Ирина Коблова - Властелин Сонхи

– Будем искать, – отозвался Суно. – Можно предположить, что Чавдо прятал награбленное не в спешке, когда земля под ногами загорелась, а начал заниматься этим заблаговременно. Скорее всего, он планировал через неопределенное время исчезнуть. Здесь у него была власть, но не было магии, да и ощущения от работающего Накопителя не самые приятные… Значит, потихоньку готовился к эмиграции. При этом у него не было возможности пользоваться волшебной кладовкой, и через Хиалу он не ходок, даже Врата не смог бы открыть, с учетом Накопителя. Известно, что временами он надолго отлучался из дворца. Или схроны в Аленде, или он вывозил деньги и ценности из города, хорошенько замаскировав… Разберемся.

– Если не разберемся, мы банкроты, – буркнул Крелдон. – Овдейский посол уже заводил речь о продаже наших южных колоний. Стервец Тейзург предлагает кредит, а у самого на роже написано: «Уж тогда-то повеселимся!» Если б мерзавца интересовала нажива, можно было бы столковаться, но ведь у него другое на уме – устроить балаган, в котором он будет за главного режиссера. Нет уж, хватит с нас балагана… Распродажа колоний – тоже не дело. А если занять у сиянцев, они такие проценты заломят, что без последних штанов останемся.

– Понял, – Орвехт про себя вздохнул, словно перед тем, как взвалить на спину тяжелую ношу. – Что ж, найдем и деньги, и корону.

– Корону не найдешь, – Крелдон с мрачным видом подцепил вилкой тефтелю. – Ее Дирвен утопил.

– Зачем?..

– Когда он погнался за гнупи, корона была у него на безмозглой башке, так и носился по улицам, зевакам на радость. А потом, когда он пытался выудить медальон, корона свалилась в озеро, где ее проглотила Безымянная Рыба. Изготовим новую, лишь бы деньги нашлись. Ох, зря ты этого угробца из речки вытащил…

«Наверняка они сейчас жалеют о том, что Орвехт меня тогда из речки вытащил, – Дирвен сглотнул комок, щурясь на вечернее солнце. – Только я все равно Повелитель Артефактов, даже без медальона и без их дурацких Накопителей, а им дохлый чворк на блюде, пусть теперь локти грызут, что я больше на них не работаю…»

С обветшалого балкона открывался вид на улицу: оплетенные вьюнами дома с порослью на кровельных скатах, на фонарных столбах скалят зубы мумифицированные мертвые головы – человеческие и не только. Городская жизнь идет своим чередом, но как будто с прохожими что-то не так… В следующий момент понимаешь, что это вовсе не люди: долговязые амуши с травяными космами, темноликие, как баклажаны, джубы с носами-хоботками, прыгучие длиннорукие сойгруны с ввернутыми ногами кузнечиков. Хотя люди среди них тоже попадаются, но это или вурваны вроде Лормы – одна видимость, что человек, или забитые невольники местных жителей. Исшода вся такая с тех пор, как ее захватил волшебный народец.

Раньше этим захолустным городом правил царь Млюарри, из амуши, но Дирвен с Лормой его прикончили – у Лормы с ним были какие-то давние счеты – и она стала здешней царицей, двор Млюарри присягнул ей. А Дирвен ее консорт, и пусть кто-нибудь вякнет насчет того, что он человек, поэтому должен знать свое место. Головы тех, которые вякали, теперь торчат на столбах с проржавелыми фонарями, взамен прежней дохлятины.

Он Повелитель Артефактов, здешняя нечисть перед ним трепещет, а на душе все равно паскудно… Как же получилось, что он проиграл и оказался в Исшоде? Можно ли было этого избежать? Если разобраться, в этом много кто виноват: и мама, и овдейский Надзор за Детским Счастьем, и Суно Орвехт, и вся остальная Светлейшая Ложа, и Хеледика, и Зинта, и Глодия, и Хенгеда, и все те шлюхи, с которыми Дирвен спал, и Шаклемонг со своими придурками-погромщиками, и Самая Главная Сволочь, и рыжий мерзавец, натурально эту сволочь околдовавший, и Чавдо Мулмонг, который обещал, что все предусмотрит, но не предусмотрел того, что подосланный вор проберется во дворец и стащит медальон. Виноватых много, и все они выполняли волю Рогатой Госпожи.

«Я на всю жизнь тут не останусь, – Дирвен упрямо смотрел на заходящее солнце, глотая злые слезы. – Еще устрою им поимелово… Я же хотел как лучше, а эти придурки все испортили!»

Вернувшись в Аленду, Зинта поселилась в лечебнице при храме Милосердной. Бездомных магов временно распределили по королевским особнякам, с удобствами, но в тесноте, вдобавок и у нее, и у Суно работы невпроворот. Если возникнет срочная нужда в лекарке под дланью Тавше, не придется далеко бежать, а если ей самой понадобится помощь, опять же другие лекари всегда рядом.

– Позвольте, господа, пациент при смерти! Нет, молодой человек, вы очень милы, и я не сомневаюсь в ваших профессиональных достоинствах, но его спасет только сама госпожа Зинта. И зачем вы срезаете челку до середины лба – или уберите ее, или отпустите до бровей, сейчас у вас огорчительно простоватый вид. Однако это сущая безделица по сравнению с невообразимыми страданиями пациента…

Услышав знакомый голос, она торопливо вытерла руки, глянула на миску с только что вырванными аденоидами, похожими на окровавленных червяков, потом на оцепеневшую в кресле горожанку с разинутым ртом, и повернулась к помощнику:

– Сейчас очнется, и сразу дай ей мороженое, а мне надо бежать, что-то случилось…

Только она вышла в коридор, изысканный, как ветка орхидеи, Эдмар подхватил ее под руку и повлек к выходу:

– Идем, без твоей помощи пациент вряд ли доживет до вечера!

Лицо у него было такое встревоженное, что Зинта сама рванулась к двери, а он поспешил за ней.

У ворот ждала элегантная коляска с откинутым верхом.

– Зинта, прошу!

Сам устроился напротив, и экипаж тронулся.

– Гоните побыстрей! – велела лекарка кучеру, когда выехали на улицу Речных Находок.

– Да незачем гнать, – улыбнулся ее визави. – Пациент перед тобой.

– Ты?.. Погоди-погоди… Да с тобой же все в порядке!

– Душа исстрадалась, – кротко возразил Эдмар. – И мне, как чудодейственная пилюля, необходим разговор с тобой, как в Молоне в былые времена. Шнырь – очаровательный собеседник, но порой хочется разнообразия…

– Ах, ты…

От возмущения лекарка задохнулась, и он воспользовался паузой:

– Шоколадку хочешь?

И ведь угадал, чем купить: шоколада ей хотелось. Невтерпеж хотелось, с самого утра, но никто не угощал, а самой бежать в кондитерскую недосуг.

– Темную с орехами, – буркнула Зинта. – И чтоб орехов побольше.

В Молоне поедание шоколада считалось пороком. Запретный шоколад туда привозили контрабандой, продавали из-под полы и лакомились тайком, а кого на этом ловили, тот навлекал на себя всеобщее осуждение. Вот и сейчас она, взяв у Тейзурга плитку, ела так, словно за ней наблюдают внимательные глаза молонских доброжителей: по-беличьи быстро откусит – и спрячет в рукав, снова откусит – снова спрячет…