Анатолий Махавкин - Звери у двери

Иногда в моём совершенно одуревшем сознании всплывал идиотский вопрос: обе ли сестры столь искусны в мастерстве любви, но образ Марины испарялся под мощным напором сексуального урагана, который кто-то по ошибке поместил в тело девушки Галины. Её скуластое лицо превращалось в ослепительный лик луны, светлые волосы скользили по моей коже, а груди соблазнительно ускользали от пальцев, неожиданно и волнующе касаясь сосками моих.

Небо начало сереть, а звёзды бледнеть, испаряясь, когда Галя, продолжая хихикать, остановилась и впилась в мои губы долгим страстным поцелуем.

– А я-то думал, ты ещё девочка, – сказал я улыбаясь, когда она оторвалась от меня, и немедленно получил щелчок по губам. – Прекрати.

– Почти, – хмыкнула она и поднялась. – Главное – не количество, а качество. Как тебе качество?

– Очуманеть, – совершенно искренне признался я, и получил в подарок ещё один поцелуй.

Галя качнулась в сторону, словно собиралась уходить, и вдруг замерла, внимательно глядя на меня.

– Знаешь, – пробормотала она, покусывая нижнюю губу, – странно всё как-то… В общем, обычно я ничего к тебе не чувствовала – ну, ходишь к сеструхе, и ходи себе. Не обижайся, но Витька мне всегда гораздо больше нравился. А сегодня, ну точнее, ещё вчера, как удар: смотрю на тебя и чувствую: хочу. И не просто хочу, а как кошка – готова спинку изогнуть и голову подставить. Не вздумай смеяться, а то покусаю!

– Да я и не думал, – совершенно искренне сказал я, – хорошо мне, вот и всё.

– Ладно, днём. Ночью вдруг поняла: если вот прямо сейчас не пойду и не трахну тебя – умру. Словно опоили чем-то. Сознайся: хотел приворожить сеструху, а налил мне?

– Точно, – согласился я. – Никому не говори, но я – великий сексуальный маг и чародей. Все вы: ты, Ольга и Наташа, в моей власти. Скажи лучше, сейчас-то хоть попустило?

– Нет, – тихо прошелестела девушка и растаяла в серебристом сумраке.

Некоторое время я вообще не мог связно размышлять: в голове каталось разноцветное нечто и оставалось расслабленно наблюдать, как оно переливается мягкими красками. Даже не знаю, сколько продолжалось это единение с нирваной, но кончилось всё, как обычно, не слишком хорошо.

Внезапно внутри возникла бездонная чёрная воронка, и меня тотчас втянуло внутрь, погрузив буйство расслабляющих тёплых красок во тьму, наполненную леденящими ветрами. Пальцы окоченели, превратившись в неподвижные сосульки, а грудь наполнилась хрустящими кристалликами льда. Это напоминало голод в его крайней стадии. Наверное, именно так ощущают себя люди, умирающие от истощения. Вот только я не был голоден, и бездонная мёртвая дыра находилась не в желудке, а снаружи. Она вообще существовала как бы отдельно от всего реального мира.

Окончился странный приступ так же внезапно, как и начался: меня просто вышвырнуло из ледяной чёрной преисподней обратно в тёплую летнюю ночь, мало-помалу трансформирующуюся в прохладное утро.

Тёмные силуэты деревьев обретали цвет и объём, а утративший волшебное очарование шар луны стыдливо прятался за высокий забор. Ветер усилился, посвистывая в листьях, и подали голос первые птахи, легко затмив звонкими голосами усталых певцов ночи.

Я медленно и неохотно облачался, когда услышал чьи-то осторожные шаги. Хм. От сарая ко мне приближался Илья. Честно говоря, я даже немного испугался. Уходящая ночь оказалась такой необычной, а я мог и перестараться накануне, приложив его головой о камень. Промелькнувшие мысли привели меня в ужас.

Товарищ остановился и, приложив палец к губам, поманил меня. И манит, и манит… Экая хрень в голову-то лезет!

– К нашей вдове приехали сыновья, – прошептал Илюха, стоило мне подойти, – странные такие парни, все трое. И очень большие. Пошли, послушаешь, о чём они говорят.

Ф-фу, от сердца отлегло. Однако окаменевшая физиономия друга говорила о его серьёзной обеспокоенности. А Илья никогда не пытался наводить панику на пустом месте – слишком умён для такого. А вот в лице его нечто странное… И в причёске! И в цвете волос! Фигня какая-то. Ладно, потом разберусь.

Мы тихо подкрались к углу строения, и товарищ, ещё раз прижав палец к губам, махнул рукой. Я осторожно выглянул из-за угла, и тотчас невнятное бормотание, сливавшееся до того с пронзительным пением птиц, превратилось в осмысленную речь.

Сквозь серый сумрак подступающего дня дом вдовы напоминал огромную чёрную глыбу, вросшую в землю. Три булыжника поменьше, замершие у входа, вели тихую беседу. Странное дело: в принципе на таком расстоянии я не должен был расслышать их разговор, но благодаря непонятному эффекту чётко различал каждое слово.

Хозяйка, с заметной нервинкой в голосе, возражала двум молодым (если судить по голосам) парням. И то, в чём они пытались её убедить, мне совсем не понравилось.

– Дылда сказал, что если ещё какой мытарь сгинет в окрестности – шкуру с нас спустит, – злобно басила вдова, упирая ладони в необъятные бёдра, – а у этих-то и взять неча.

– Угу, то они – ламии, то взять неча, – похохатывал молодой басок, – мамаша, признайся, стара ты слишком стала. Девки, ты грила, у них дуже файные, вот девок и возьмём.

– Тощие.

– Ничё, возьмём тощих. А там, гляшь, и золотишко какое на них, в голом-то виде, обнаружится. А Дылде откель про них знать, сама грила – со старого погоста пруть. Оттеда ж никто не шастаить.

– Вот и грю – ламии то! – странное дело, сегодня вдова не так проглатывала окончания слов, да и вообще её речь стала намного внятнее. – Ты ж дурень, знашь, я трохи ворожея. Могу по виду души расписать, кака у тя болячка.

– Ну? – это другой, чуть постарше.

– Так вот, у двух пацанов усё у поряде, а вот у трёх девок и двох других – души-то и нету. Вовсе. Пусто у их там. Грю: ламии то, упыри как есть, со своим помощниками. И с погоста старого пришли, потому как свежей кровушки захотели. Я их чо и пустила, сам знашь: коли упыря пригласишь по доброй воле, тебя он сосать не будет.

– Ламии, упыри, – протянул старший и достал из-за пазухи длинный предмет. – Гусак, топай за топором, и попередь Селезня, чтоб от ворот ни на шаг. И вилы от себя пущай не отпускает. Супротив упыря сталь – самое то! А упыриху-то я ещё не трахал.

Так, трое. Один у ворот, а двое других сейчас пойдут убивать нас и насиловать наших девочек. Я повернулся к Илье, который тоже слушал всю эту милую беседу и теперь мотнул головой: дескать, как будем выкручиваться? Страха я почему-то не испытывал, только сосредоточенность и холодную ярость. Упырями здесь были вовсе не мы, а вот эти четверо нелюдей, регулярно убивавшие своих постояльцев.

– Собирай всех, – тихо сказал я, и, обняв товарища за плечо, потащил прочь. – Ворота охраняются, а оружия у нас нет. Да и здоровые эти утки-селезни, хрен из пушки пробьёшь! Поэтому идите вглубь сада, а я поищу какое-нибудь дерево около забора, может получиться перелезть. Всё понял?