Сергей Пациашвили - Крещение Новгорода. Часть 2

– Ну зачем ты от меня бегаешь? – спрашивал он, не прекращая своих поцелуев, – всё равно ведь от судьбы не убежишь. У нас будет ребёнок, ты теперь моя.

– Оставь меня, – пыталась оттолкнуть его девушка, – если бы ты знал, как я всех вас ненавижу.

– Кого это, «нас»?

– Вас всех, мужиков. Вы, словно животные, понимаете только силу. Вам никогда не понять нас, женщин. Да и зачем вам это? Когда можно просто брать всё силой, ломать и завоёвывать.

– А ты, значит, силу не уважаешь? – отпустил её Садко, – это поэтому твоя мать – баба яга держала у себя целое полчище упырей?

– Они были нужны для защиты от таких, как ты.

– А под Суздалем они чего забыли? Тоже вас там защищали. Или если приказываешь, но сама не убиваешь, то это уже выходит, не насилие? Мол, ручки не запачканы, упыри всю грязную работу делают, а вы только и знай, что из-за чужих спин строить из себя ангелов.

– Ты так ничего и не понял, – отвернулась от него Алёна.

– А ты объясни мне. – грубо схватил её за руку богатырь, – толпой на одного – это по-твоему, справедливо, а одному на толпу, выходит, даже и не смелость уже, а преступление?

– Мы свободные женщины, мы никому ничем не обязаны, – бросила ему в ответ Алёна, – и знаешь почему? Потому что вы, мужчины, во всём остальном мире унижаете женщин, издеваетесь над ними, делаете из них своих рабынь, даже хуже, домашних животных. Вы берёте от жизни всё, что хотите, а женщины лишь обязаны вам подчиняться. Так? Ну вот поэтому мы, феи, тоже самое делаем с вами, мужчинами. Мы мстим вам, за наших униженных сестёр, мы используем вас, как использовали и тебя, чтобы зачать дитя. Использовали, как животное.

– Глупая, – отвечал Садко, выходя из себя, – у тебя же тоже родится сын. Такой же мужчина, не дочь, а именно сын.

– Наши сыновья тоже подчиняются во всём нашей власти, – отвечала Алёна, – они ничего не делают без позволения своей матери, они – наши верные защитники от мужчин. А твой сын, Садко, и вовсе предназначался богам. Только мальчиков мы отдаём им в жертву.

– Только посмей, – схватил старшина её за лицо, – только посмей причинить вред моему сыну. Он вырастет настоящим мужчиной, хочешь ты того или нет. А если ты погубишь его, я тогда найду твою мать и разделаюсь с ней на твоих глазах.

Садко не заметил, как к ним подошли сзади богатыри, усмотревшие, что происходит что-то неладное. Они схватили старшину за руки и оттащили от девушки.

– Пошли вон! – в ярости прокричал Садко, – я ваш старшина.

– Остынь, старшина, – говорили ему богатыри, – сладил что ли, с девчонкой?

Садко заскрежетал зубами, но вынужден был отступить. Он считал дни до того момента, когда, наконец, закончится этот мучительный поход. И вот, однажды вдали показались очертания Новгорода. Садко вздохнул с облегчением и отправил в город гонца, чтобы получить разрешение на возвращение. До зимы, правда, оставалось ещё две недели, однако земля уже была покрыта мокрым снегом, который каждый день к вечеру высыпал, а к полудню таял. Добрыня встретил своего крестника лично.

– Пустишь нас, крёстный? – спрашивал его Садко.

– Васька Буслаев не с вами? – спрашивал их Добрыня, – тогда заходите.

И он заключил своего крестника в крепкие объятия. Впереди их ожидало долгое дружеское застолье, но прежде всего старшине нужно было заехать в одно место. В компании Алёны он отправился в Людин конец.

– У себя я тебя поселить не могу, – говорил Садко, – сама понимаешь, я женат. А с некоторых пор в Новгороде многожёнство запрещено. Поживёшь в другом месте, там за тобой присмотрят.

Она ничего ему не отвечала и шла за ним молча с высокомерным выражением на лице. Так они прошли несколько улиц в Людином конце и подошли к небольшой избе с соломенной крышей, окружённой плетнём. Садко открыл калитку, и тут же со двора на него набросился мохнатый дворовый пёс с чёрной спиной и белым пузом. Кобель сначала громко угрожающе гавкнул и хотел уже прогнать незваного гостя, но вдруг замер, а хвост его дружелюбно завилял в разные стороны.

