Александр Башибузук - Граф божьей милостью

И отдал ее обратно Тиммермансу.

— Положите ее с ним в гроб.

— Сделаю… — Кабатчик стер с лица алчное выражение и поспешно добавил: — Не сомневайся, Барон, кого-кого, а тебя не обману.

Я накинул на себя колет, зашнуровал все шнурки, сверху набросил плащ и поинтересовался у ван Хоорна:

— Мы уговорились?

— Да, Барон, начну сегодня же… — Вербовщик крепко пожал мне руку.

Я молча ему кивнул, развернулся и вышел из аустерии. При этом с тоской думал, что когда-нибудь обязательно найдется человек, который меня убьет. Увы, вопреки распространенному мнению, скорость и молодость частенько побеждают опыт. Но, к счастью, в моем случае это произойдет очень и очень не скоро. А Хорхе… Хорхе стоило подождать еще с десяток лет. И поэтому мне его просто жалко.

Быстро добрался до рынка пряностей, где меня уже ждал с лошадьми Клаус, вскочил в седло и, выехав из города, послал жеребца в намет.

Хватит, задержался я в Генте. Пора назад, в Гуттен, а потом в Бретань. Там сейчас Федора с моими дочечками гостит у дюшесы. Хоть повидаюсь с кровиночками.

А призраки прошлого? Пусть приходят. Я готов.

На следующее же утро мы покинули Гент. Путь назад в Антверпен не принес никаких неожиданностей, но в день прибытия в город я лишился последних мосарабов.

Только вымылся, развалился в своем кресле и уже совсем собрался пропустить пару рюмочек арманьяка под чашечку крепчайшей сарацинской заразы, как раздался стук, сопровождаемый деликатным покашливанием Энвера. После чего дверь распахнулась и на пороге появился сам Альмейда.

Ничего необычного в этом не было, я сам даровал мосарабу как своему старому соратнику привилегию входить без стука. Коей, кстати, он никогда не злоупотреблял.

— Сир… — Альмейда непривычно низко поклонился, шагнул в кабинет и застыл, опустив голову. За его спиной точно так же понурились остальные мосарабы.

— Это ты вовремя зашел… — Я хмыкнул и показал на серебряный графин. — Только сам себе налей и своих парней не забудь — заслужили.

Но мосараб не сдвинулся с места, все так же стоял, уткнувшись взглядом в пол.

Вот тут до меня наконец дошло.

— Когда собираетесь уехать?

— Завтра, сир, — тихо, словно стыдясь своих слов, прошептал Энвер. — Сир, мы…

— Ни слова больше… — Я встал и, взяв из ящика стола небольшой, но тяжелый кожаный мешочек, вручил его Альмейде. — Это вам подарок от меня. Спасибо, друзья, за все.

— Сир… — Мосараб вдруг упал на колени. Следом за ним последовали остальные.

— Встань, мой друг… — Я поднял его силой. — В чем дело?

— Сир… — Альмейда запнулся. — Мы не предатели, просто… просто…

— При чем здесь предательство? Вы мне не вассалы, а служили за деньги.

— Но…

— За деньги, Энвер… — с нажимом перебил я его. — За деньги. Когда у вас жалованье? Завтра, если не запамятовал. Так что будем считать, что вы уже все отработали до последнего стюйвера. А теперь идите. Лишние слова мужчинам ни к чему.

И подтолкнул Альмейду к двери.

Немного помедлив, мосарабы еще раз поклонились и вышли. А я залпом опустошил бокал и задумался.

В самом начале моей средневековой эпопеи, а точнее, карьеры лейтенанта наемных стрелков, я сам нанял мосарабов на свои же деньги. А после того как отошел от дел, христиане из Магриба остались со мной. Но со временем количество бородачей в чалмах стало уменьшаться. Что особо и неудивительно, с такой-то жизнью. Однако, честно говоря, дело не в потерях, которые среди мосарабов всегда были невелики. Умелые бойцы, как правило, живут дольше, а эти воевать умеют на загляденье. Дело в том, что большинство из них просто вернулись домой, заработав достаточно для безбедной жизни.

