Андрей Мансуров - Конан и Слуга Золота

Тварь несколько секунд удивлённо трясла головой, очевидно поражённая силой удара, пришедшегося по верхней челюсти, и, хотя и не перерубившего её, но разрезавшего щёку и губу до зубов. На фоне их белизны проступила и закапала алая кровь.

Монстр вновь развернулся к варвару, чтобы враг оказался прямо впереди.

— А ты молодец! — констатировал он, — Убить тебя будет особенно приятно! Уж в этот-то раз я съем твой мозг сразу!

— Не дождёшься, ты, кастрированный идиот! — прорычал Конан, — Hе на того напал!

— Ты ошибаешься, человечишка. Посмотри сюда! У меня всё отрасло лучше прежнего! — действительно, подумал Конан, невольно почесав затылок: у чёртова монстра язык и… прочие важные атрибуты были на месте, — И дырочки от ваших стрелок скоро затянутся. А вот у тебя то, что я собираюсь сейчас отгрызть, уже не отрастёт! Впрочем, оно тебе всё равно больше не понадобится!

Конан, медленно отходивший по периметру зала, однако не купился — он понимал, что монстр заговаривает ему зубы, чтобы застать врасплох. Киммериец успел увернуться от броска мощной головы, который сбил бы его и отбросил шагов на двадцать!

— Давай! — крикнул он. Пелиас нажал скрытую пружину. Постамент с баком быстро ушёл под пол, и отверстие закрыла выдвижная плита. Пока монстр развернул единственный глаз на шум и переваривал исчезновение раствора своего «обиталища», Конан подскочил к его шее, и что было сил рубанул по ней. Шея не поддалась.

Пришлось снова отскочить. Тварь неспеша развернулась снова к варвару, уже почти загнанному в угол. Презрение вновь вернулось в её взгляд.

— Ну иди, иди и возьми меня, глупая морда! — поддразнил её киммериец, — А хочешь, я сам позволю тебе отгрызть мне то, что является моим лучшим украшением? Потому, что, клянусь потрохами Неграла, мой друг может сделать мне новый — и даже побольше, чем у тебя!

Манёвр Конана вполне удался: от хохота тварь аж запрокинула голову к самому потолку. И стояла она при этом именно так, как надо.

Резко нырнув вниз, киммериец кулаком ударил по потайной панели стены.

Тотчас из замаскированных двухдюймовых отверстий вылетело пять шестифутовых стальных копий, вонзившихся со страшной силой в тело монстра на расстоянии фута друг от друга и на высоте середины его бока. Сила скрытых пружин оказалась столь велика, что многотонная туша отлетела к противоположной стене, пронзённая почти насквозь, и осталась лежать на полу на боку, отскочив от стены.

— Отличные пружины! Спасибо, Пелиас! — Конан поднялся и помахал рукой.

Пелиас помахал в ответ. Каринэ захлопала в ладоши, откинув волосы с лица.

— Ах… вы… гнусные букашки! Падаль! Коварные твари… — хрипы и бульканье в голосе монстра однозначно говорили, что пробиты лёгкие, и кровь заливает внутренние полости приземистого тела, уже не имеющего сил, чтобы подняться, — Это… подло! Стрелять из-за угла — нечестно и мерзко!

— Ты, мразь, насилующая и жрущая беспомощных женщин! И ты ещё будешь что-то толковать о честности и подлости?! — варвар был поражён.

— Да… буду! Иди… сюда, и сразись со мной сам, как мужчина!

— Конан! Не слушай его! Он провоцирует тебя, чтоб ты подошёл! — отчаянно крикнула сверху Каринэ, всё ещё стрелявшая в голову монстра.

— Заткнись, сучка! Я… ещё доберусь до тебя и твоей …! После этого ты у меня лопнешь, как мыльный пузырь!

— Не доберёшься, — буркнул разъярённый киммериец, вынимая из тайника в стене тяжёлое восьмифутовое копьё с бронебойным наконечником, — Мёртвые, как известно, сексом не занимаются! — с этими словами он что было сил вогнал стальное древко прямо через открытую пасть в мерзкую глотку на всю длину копья.

Лежащая на боку туша содрогнулась в мощной конвульсии, чуть не откусив Конану обе руки. Он еле успел отскочить, ругаясь на трёх языках.

Но тварь была ещё жива. И сдаваться не собиралась.

Со стонами, гулким эхом отдававшимися под высоким сводчатым потолком, она со второй попытки поднялась на ноги. Копьё мешало ей сгибать шею и ворочать головой, но ещё оставались тумбы-ноги — чтобы растоптать червя-человека!

— По-дгы… с… а-а-а! — просипела плюющая кровью глотка, и тварь, хромая, двинулась к Конану, щуря единственный глаз и надрывно хрипя.

— Слушай, Пелиас! Я так не могу! Получается как-то… нечестно! Он же теперь… живой! И без магической защиты! А мы его — ловушкой…

— Ну ты ещё скажи, что тебе его жалко! — возмутилась наверху Каринэ, — Конечно, это же не тебя хотели поиметь!..

Конан надулся за обидные слова:

— Ну так — хотели же! Ведь не смогли!

— Да, но только благодаря тебе , если вспомнишь! А теперь, будь любезен, засунь свою не к стати прорезавшуюся жалостливость себе в …пу, и прикончи гнусную, сексуально озабоченную тварюгу! Или ты хочешь, чтобы он выжил, и трахнул кого-нибудь ещё?!

Конан, продолжавший во время этого диалога увёртываться от довольно неуклюжих попыток монстра боднуть, или растоптать его, вздохнул. Он понимал справедливость слов Каринэ, но хладнокровно добить беспомощного, как он считал теперь, монстра, ему было стыдно. Людей он в такой ситуации щадил. Но здесь…

Но всё равно он помнил, что в его руках — судьба всего Мира…

И всё же — не мог…

Однако монстр всё решил за него: когда они оказались у самой стены, в затуманенном глазу вдруг вновь зажёгся лютый огонь, и чудище очень ловко одолело разделявшие их десять футов. Хрипение прекратилось.

Конан понял, что враг коварно притворялся.

Но было поздно: длинный толстый язык оплёлся вокруг его ног, и лишил возможности бежать.

— По-пас-ся! — взревела тварь, пожирая его единственным глазом.

— Вот чёрт! — взревел в ответ киммериец, — А я даже не узнал твоего имени!

Заметив, как дрогнул злой огонь в глазу, и тварь выпрямилась, он понял, что цель достигнута: тщеславие заставило Полубога на мгновение отвлечься!

— Не забудь сообщить его в аду лично Мардуку! — Конан, резко присев и оттолкнувшись обеими могучими ногами, снизу изо всех сил вогнал длинный меч под подбородок, подлетев на добрый метр.

Удар был так силён, что меч вошёл по самую рукоятку.

Окровавленное остриё вышло из макушки, пробив мозг и череп. На доли секунды тварь замерла.

Затем язык ослаб, и отвалился от ног киммерийца.

И вовремя — Конан успел отпрыгнуть, как тяжёлая голова рухнула рядом, чуть оцарапав ему плечо и бедро шершавой шкурой. Красный глаз потускнел и закрылся…

Пелиас и Каринэ наверху не придумали ничего лучше, как зааплодировать.

Взглянув на них, Конан вяло помахал рукой.

Особой радости от своей победы он не испытывал.

В ночь полнолуния Боташ сидел в спальне своего дворца, в крохотной стальной камере, изготовленной специально для него лучшими кузнецами.