Антон Корнилов - Урожденный дворянин. Рассвет

– А вот не угадал, – сказал ему Нуржан. – «Хонда» с такими номерами действительно зарегистрирована на «Эх, прокачу!», и действительно стоит у них в гараже. Только вот арендовали ее последний раз около месяца тому назад – это я по документации узнал. И сотрудник салона, занимавшийся вчера выдачей и приемкой, абсолютно уверен в том, что машину никто не брал. Забыл? Маловероятно. Салон небольшой, там всего-то шесть автомобилей. Врет? Исключено. Я его посмотрел. Не врет. Только вот протекторы у «Хонды» грязные. И вообще – по ее внешнему виду легко определить, что на ней недавно ездили. А ведь автомобили после использования непременно проходят мойку и чистку салона.

– Салон работает круглосуточно? – осведомился Олег.

– С восьми утра до восьми вечера, ежедневно, без перерывов и выходных, – отчеканил Нуржан.

– Завтра навещу тот салон, – пообещал Трегрей. – То есть, вернее, уже сегодня. Продиктуй адрес.

– Этому автомобилевыдавальщику явно блок поставили, – задумчиво проговорил Двуха. – Вспомните, когда мы последний раз с такими заблокированными сталкивались? Вспомнили? На Дне города год назад! Когда Гуревич-то приезжал! Ну? – победоносно он окинул взглядом Олег и Нуржана. – Аналогию не нащупываете?

– Блок способен поставить любой специально подготовленный человек, – качнул головой Олег. – В спецслужбах этому обучают. И скверно то, что по блоку невозможно определить псхиоэмоциональный отпечаток. Блок – нечто вроде клише, он не содержит компонентов индивидуальности.

– А как на немалом расстоянии захватить разум человека, заставив его сбросить на головы… кому требуется металлическую конструкцию весом в полцентнера – этому тоже в спецслужбах учат?

– Нет. По крайней мере, в отечественных спецслужбах.

– То-то и оно, – буркнул Игорь. – Я ж говорю, на этот раз за нас круто взялись… Кто – вот вопрос!

У Олега снова зазвонил телефон. Пробормотав извинение, он вышел на минуту из машины.

– Вот ведь… – тихо сказал Двуха Нуржану. – Попал наш Трегрей в оборот.

– А кто бы мог подумать… – ответил Нуржан.

Олег вернулся.

– Пора разъезжаться, пожалуй, – произнес он, стараясь почему-то не смотреть в глаза собеседникам. – Поздно. Утро вечера мудренее. Завтра надобно собраться и обсудить происходящее. Скажем… в полдень. Если что-то изменится, я сообщу.

– А где? Собираться-то?

– В палестре, – не колеблясь, назначил место встречи Трегрей.

– В палестре, так в палестре, – согласился Двуха. – Тебя, Олег, домой, да? А ты, Нуржан, куда? Ты уже освободился? Олега завезу и тебя подброшу, лады?

– Да я своим ходом, мне недалеко…

Нуржан заворочался, намереваясь покинуть автомобиль Игоря. Трегрей остановил его:

– Погоди-ка… Игорь, как у тебя с твоей?..

– Светкой-то? – припомнил Двуха имя очередной своей подруги. – Да расстались на прошлой неделе еще. А что?

– А ты, Нуржан, до сих пор не обзавелся м-м… второй половинкой?

– Увы, – ответил Нуржан. Искоса взглянул на Олега и добавил. – А может, и к счастью…

– Не разъезжайтесь, – попросил Трегрей. – Удобнее будет, если вы сегодня переночуете вместе.

– Удобнее? – хмыкнул Нуржан. – Или безопаснее?

– Вот даже как! – отозвался Двуха. – Объявляется чрезвычайное положение, да?

– Именно, – серьезно кивнул Олег.

Несмотря на поздний час, дом не спал. Старый, двухэтажный, с деревянными лестницами, дверью, подпираемой кирпичом, чтобы не хлопала от сквозняка, с просторным чердаком, навсегда оккупированным голубями, – дом светился окнами; жильцы его, беспечные и непутевые, как те самые голуби, еще не ложились.

Этот дом словно увяз во времени. Давным-давно его определили под снос, но все никак не сносили. И ясно было, что так и не снесут, пока он сам не развалится. И жильцы были дому под стать. Будущего у них не было, потому что они о нем попросту не задумывались, настоящее не представляло для них интереса. Им оставалось только прошлое. Кого ни возьми из здешних обителей – каждый когда-то являлся значимой общественной фигурой, а то и знаменитостью, у каждого за спиной, будь он старик или относительно молодой человек, улеглась громокипящая жизнь, полная триумфов и блеска. Здесь жили бывшие талантливые ученые, бывшие известные спортсмены, бывшие писатели, бывшие передовики производства, не сходившие в свое время с газетных передовиц, бывшие герои-летчики, бывшие актеры и даже бывшие воры в законе, короли уголовного мира. Только вот почему-то упоминаний о славном прошлом жильцов этого дома невозможно было отыскать ни в одном архиве…

Олег взошел на крыльцо, высокое и скрипучее, как у деревенской избы, отодвинул ногой кирпич, ступил на лестницу. Здесь было темно и душно, из квартир доносилось телевизионное лопотание и чей-то явно нетрезвый разговор. Кто-то жарил рыбу, и запах жареной рыбы был так силен, что, казалось, будто даже слышно, как она шипит на скороводе.

Олег поднялся на второй этаж. Вытащил из кармана ключи, как вдруг за его спиной открылась дверь.

– Здорово, сосед! – просипел выглянувший из-за двери бородач, называвший себя бывшим гениальным писателем и любивший рассказывать о том, как Виктор Пелевин когда-то, вероломно набившись в друзья, ведомый завистью и корыстью, похитил черновики его рукописей «Поколение Ко» и «Буденный и Трансцедентальность». – Вернулся, что ли?

– Будь достоин… – машинально пробормотал Олег.

– Надолго загулял на этот раз… Рапортую! За время отсутствия на вверенной территории никаких происшествий не было. Никто к твоей не шастал, сама никуда в неурочное время не отлучалась. Шума какого подозрительного тоже не слышал. Все спокойно! Я на посту!

Трегрей страдальчески поморщился. Бывший гениальный писатель, жертва подлости Пелевина, с первого дня знакомства добровольно взял на себя обязанности соглядатая за квартирой, где проживал Трегрей, каковые обязанности исполнял с великим энтузиазмом. Небескорыстно, правда: раза два-три в неделю бородач требовал за свои услуги небольшую сумму, эквивалентную стоимости бутылки портвейна в ближайшем продуктовом. Сам Олег, конечно, ни о чем бородача не просил и никаких денег ему не платил и не собирался. Но тот с упорством истинного гения продолжал нести свою нелегкую вахту.

– Разговеться бы мне, соседушка, а? – Бородач сполз с бравурного тона на жалостливый. – Завтра день рождения у любимой матушки, а отметить не на что… На работу никто не берет – аж с тыща девятьсот девяносто девятого года; Пелевин, сука, мне судьбу испоганил, завистник и бездарность. Дал завет своим еврейским друзьям – чтоб сгноили Тошу Краснова без средств к существованию…

– Желаете, Антон Владимирович, я вас завтра же на работу устрою? – задал вопрос соседу (в который раз уже!) Олег.