Сергей Катканов - Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров

— Так в чём же был смысл крестового похода? — Жан поторопился увести разговор в сторону от персоны Ариэля. — Множество крестоносцев погибли безо всякого смысла, а остальные вернусь домой, не совершив ничего достойного внимания.

— Без смысла, дорогой Жан, гибнут только те, в чьей жизни так и не появилось смысла. А в этом походе многие рыцари, раньше влачившие существование воистину бессмысленное, погибали с величайшим смыслом, потому что они через море грязи, дурости и мерзости до последнего дыхания пробивались ко Христу. Даже если кто-то из них по-глупому сорвался в пропасть в горах, или был сражён случайной стрелой, не успев и меч достать, или просто умер от болезни в луже нечистот, он, возможно, достиг высшей цели бытия — Христа. А кто-то с тех пор живёт со Христом, то есть со смыслом.

— Я, видимо, слишком упрощённо это понимал, — развёл руками Жан, — полагая, что целью крестового похода был Гроб Господень.

— Вы всё правильно понимали, дорогой Жан… В Святом Граде ко Гробу Господню ведёт маленькая узкая улочка — виа долороса — дорога скорби. Это та дорога, по которой Господь нёс крест на Голгофу. И наш крестовый поход был нашей виа долороса. Ко Гробу Господню невозможно попасть иначе, чем дорогой скорби. Если бы мы путешествовали со всеми возможными удобствами, в конце этой увеселительной прогулки нас ожидали бы лишь мёртвые камни, которые ничем не интереснее любых других камней в этом мире. Но мы пришли ко Господу с крестами, каждый со своим, и Христос встретил нас у Своего Гроба. Он воскрес в наших душах. А иначе было никак, во всяком случае для нас.

Знаете, друзья, что я понял о людях? Удельный вес человеческой личности определяется тем, сколько скорби довелось пережить человеку на своём веку. Человек, проживший без боли и печали, будучи взвешенным на весах Господних, окажется весьма лёгким. А мы все просим Бога избавить нас от скорбей. Да ведь если бы Бог каждый раз немедленно прекращал страдания, которые мы испытываем, мы превратились бы в пыль на ветру.

Ариэль, не отрываясь, смотрел в глаза герцога и видел в них глубину, которой не мог постичь. Это была Божья глубина, в которой хотелось раствориться. Вот значит какими возвышенными и прекрасными становятся иногда эти странные внешние люди, не смотря на бесконечные соблазны и ядовитые сплетения страшных страстей, которые раздирают их души на части. В этом удивительном герцоге Ариэль увидел оправдание всех тех непотребств, с которыми он уже успел столкнуться во внешнем мире. Ариэль вдруг ощутил насколько он, выросший в мире, где не было почти никаких соблазнов, легковесен рядом с этим человеком, который прошёл по виа долороса.

Пристальный взгляд Ариэля нисколько не смутил герцога, он наконец и сам посмотрел в глаза своему гостю, а потом с улыбкой, вполне добродушно спросил:

— Итак, дорогой Ариэль, скажите же мне наконец, кто вы и откуда? Вы, конечно, не храмовник, в отличие от вашего прекрасного друга Жана, в котором видно храмовника за версту. На Святой Земле я служил вместе с рыцарями Храма. Замечательные парни, они всегда меня восхищали. Но вы не один из них. В вас совершенно не чувствуется той суровости, внутренней жёсткости, по которой можно узнать рыцарей Храма. Таких рыцарей, как вы, я, откровенно говоря, не встречал. Цепкий взгляд опытного бойца пробивается у вас через ничем не замутнённую нежность, которую можно встретить лишь у невинных детей, да и то далеко не у всех. Впрочем, вы можете не раскрывать своё инкогнито. Не сомневаюсь, что причины, по которым вы выдаёте себя за храмовника, носят в высшей степени благородный характер.

— Я рыцарь пресвитера Иоанна, — просто сказал Ариэль. Перед таким человеком, как герцог, не имело смысла себя скрывать. — Недавно прибыл из царства пресвитера и пока… ничего тут у вас не понимаю.

Герцог немного помолчал, загадочно улыбаясь, а потом сказал:

— Я всегда знал, что рассказы о царстве пресвитера Иоанна — правда, во всяком случае правдой является духовная сердцевина этих рассказов, если её очистить от фантастической шелухи. Не могли бы вы, любезный Ариэль, рассказать мне о вашем царстве?

Ариэль рассказал в общих чертах о том, как они живут и какие между ними существуют отношения. Герцог слушал очень внимательно, ни разу не перебил и ни разу ничему не удивился. Потом он начал медленно и задумчиво говорить:

— Где-то примерно так я себе всё это и представлял. Вы живёте так, как хотели бы жить мы. И нам, казалось бы, ничего не мешает жить, как вы, но у нас не получается и никогда не получится по причинам, о которых пришлось бы говорить слишком долго. Ваше царство — это наша мечта, дорогой Ариэль.

— То есть вы просто нас выдумали? — рыцарь пресвитера был немного смущён. — Вы хотите сказать, что наш мир не имеет самостоятельного, независимого от вас бытия? Но я кажусь сам себе вполне реальным живым человеком, а не вашей мечтой.

— Конечно, вы вполне реально существуете, мой милый рыцарь. Мечта — не выдумка, а реальность. У нас этого не понимают, но вы-то должны понимать. Но не станете же вы отрицать, что наш мир первичен по отношению к вашему? Из царства пресвитера изгнано всё, что мы хотели бы изгнать из своего мира. Хорошо ли получилось, вот в чём вопрос.

— Вам что-то не нравится в нашей жизни? — без обиды спросил Ариэль.

— Что там у вас может не нравится? Всё замечательно. Но наш мир глубже, устойчивее, хотя на первый взгляд у нас трудно увидеть что-то кроме грязи и мерзости. Ваше царство, как бы это сказать, немного поверхностно, его корни не глубоки, оно может разрушиться за неделю. Если вы когда-нибудь будете рассматривать вопрос о том, а не помочь ли нам в крестовом походе, мой совет — не делайте этого. И нам не поможете, и себя погубите.

— Но почему? Вы не представляете, как силён наш рыцарский орден.

— Я не сомневаюсь в том, что он силён. В бою никто из наших не сможет вам противостоять, но когда на ваши сияющие доспехи попадёт наша земная грязь, они могут на глазах рассыпаться в прах. Мечта не выдерживает соприкосновения с реальностью. Мечта и реальность тесно связаны между собой, но им суждено существовать раздельно. А зачем вас послали к нам, дорогой Ариэль?

— Пресвитер Иоанн сказал, что у меня только одна задача: понять и полюбить вас.

— Пресвитер человек богомудрый… Он, без сомнения, лучше меня понимает, в каких отношениях находятся наши миры. Но вы пока ещё мало видели у нас, дорогой Ариэль. Когда вы пройдёте через всё, что откроется вам в нашем мире, мои слова станут для вас понятны. Впрочем, к тому времени у вас уже будут свои слова. Но вот что мне ещё интересно: почему для этого путешествия избрали именно вас? Может быть в вашей жизни было что-то такое, чего не было у других рыцарей пресвитера?