потере, только причиняешь больше боли. Это стоило того, пока я думала, что ты виновен, но теперь… – она замолчала и вновь отвернулась. – Буря отвезёт тебя на край заколдованного леса. Оттуда – сам как-нибудь дойдёшь.

– А ты будешь здесь в безопасности… одна? – спросил эльф, всё ещё не осознающий, что происходит.

– Как-нибудь справлюсь, – проворчала чародейка. – Ты мне тут для защиты точно не нужен… Уходи… – устало добавила она.

Затем закуталась в шерстяную шаль, будто был морозный зимний вечер, и снова забралась в кресло, вновь уставившись в пустоту и, казалось, забыв о его существовании. Эльф какое-то время ещё постоял, всё ещё поражённый внезапностью произошедшего и растерянный из-за собственных чувств – вот, наконец была долгожданная свобода, а он был ей почему-то не особенно рад. После нескольких минут сомнения он ушёл в свою комнату и собрал свой нехитрый скарб, пристегнул мечи, закинул на спину лук и снова вышел в жилую комнату, где взял немного еды и воды на дорогу. Потом он остановился, не зная что сказать и стоит ли что-то говорить.

– Прощай, ястреб, – произнесла Драгомира, – не поминай лихом.

Сейгхин неловко кивнул, отчаянно пытаясь придумать ответ, но ему ничего не пришло в голову.

– Прощай, – наконец сказал он и медленно, будто всё ещё не веря происходящему, вышел из комнаты.

Женщина печально усмехнулась, когда снаружи заржала лошадь, и закуталась ещё сильнее, когда стук копыт затих вдалеке. Жуткая тишина спустилась на её опустевшее прибежище. Пока её враг был рядом, она могла прятаться за ненавистью, за напряжением между ними, за насмешкой и наслаждением его болью. Теперь же она осталась одна, наедине с пустотой в её душе, с той болью, с которой она не смела разбираться до этого, и которая вспыхнула с новой силой.

Драгомира поёжилась.

Буря послушно несла Сейгхина через лес, хотя от его внимательного взгляда и не ускользнуло, насколько недовольно было животное. Но всё равно – не было упрямых попыток повернуть обратно, как тогда, когда он пытался сбежать из зачарованного леса сам. Через несколько часов они покинули заговорённое место – он сразу узнал те вехи, где его обычно заворачивало заклинание Драгомиры, на этот раз он проехал их без признаков помутнения или магии – казалось, она действительно его отпустила.

Его путешествие длилось ещё дня три безостановочной езды. Эльф всё ещё опасался, что если он остановится на ночлег, то что-то произойдёт и он не сможет покинуть лес, будет вынужден повернуть обратно или ещё хуже – будет блуждать в чаще до конца своих дней. Буря неустанно несла его всё дальше и дальше от живописной поляны, казалось совершенно не измученная путешествием. Наконец ранним после-полуднем третьего дня он выехал из чащи. Край зачарованного леса был резким, словно отрезанный ножом. Сейгхин остановил лошадь у большого валуна на поляне и оглянулся. Наконец исчезла угрюмость, присутствовавшая в зачарованном лесу даже в самые солнечные дни. Деревья и животные были всего лишь деревьями и животными и ничем больше, и он уже мог различить вдалеке башни приграничной эльфийской крепости – лошадь отвезла его к краю зачарованного леса, ближайшему к его королевству. Эльф спрыгнул, и лошадь хотела было ускакать обратно в лес, но он привязал её к чахлому деревцу и в задумчивости взобрался на валун неподалёку. Буря недоумённо посмотрела на мужчину, затем тряхнула головой и начала пастись. Сейгхин сидел на макушке валуна и смотрел в сторону эльфийского королевства, недоумевая что же не так. Вон они – башни ближайшей крепости, сине-зелёное море крон деревьев эльфийского леса, сверкание льда на вершинах их гор. А где-то за теми вершинами была столица эльфийского королевства, его дом, его родина, его трон. Долгий год он тосковал по всему этому, надеясь, что он когда-нибудь вновь это увидит, вдохнёт сладкий запах незатронутых порчей цветов, почувствует дыхание обычного, не искажённого магией воздуха… А теперь, когда он был за пределами зачарованного леса и ничто не мешало ему вернуться домой – он не хотел идти. Он чувствовал себя так, что если он продолжит свой путь, то предаст Драгомиру. Он не знал, как именно или почему, и прекрасно понимал, что она не ожидала и не хотела от него никаких попыток исправить причинённое ей зло, но чувство не уходило. Что же касается Милолики, то он не знал, что и думать. Лишь из-за неё он не сдавался все эти месяцы, не ринулся с головой в какое-нибудь безымянное болото. Её любовь, его любовь к ней, надежда на то, что однажды он снова её увидит – всё это вдруг потеряло значение. Былые чувства, те, что должны были длиться вечность – исчезли. Осталась лишь тень от них, больше похожая на болезненное воспоминание. Сейгхин глубоко вздохнул и спрыгнул с валуна, подошёл к лошади, которая снова вскинула голову и вопросительно посмотрела на него. Эльф снова вздохнул, задумчиво пробежавшись пальцами по заплетённой гриве животного, бросил последний взгляд на эльфийские башни, решительно сжал губы, вскочил на лошадь и направил её обратно в лес.