Так вот, с недавних пор со мной оставалось всего одиннадцать человек. Эти наотрез отказывались уезжать, подчеркивая, что служат мне не за деньги. Даже жалованье раз в год домой отвозили только двое выборных, которые потом обязательно возвращались. Я особо не обольщался красивыми словами — вполне возможно, парни просто решили заработать побольше. Однако такая преданность подкупала, пусть даже она была ложной. К тому же служили они всегда не за страх, а за совесть. А теперь, когда их осталось всего четверо вместе с самим Энвером, сломались и эти…

Впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Когда денег хватает на то, чтобы обеспечить не только детей, но и внуков, и ты понимаешь, что можешь в любой момент умереть, как это только что случилось на твоих глазах с товарищами, красивые слова о преданности сразу становятся глупыми. Тем более что хозяин встал на такой путь, который идет со смертью бок о бок.

Хотя… как-то все-таки грустновато. Потому что с этими парнями связана целая эпоха моей средневековой карьеры.

— Да и бог с ними. Все нормально! Эти ушли, другие остались… — Я плеснул себе еще арманьяка и отхлебнул из малюсенькой чашечки кофе. — Естественный процесс, все со временем меняется… — А потом неожиданно расхохотался. — Только неугомонный бастард остается самим собой…

Потом лег в постель и спокойно проспал до самого рассвета. А утром снова отправился в путь.

В Гуттене мы сделали короткую остановку, кое-что загрузили в трюм, а еще я сделал рокировку среди личного состава. Место Альмейды занял Отто фон Штирлиц, тот самый разжалованный риттер, который прибился ко мне около Нанси, что в Лотарингии. Он как раз вернулся с побывки домой. Ну а мосарабов заменили десять бойцов из личной дружины, по большей части брабантцы и алеманы. Десяти вполне хватит, с большим количеством я буду сильно привлекать внимание. Ведь есть еще братец Тук да Клаус с Луиджи. Рана ломбардца еще не зажила, но парень на коленях выпросил взять его с собой — повидать матушку в Риме. Пришлось согласиться, а вдобавок включить в команду Соломона — моего личного лекаря.

Путешествие в Бретань получилось не особо комфортным и небыстрым — всю дорогу дул встречный ветер. Вдобавок уже в бретонских водах разыгрался шторм, и пришлось искать убежища в прибрежной бухте. Той самой, в которой когда-то на нас напали разбойники.

Но, как бы там ни было, на исходе одиннадцатых суток мы уже бросили якорь в бухте острова Уэссан, столице моей сеньории Молен.

В свое время дюк бретонский Франциск своим волевым решением превратил этот островной архипелаг в сеньорию и презентовал мне в качестве благодарности за некоторые услуги весьма деликатного свойства.

Плотно взяться за владение я так и не успел, но все равно с того времени Уэссан сильно преобразился. На месте живописных развалин теперь красовались настоящий артиллерийский бастион и капитальный маяк, а в бухте появился небольшой порт. Рядом с ним — большой поселок, одноименный с самим островом. Народ сюда я набрал в основном из самой Бретани, сманив хорошими подъемными и другими плюшками. Признаюсь, шли трудно, но со временем дело наладилось. Поселение процветает, домишки добротные, куда ни глянь — пасутся стада домашней скотины и зеленеют огороды с полями. Но главный доход я получаю не с домашнего хозяйства, а с экспорта устриц, ибо архипелаг — одна громадная устричная плантация. Улов скупают на корню, причем половину сразу забирает бретонский двор. Золотишко течет рекой, да и сам народ богатеет. Никого не выгонишь, готовы в сервы записываться плотными рядами, дабы остаться на хлебном месте.