Сергей Катканов - Приключения Ариэля, Рыцаря Двух Миров

— Вы очень любезны, дорогой Гавейн, я подумаю, чем бы вас озаботить, а пока не будет ли вам угодно отобедать с нами?

— Буду весьма признателен. Со вчерашнего дня ничего не ел, подстерегал кого-нибудь на поляне.

— Я вижу, вам совсем нечем заняться, впрочем, это ваши дела. — Ариэль достал из седельной сумы припасы, которыми их набил на дорогу герцог. — Не беспокойтесь, мы помним, что сегодня пятница, вся еда постная.

— Да я, признаться, постов не соблюдаю. Мы, рыцари, в своих странствиях и без того претерпеваем множество лишений.

— Зачем же вам лишать себя благодати, которую Бог дарует соблюдающим посты?

— Ариэль, я вас умоляю, — Гавейн пренебрежительно махнул рукой.

— Вы во всяком случае христианин?

— Вы победили, Ариэль, но это ещё не повод оскорблять меня такими вопросами, — Гавейн стиснул зубы и заиграл желваками. — Можете не сомневаться, я крещён в Святой Церкви.

На эти слова Ариэль ничего не ответил, некоторое время они молча ели, поглощая варёные овощи с хлебом. Молчание первым прервал Жан:

— Сэр Гавейн, у нас с другом большие опасения, что мы заблудились. Подскажите нам, где мы находимся?

— В королевстве Артура, благороднейшего из монархов.

— Вот как? Значит мы попали прямо в рыцарский роман?

— А что такое роман?

— Книжка.

— А… Я не читаю книжек. Там, я полагаю, одна чушь.

— Не скажите. Там и про вас немало написано.

— Ну тогда это хорошие книжки. В моей жизни было столько приключений, что о них и правда стоило написать.

— И что за приключения?

— Ну как же… Я ведь освободил из лап злодеев великое множество благородных девиц, а потом они становились моими дамами, которых я прославлял своими подвигами. Ах, эти плутовки, каждая из спасённых мною была прекраснее предыдущей.

— Так вы что же, меняете дам, как перчатки?

— Нет, что вы, перчатки служат мне куда дольше. Я, друзья мои, служу красоте, а красоты в этом мире столько, что и края не видно. Жизнь кажется мне прекрасным садом, в котором великое множество чудесных цветов. Представьте себе, что в самом начале большого сада один цветок вызвал ваше восхищение, и вы решили всю жизнь им любоваться. Глупо же.

— И вы служите своим прекрасным дамам при помощи бессмысленных драк, вроде сегодняшней?

— Да это от скуки, чтобы форму не потерять и славу поддержать. Но случаются тут у нас драки и куда более осмысленные. Попробуй-ка вырвать девицу из лап злодеев — попотеешь. Мне нравится — и весело, и благородно. А вы что же, не служите дамам?

— Мы служим Христу.

— Не очень понимаю, что значит служить Христу. Но должно быть это вполне по-рыцарски, — Гавейн попытался принять серьёзный вид, но у него не очень получилось.

Разговор с Гавейном поддерживал Жан, между тем, Ариэль всё больше мрачнел. В какой-то момент ему стало невыносимо слушать весёлое щебетание Гавейна, а в душу закралась такая тоска, какой он ещё не испытывал в этом мире. От этого жизнерадостного трёпа ему стало почти физически плохо. Ни о чём ужасном они вроде бы не говорили, но Ариэль почувствовал, как в воздухе явственно запахло драконами.

Жан заметил состояние друга и спросил:

— Ариэль, с тобой всё в порядке?

— Да, всё нормально, просто разморило после еды. Я, с вашего позволения, подремлю немного.

Ариэль лёг в тени под деревом и прикрыл глаза, хотя спать ему совершенно не хотелось. Он думал о Гавейне. Вот человек, в котором, казалось бы, нет ни грамма зла — весёлый, добродушный, всегда готовый прийти на помощь, по всей видимости вполне честный и даже благородный. Но какой несусветной ерундой, каким мусором забита его душа. Он растрачивает свою жизнь на такие пустяки, которыми и ребёнку должно быть неловко заниматься. Этот «ценитель красоты» на самом деле просто плывёт по течению, как щепка, без цели и без смысла. Тут подрался, там нашёл какие-то приключения, потом какой-нибудь турнир, потом нафантазировал себе очередную «прекрасную даму». И всё это только потому, что в его жизни нет никакого реального, значимого смысла, вот он и заполняет своё существование всякой ерундой, какая под руку подвернётся. Если жизнь человека бессмысленна — это трагедия. Но если бессмысленность собственной жизни ни сколько человека не угнетает и даже кажется ему нормой существования, это уже такая беда, по отношению к которой даже слово «трагедия» звучит слишком мягко. А мог бы Гавейн посветить свою жизнь какой-нибудь высокой цели? Наверное, мог бы. Ведь есть же в нём крепкая нравственная основа. В конце концов он же не похищает девиц, а освобождает их, хотя и делает это не из любви к добру, а из любви к приключениям. Но почему же он не хочет посвятить свою жизнь служению добру? Потому что в его жизни нет Бога, точнее Он присутствует в ней лишь формально, как некая абстрактная идея, которая вовсе не является движущей силой его жизни. Но почему же Церковь его ничему не научила? Потому что он ничему не хотел учиться у Церкви, ему это скучно.

Ариэль открыл глаза, он хоть и не спал, но весь ушёл в себя, а потому даже не знал, что Гавейн и Жан всё ещё о чём-то разговаривают. Он заметил, что и Жан уже сильно угнетён этим бессмысленным трёпом, но Гавейн этого совершенно не замечает, продолжая весело стрекотать языком. Друга надо было спасать, и Ариэль сказал:

— Ну что ж, любезный Гавейн, нам с Жаном пора в дорогу. Готовы ли вы выслушать то задание, которое я дам вам, как победитель в поединке?

— Я весь — внимание, благородный Ариэль.

— Вы отправитесь в ближайший монастырь и проживёте там простым трудником в послушании у монахов не меньше месяца. Хорошенько исповедуетесь и причаститесь, будете неукоснительно посещать все монастырские богослужения. Постарайтесь во время службы не дремать, а молиться. При этом выполняйте любую работу, которую поручат вам монахи.

— Ариэль, что угодно, только не это, я же там с тоски помру за месяц.

— Молись и не помрёшь.

— Но я же рыцарь, а не монах, монастырская жизнь совершенно не по мне. Я готов вместо этого отправится хоть на край земли и выполнить любое задание, насколько бы опасно оно не было. Давайте я в одиночку нападу на сотню сарацин. Или так же в одиночку возьму штурмом замок, где затаился страшный злодей, но только не гнить вместе с монахами.

— Они гниют, Гавейн, а спасают души, и вам они в этом безусловно помогут.

— Но ваше задание совершенно не рыцарское, никто так с побеждёнными рыцарями не поступает.

— Осмелюсь напомнить, благородный Гавейн, что один только вопрос о том, христианин ли вы, уже вас оскорбил. Так докажите, что вы действительно христианин.

— Я могу сделать это лишь на поле боя. Боюсь, что мне не по силам ваше задание, при всём уважении к вам. Я отправлюсь ко двору короля Артура и в деталях расскажу, как позорно проиграл вам. Если вам непременно надо меня унизить, этого будет достаточно.