Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота

— Да, моя очаровательная гостья, ним всё будет в порядке. А вам и вправду нужен отдых, массаж, сытная пища… Ну, и немного моего целебного вина. Как врач я настоятельно рекомендую вам несколько дней полного покоя!

— Ну… если так… Спасибо ещё раз! — Каринэ приблизилась к довольно высокому Пелиасу, и, поднявшись на цыпочки, смущённо чмокнула его в щёку, — Я и правда, пойду. Не буду вам мешать — у вас дела!

Когда за маленьким эскортом закрылись двери, Пелиас, всё ещё рассеянно державшийся за щёку, вздохнул. Покачал головой.

— И как это такая умная и красивая девушка полюбила такого грубого и кровожадного типа? — пробормотал он, тыкая в Конана худым аристократическим пальцем.

— А я глубоко в душе очень тонкий и чувствительный! — подмигнул ухмыляющийся варвар, пошкребя себя по мускулистым рёбрам.

Оба с пару секунд хитро смотрели друг на друга, потом оглушительно расхохотались. Конан потянулся всем телом, продолжая бережно придерживать руку.

— Ладно, чувствительный ты мой. Займёмся, наконец, и твоей клешнёй, которую ты наверняка опять засунул, куда не следовало бы! — утерев выступившую от смеха слезу, Пелиас подошёл к Конану, — Предупреждаю сразу: эликсир из печени страуса кончился. Будет немного больно!

— Ерунда! В первый раз, что ли? Потерплю — пусть страусы поживут!

Было и вправду немного больно.

Однако не зря же он напился замечательного вина — боль ощущалась как бы сквозь сон. Конан чувствовал, как под умелыми руками, даже не касавшимися его тела, под кожей восстанавливаются порванные связки и мышцы, и кусочки раздробленной кости укладываются на положенные им места. Стиснув зубы он терпел, и даже попивал вино из очередного, особо понравившегося кувшинчика, которое странным образом никак не заканчивалось.

На руку киммерийца у Пелиаса ушло минуты три.

— Хм! — Конан вертел починенной конечностью и так и эдак, — Смотри-ка, как новая! Спасибо, друг! Однако, с ножками Каринэ ты, небось, обращался понежней, да и возился… подольше!

— Ясное дело. Ей же нужны изящество и грациозность, поэтому я и возился так долго. А тебе — сила, выносливость и быстрота движений. Это не так трудно, и особого искусства не требует. Тут справился бы и любой ученик. Однако не сомневайся — всё сделано в лучшем виде!

— Благодарю ещё раз! Я здорово на тебя надеялся. А теперь, дружище Пелиас, позволь подбросить тебе ещё одну задачку. Собственно, из-за этого мы и приехали, и из-за этого и… пострадали! — киммериец поднял с пола мешок с проклятым сосудом, и достал золотой артефакт.

— Да-а-а… — несколько сердито протянул чародей, — Знаю я. Эта вещь не из тех, которые можно не заметить!

— Но что же это такое на самом деле? — Конану было интересно, правильно ли он оценил значение и роль добытого с такими страшными и кровавыми приключениями сосуда. И — самое главное — что же это за исчадье ада там живёт!

Прежде, чем ответить, Пелиас подошёл к столику, налил себе из столь приглянувшегося варвару кувшинчика, — причём от души — и тоже выпил.

Потом сел рядом с Конаном и, как и тот, откинулся на удобную спинку.

— Расскажу-ка я тебе одну древнюю историю, мой юный любитель приключений и тайн. Заодно и сам вспомню её — давно я к ней не возвращался…

Снова Пелиас помолчал, — что само по себе было тревожным признаком — пересматривая внутренним взором кладовые своей уникальной памяти, и как-то погрустнев и постарев. Конан не отвлекал друга от дум, но о вине и еде не забывал, искоса поглядывая то на странный сосуд, то на мага.

— Как ты знаешь — вернее, как ты не знаешь! — поправился, хмыкнув, Пелиас, — живущее сейчас в Ойкумене поколение людей — третье. Два предыдущих, ничуть не худших, чем наше, погибли во всемирных ужасных катаклизмах. Первый был вызван, согласно легенде, падением старого Солнца на Землю, после чего сгорело всё живое. Кроме подземных жителей — ну, там, червей разных, мокриц, клещей, многоножек и кротов…

Во втором катаклизме люди были виноваты уже сами: они так расплодились, и так бездумно уничтожали самое землю, и всё, что на ней росло, бегало и ползало, что Боги наслали на них мор, и люди вымерли от страшных, неизлечимых болезней. Были заброшены все города и сёла, поля, луга и виноградники… Уцелевшая чудом горстка выживших вернулась в пещеры, и прокляла все блага цивилизации, поклявшись никогда к ним не возвращаться…

Как же, никогда…

Хм. Вот как раз об этом, втором поколении, второй цивилизации и пойдёт речь.

Они очень далеко зашли по пути, как мы говорим, прогресса. Это значит, выражаясь понятным тебе образом, что если ты, чтобы убить врага должен — выстрелить в него, ударить мечом, ну, или хотя бы камнем, или там — в крайнем случае, просто задушить, так сказать, голыми руками… Для них же достаточно было просто… Особым взглядом посмотреть на него! Подумать. И — всё!

Ты, чтобы добыть пропитание, должен вспахать поле, засеять, собрать (если ещё вырастет!), перемолоть, замесить, испечь. Или хотя бы протянуть руку и сорвать то же яблоко с дерева. А для них и это всё заменял один взгляд! И мысль. Ну, разумеется, другие, чем применялись для убийства… И так — и всё остальное.

Все они были… Хм. Очень независимы и горды — никто не терпел ни малейшего намёка на подчинение другому человеку.

Поэтому все старались жить подальше друг от друга. И встречаться пореже. Большая часть общения с себе подобными проходила на расстоянии: связываться друг с другом они умели за тысячи миль. И вообще, сила волшебства этого поколения была так велика, что они создавали моря, реки и горы.

Леса исчезали, пустыни появлялись — лишь от единственного взгляда и мысленных заклинаний! Более того: постепенно страх перед другими людьми, которые могут быть в чём-то умнее, или сильнее, и ненависть к таким — то есть, ко всем! — дошли до того, что и размножались люди теперь поодиночке: каждый сам мог родить себе ребёнка — свою точную копию. И каждый старался, чтоб таких детей было побольше!

Словом, могущество людей почти сравнилось с могуществом Богов.

И, конечно, случилось то, что должно было случиться. Один из людей-магов, самый сильный и старый, решил прогнать Богов этого Мира, и, обретя бессмертие, самому сесть на трон Повелителя Вселенной.

Он понимал, что в одиночку не справится. И, как ни странно, смог договориться с несколькими другими такими же людьми. Тоже из самых могущественных. Жажда власти и бессмертия заставила их на время забыть обычную для них неприязнь, ненависть. Разумеется, полного доверия в их рядах не было… Что, собственно, и погубило их.

Были среди них и мужчины и женщины. Было и несколько детей этого человека — Эстимах было его имя — этих он держал в резерве, тайно поручив убить всех остальных своих союзников, когда дело будет сделано.