Нана Блик - Лилиан

С этой самой минуты и начался бег моего времени, отсчитывая новые и новые жертвы. Тьма поглотила меня. Не буду скрывать, я, в общем-то, сама её и впустила. И только он, мой белокурый Адонис, смог разглядеть во мне нечто такое, что я и сама не знала, а, может, просто была вынуждена это скрывать, видя настоящую отравленную сущность окружающих меня людей. Мне часто в голову закрадывается мысль, что моё появление в этой оставленной Богом деревне было отнюдь не случайным, словно наказание свыше, для тех, кто потерял всякую веру как в некое Высшее начало, так и в самих себя. Великая кара ждёт тех, кто забывает для чего он пришёл в этот мир. Как бы странно и страшно это ни звучало.

– Это твой дом? – Майкл, положив свою руку мне на плечо, наконец-то вырвал меня из моих воспоминаний, чему я несказанно обрадовалась.

– Нет, не дом. Скорее временное пристанище. Единственное место, которое я могу назвать своим домом – это наш особняк в Штатах. – Я снова почувствовала огромную тягу к дому, тоска и тревога сжали моё сердце и душу.

– Не хочешь зайти в сарай? – Сэм обращался ко мне спокойно, но в голосе проскальзывали нотки паники. Для него это тоже было вовсе не просто. Я помню, как он снимал меня, освобождая от грубой верёвки, и горько оплакивал. – Представляешь, его до сих пор никто не снёс.

– Нет, не хочу! – слишком резко ответила я, но на это у меня были все причины.

Тогда я была счастлива увидеть и почувствовать то, что кто-то способен совсем по-иному ко мне относиться, излучая заботу, доброту и любовь, совсем не так, как все жители деревни, включая и моих приёмных родителей. Но сейчас, после пройдённых преград и утёкшего в прошлое времени, я не хотела возвращаться к истокам нашего с Сэмом совместного начала существования. Я была счастлива с ним и с парнями именно здесь и сейчас, и те чувства, которые я тогда испытывала к Сэму, не шли ни в какое сравнение с теми, которые я испытываю к нему сейчас. Если раньше он был моим маяком в темноте страшных тайн, моим учителем и наставником, то сейчас он был для меня другом, семьёй, моей опорой, любовью всей моей жизни, яркой звездой в непроглядном небосводе излучаемой мною тьмы. Ох, если он и был для меня надеждой, мечтой, моим спасением, то кем была я для него и куда втянула, лишив обычных человеческих радостей, а самое главное, лишив наследия. Я, наверное, никогда не смогу задать Сэму этот так сильно терзающий мою душу вопрос, просто не найду в себе столько смелости и сил, ведь я не уверена в его ответе, а любой ответ я вряд ли смогу принять, понять, а главное, перенести.

От всех будоражащих меня мыслей голова, казалось, сейчас отвалится от тяжести, а сердце разлетится на куски. Я молча расправила крылья и в поисках очищения и живительного глотка освобождающего ум и душу воздуха взмыла ввысь. Я просто летала над деревней, стараясь сосредоточиться и освободиться. Я была истощена морально и физически, мне необходимы были силы, чтобы продолжить моё относительно спокойное существование. К тому же ни к чему было истощать себя почти накануне Великого сражения. Как ни отрицай этот день, он всё равно наступит, и нужно быть к нему готовым. Облетев деревню ещё раз, я легко обнаружила несколько легкодоступных объектов для утоления своего голода и, вернувшись за Сэмом, я отправилась на охоту. Майкл и Эрик остались сидеть на побережье, кидая круглые камешки так, чтобы они несколько раз подпрыгивали от спокойной поверхности морской воды, словно прыгающие по кувшинкам лягушки.

Охота здесь воспринималась мной как нечто непреложное, истинное или заведомо запрограммированное, словно я вернулась в свой изначальный ореол обитания. И скажу честно, ужасным монстром я себя уже совсем не чувствовала. Убивать тех, кто так или иначе скоро должен был умереть, было теперь легко и просто, и воспринималось как данность или, если сказать по-научному, как естественный отбор. Старики, неизлечимо больные люди, самоубийцы как одноликие куклы мелькали перед моими глазами, абсолютно не бередя ни одной из струн моей мерзкой души. И неудивительно, что завершение трапезы наступило довольно быстро, просто монстр пресытился. Ну, а когда мы уже намеревались отправиться на побережье, отвлекающий душераздирающий вопль женщины сбил меня с пути. Это было совсем недалеко от нас, что ещё больше усиливало желание увидеть всё происходящее там своими глазами.

Небольшая худосочная женщина, кажется, лет пятидесяти рыдала, катаясь клубком по земле. Спустя какое-то время к ней выбежал какой-то мужчина, видимо муж, и совсем неожиданно для меня появился священник. Молодой, холеный с искусно поставленной речью, как я убедилась позже, пастырь пытался успокоить женщину, охваченную истерикой.

– Милая, нам необходимо смириться с этим и принять. Это опасно и, скорее всего, невозможно. – Священник спокойно обращался к ней, поглаживая по голове. – На всё воля Божья, милая, как бы страшно это ни звучало, но ты должна это принять, ведь таковы ваши испытания.

Я поначалу подумала, что, возможно, у них просто неизлечимо заболел ребёнок, а это было для меня делом легкопоправимым, и я твёрдо намеривалась исправить их ситуацию, поэтому, недослушав, ринулась в дом.

Как только мы с Сэмом зашли в дом, меня охватило странное ощущение. Запах, распространявшийся волнами от комнаты наверху дома, был для меня знаком и приятен. Я поднялась на второй этаж и, не раздумывая, вошла в комнату. Устремив свой сосредоточенный взгляд на лежащего в кровати ребёнка, я поняла, что мои догадки были в корне неверны.

Маленький белокурый ангел был измучен, искалечен и порабощён. И впервые за долгую жизнь я полностью была уверена в том, что собираюсь делать в так быстро приближающую к нам ночь в канун первого мая. И что это было абсолютно необходимо и смертельно важно особенно сейчас, воочию увидев эту картину. Сейчас я, как никогда раньше, ненавидела свою Мать, создающую таких тварей, которые были способны на зверскую ничем не объяснимую чудовищность. Я, несмотря на свою ужасную сущность, всегда считала это неприемлемым и недопустимым. Да, я могла скосить полдеревни, полностью стереть с лица земли целый народ, уничтожая даже память от него, но никогда не была способна искалечить чистую, открытую и непорочную душу, совсем не защищённую от любого влияния и вторжения.

Мне не требовалось ни единой секунды на раздумье. Сэм был ошеломлён ужасающим видом ребёнка и никак не комментировал происходящее. Всё это для него было огромным потрясением, хотя он сам, по сути, был искалечен и заражён демоном, навсегда изменившим его сущность. Но всё же Сэм не был одержим, он был, как будто перерождён, изменивши свою родовую принадлежность: рождённый человеком, но сменивший свою сущность. Иногда я думаю, что Сэм сделал это добровольно. Разочаровавшись во всём светлом и до конца не разобравшись, что есть добро и зло на самом деле, он добровольно соглашается служить неизведанной мрачной силе, что и меняет его сущность, в конечном счёте, не порабощая его душу и сердце. Именно поэтому он такой, какой есть: внутри ужасного веющего холодом и смертью монстра заперта чистая и неискалеченная душа, способная освещать путь даже самым заплутавшим и отчаявшимся путникам.