– Ну иди сюда, пёсья ты морда, – проговорил Садко, и пёс ещё сильнее завилял хвостом, стал на задние лапы, а передние положил на человека. Богатырь же присел, и теперь его лицо оказалось на одном уровне с мордой пса. Садко гладил его по голове, по шее, хватал за уши и трепал шерсть. Пёс только ещё сильнее вилял хвостом и даже пару раз лизнул человека в лицо, больше тот не дал, отодвинулся.

– Соскучился, мохнатый, – говорил Садко, – но не забыл, не забыл меня.

Как раз в этот момент, когда богатырь всячески трепал шерсть на голове кобеля, из избы вышла старая женщина с приветливым, добрым взглядом.

– Садко, – улыбнулась она, увидев гостя, – сынок, ты вернулся.

И она тут же бросилась обнимать его, а пёс принялся обнюхивать незнакомую гостью.

– Знакомься мама, это Алёна, – произнёс, наконец, Садко, – Алёна – этоЛюбовь Тихомировна.

– Кто она такая, – с каким-то презрением взглянула мать на девушку.

– Пойдём в дом, там всё расскажу, – взял под руку мать Садко.

– Садко, ты же женат, ты с ума сошёл? Настенька так хороша.

Но он ничего больше не сказал ей, пока не они не вошли в дом. Там уже, как мог объяснился, и, казалось, с каждым словом Любовь Тихомировна всё сильнее начинает презирать Алёну. А уж когда выяснилось, что сын хочет оставить девушку у неё, и вовсе вскипела.

– Даже не проси, – отвечала она, – нешто бес в тебя вселился. Да как я Настасье твоей в глаза буду смотреть после этого?

– Да зачем ей знать-то, матушка? Скажи, прислугу наняла. Я – человек не бедный. Ну, вспомни ты, как ты была второй женой Волрога после смерти отца. Ничего, жили же. А чем я хуже него?

– Не сравнивай себя с Волрогом, он был пропащий человек, вот и погиб зря, вместе со своими сыновьями непутёвыми. Хорошо, что боги нам с ним не дали общих детей. Сейчас же времена другие, Садко, много жён иметь нельзя.

– Матушка, я крестник самого Добрыни, ну кто мне в этом городе посмеет сказать «нельзя»?

– Эх, большим человеком теперь стал, сынок, – усаживалась на лавку мать. – Даже страшно теперь за тебя.

– Не бойся. Ладно, я пойду, мне пора.

– Как, уже уходишь?

– Добрыня ждёт, пир устроил, нельзя опаздывать.

И, поцеловав мать, Садко отправился к выходу. Перед уходом он ещё раз взглянул на Алёну. Та на протяжении всей сцены стояла возле стены и наблюдала за происходящим с выражением некоторой насмешки на лице.

– До скорой встречи, – сказал ей Садко и отправился на пир. Алёна теперь жила в его старом доме, но это нисколько не сделало её ближе. Мать Садка даже не называла её по имени, а обращалась не иначе, как «бесстыжая» и всячески препятствовала её встречам с сыном. Две женщины не ужились с самого начала, а слухи так быстро расползлись по городу, что жена Садка сразу обо всём узнала, и потому теперь, чтобы доказать, что все слухи лживы, старшина всегда был рядом с женой и не мог позволить себе хотя бы одну ночь провести вне дома. Был даже серьёзный разговор с тестем Житомиром, который обещал зятю большой скандал в случае измены. Но поначалу Садко и не очень нуждался в этой строптивой чародейке. Соскучившись по женской ласке, он легко удовлетворился и любовью своей жены – купеческой дочки, которая из ревности стала такой страстной, какой не была никогда. Если прежде она относилась к мужу с некоторой долей презрения и была с ним холодна, то теперь делала всё, чтобы удержать его рядом с собой, что Садку, безусловно, нравилось. А меж тем, наступила уже зима, и в город пришёл Василий Буслаев с оставшейся частью богатырского войска. Не было никаких пиров, никаких торжественных встреч. Однако в Людином конце тут же был устроен праздник, на который, разумеется, явился и Садко. Здесь на него уже с порога набросился Вольга.