Стивен Эриксон - Память льда. Том 2

Капитан сидел за столом у входа, опершись спиной на грубо оштукатуренный, укреплённый балками дверной проём, слева от самой двери, лицом к низкому главному залу таверны. По земляному полу под столами кралась мышь, перебегала из тени в тень, скользила среди сапог и ботинок посетителей.

Остряк следил за её странствием из-под полуопущенных век. На кухне ещё можно было раздобыть порядочно еды — так ему, во всяком случае, подсказывал нос. Однако Остряк отлично понимал, что, если осада затянется, этому изобилию быстро настанет конец.

Его взгляд метнулся к закопчённым стропилам, где спала, свесив лапы с перекладины, местная кошка. Охотилась она, похоже, только во сне. По крайней мере, сейчас.

Мышь добралась до подножки у стойки и двинулась вдоль неё ко входу в кухню.

Остряк вновь пригубил разведённого вина — воды в кубке было уже явно больше; паннионцы сжали хватку на горле города почти неделю назад. Остальные шесть посетителей сидели поодиночке за столами или опирались на стойку. Временами они обменивались словом-другим, как правило, бессмысленными комментариями, на которые редко отвечали чем-то большим, чем хмыканьем.

Остряк приметил, что днём и по ночам в таверне собирались два разных типа людей. Сейчас он смотрел на первых — эти чуть ли не жили в общем зале, медленно потягивали вино и эль. Они были чужими в Капастане, не имели приятелей, зато передружились между собой, пусть и объединяло их лишь совместное ничегонеделание. К ночи начнут подходить другие. Крикливые, драчливые, они затаскивали внутрь уличных шлюх и швыряли свои монеты на столы так, будто думать не думали о завтрашнем дне. В них кипела энергия отчаяния, лихой привет, брошенный в лицо Худу. « Мы — твои, костяной ублюдок, — будто говорили они. — Но не раньше рассвета! »

Они кипели, текли, словно пенное море среди неподвижных, безразличных камней — молчаливых, одиноких посетителей дневного времени.

Море и камни. Море пускается в пляс перед лицом Худа, лишь только он оказывается поблизости. Камни уже так давно смотрят в глаза этому ублюдку, что им лень даже пошевелиться, не то что плясать. Море громогласно хохочет над собственными шутками. Камни со скрежетом бросят одну фразу, которой хватит, чтобы весь зал замолчал. «Разве что по кусочку капастанца…»

В следующий раз лучше буду держать язык за зубами.

Кошка встрепенулась на балке, потянулась так, что чёрные полоски волнами побежали по бурому меху. Свесила голову вниз, приподняв уши.

Мышь замерла на пороге кухни.

Остряк тихонько присвистнул.

Кошка посмотрела на него.

Мышь метнулась в кухню и скрылась из виду.

С громким скрипом дверь таверны распахнулась внутрь. Вошёл Бук, встретился взглядом с Остряком, затем устало опустился на стул рядом.

— Ты очень предсказуем, — пробормотал пожилой мужчина и жестом заказал ещё два кубка, как только поймал взгляд кабатчика.

— Ага, — отозвался Остряк. — Я — камень.

— Камень, значит? Скорей уж толстая игуана на камне. А когда придёт большая волна…

— Худ с ним. Ладно, ты меня нашёл, Бук. Что дальше?

— Просто хотел поблагодарить тебя за помощь, Остряк.

— Это что, была ирония, старик? Ещё немного потренируешься и…

— На самом деле я почти серьёзно. Мутная вода, которую ты мне дал выпить, — зелье Керули — оно просто чудеса творит. — На узком лице Бука возникла хитрая улыбка. — Чудеса…

— Рад слышать, что тебе лучше. Есть ещё новости, потрясающие основы мироустройства? Если нет…

Бук откинулся на спинку, чтобы дать кабатчику поставить на стол два кубка, а когда тот заковылял прочь, сказал:

— Я встречался со старейшинами Лагерей. Поначалу они хотели идти прямо к князю…

— Но потом опомнились.

— Пришлось их слегка подтолкнуть.

— Значит, теперь у тебя есть всё, чтобы не дать этому чокнутому евнуху играть в привратника у Худовых врат. Хорошо. Нельзя допустить панику на улицах, когда четверть миллиона паннионцев осаждают город.

Бук прищурился и посмотрел на Остряка.

— Так и думал, что покой тебе больше по душе.

— Ну вот, уже лучше.

— Но мне всё равно нужна твоя помощь.

— Не пойму, в чём, Бук. Если только ты не хочешь, чтобы я дверь высадил и снёс Корбалу Брошу голову с плеч. Но тогда тебе нужно будет отвлечь Бошелена. Поджечь его, например. Мне много времени не нужно. Главное — подобрать момент. Скажем, когда стены пробьют и на улицы хлынут тенескаури. Тогда мы возьмёмся за руки и пойдём к Худу вместе, распевая весёлые песенки.

Бук ухмыльнулся, салютуя кубком.

— Идёт, — сказал он и выпил.

Остряк осушил свою чашу, потянулся за другой.

— Ты знаешь, где меня найти, — буркнул он некоторое время спустя.

— Пока не нахлынет волна.

Кошка спрыгнула с балки, метнулась вперёд и зажала лапой таракана. Начала с ним играть.

— Ладно, — прорычал после паузы капитан, — чего ещё сказать хочешь?

Бук небрежно пожал плечами.

— Говорят, Скалла подалась в добровольцы. Ходят слухи, что паннионцы наконец готовы начать первый штурм. В любой момент.

— Первый? Да второй им, скорее всего, и не понадобится. А «готовы» — они уже несколько дней, как готовы, Бук. Если Скалла решила жизнь свою положить, защищая то, что защитить невозможно, это её личное дело.

— А какая альтернатива? Паннионцы пленных брать не будут, Остряк. Всем нам придётся драться — рано или поздно.

Это ты так думаешь.

— Если только, — продолжил Бук после паузы, вновь поднимая кубок, — ты не собираешься переметнуться. Обрести вдруг веру, по необходимости…

— А какой ещё выход?

Взгляд Бука стал суровым.

— Набьёшь брюхо человечиной, Остряк? Чтобы выжить? И на такое пойдёшь, да?

— Мясо есть мясо, — ответил Остряк, не сводя глаз с кошки. Тихий хруст дал ему знать, что игра окончена.

— Однако, — сказал Бук, поднимаясь, — не ожидал, что ты ещё способен меня огорошить. Думал, я тебя знаю…

— Думал.

— Значит, за это отдал жизнь Драсти.

Остряк медленно поднял голову. Бук увидел в его глазах нечто такое, что вдруг отступил на шаг.

— Ты с каким Лагерем сейчас работаешь? — спокойно поинтересовался капитан.

— С Ульданом, — прошептал пожилой мужчина.

— Я к тебе туда загляну. А пока что, Бук, пшёл прочь с глаз моих.

Тени отступили к стенам гарнизона, так что Хетан и её брат, Кафал, остались на солнцепёке. Склонив головы, баргасты сидели на корточках на старой, потёртой подстилке. По телам обоих тёк пот — почерневший от сажи. Между ними стояла широкая, неглубокая жаровня с горящими углями.

По обе стороны от баргастов пробегали солдаты и княжеские посыльные.

Кованый щит Итковиан разглядывал их со своего места у входа в цитадель. Он не слыхал, чтобы баргасты увлекались медитацией, но Хетан и Кафал почти ничего другого не делали с самого возвращения из Пленника. Они постились, ни с кем не говорили, самым неудобным образом расположились посреди цитадельного двора, в общем, превратились в неприступный остров.