Надежда Попова - Стезя смерти

— Закроем тему, — коротко бросил Курт. — Итак, вчера, когда я уходил, ты оставался со своими дружками в трактире; удалось узнать что-то?

— Удалось, но поможет это слабо. — Бруно поднялся, пройдя к столу, раскрыл отобранную у него брошюрку и вынул вложенный в нее лист. — Держи. Эти трое — все, с кем он был запримечен; причем все три девицы — из тех, что бывают у студентов, я их всех знаю, посему кое-что могу рассказать сразу. Вот эта, — он ткнул пальцем в первое имя, вписанное в коротенький список, — хороша тем, что никому никогда не отказывает, а посему, если ты справишься у нее о покойном, боюсь, она даже не сможет припомнить, о ком это ты вообще говоришь. Кроме того, она неизменно навеселе, а когда нет — спит; хозяин даже по временам позволяет ей оставаться в одной из комнат наверху — попросту потому, что она все окупает — благодаря ее безотказности, эта самая комната частенько бывает снятой.

— И на роль денежной ямы она точно не годится, — подвел итог Курт; Бруно хмыкнул:

— Яма — это про нее, но уж не денежная, это подлинно.

— Как, однако, ты недурно осведомлен, — заметил он, и подопечный метнул в его сторону взор, немногим разнящийся от того, коим он сам наградил того менее минуты назад.

— Я посещаю тот трактир не для блядок.

— Брось ты, — уже без улыбки сказал Курт; сегодня он пребывал в благостном расположении, и даже неприязнь к бывшему студенту как-то отдалилась, притупилась, сегодня его одолевало не свойственное ему ранее желание видеть счастливым если не целый мир, то хотя бы мир вкруг себя. — Бруно, истекло более двух лет. Я не толкаю тебя в объятья хмельной потаскушки, но не можешь же ты без срока сохранять верность человеку, которого нет в живых. Перед алтарем ты ей клялся «до самой смерти»; смерть пришла, и клятве конец. Смирись с этим.

— Если я скажу, что это не твое дело, ты снова кинешься ломать мне нос? — хмуро осведомился подопечный, и Курт отмахнулся, вздохнув. — Если уж на то пошло, господин следователь Конгрегации, внебрачные связи — грех, помнишь?

— С каких это пор ты нацелился в святые?

— Эту тему мы тоже закроем, — довольно резко оборвал его Бруно. — Интересно дальше о деле? Или моя печальная biographia тебе любопытнее?

— Извини, — отозвался Курт. — Не хотел ни задеть тебя, ни оскорбить ее память.

Подопечный на миг замер, глядя на него с подозрением, ожидая подвоха, и, увидя, что он серьезен, усмехнулся неловко и почти растерянно:

— Бог ты мой, неужто она из тебя человека сделала… Ладно, забудем. Мне продолжать?

— Я слушаю.

— Вторая в этом списке — исключается тоже. Кстати сказать, вчера ты ее видел — она обреталась в той компании, к которой я подсел.

Курт попытался припомнить, что за девица находилась вчера в трактире, и осознал, что в памяти нет ее лица; в памяти не было ничего подобного даже общей картине — вчерашним вечером он вовсе не видел никого и ничего, кроме Маргарет…

— Не заметил, — сказал он, наконец; Бруно вздохнул:

— Знаешь, я и не удивлен… С этой он был всего пару раз, около полугода назад. Я с ней поговорил; она его помнит плохо, но на всякий случай я узнал, не говорил ли он при ней о какой другой женщине — знаешь, как это бывает… «я буду тебя называть так-то»… или что-то в подобном роде. Учитывая, что примерно в то же время в его поведении и начались странности, могло что-то наклюнуться…

— Логично.

— Увы. Ничего такого. Сделал дело и ушел, все обыкновенно.

— Ясно… И третья?

— Третью, — отмахнулся Бруно, — вовсе можно было б не упоминать. С этой он в последний раз был в то же время, тому назад с полгода, и она точно так же не подходит для роли объекта поклонения. Дура дурой; веселая, симпатичная, может выслушать — за то и любят. Знаешь, девка добрая, но туповатая.

— Словом, — вздохнул Курт, — никто из его знакомых девиц не может быть той, кого мы отыскиваем, и не может нам помочь узнать о «ней» ничего конкретного, потому что или знали его мимолетно, или же… Однако, заметь: именно с полгода назад он и прервал любые с ними отношения, не заведя при этом таковых ни с одной из горожанок. Открыто, я имею в виду.

— Вернулись к тому, с чего начали, — пожал плечами Бруно. — Ищи другие подходы, я со своей стороны сделал, что мог.

— Ясно, — не слишком опечаленно подвел итог Курт, решительно хлопнув по коленям ладонями, и поднялся, потягиваясь. — Стало быть, зайдем с иной стороны — он, как будто, много времени проводил в библиотеке, значит, надо взять за шкирку библиотекаря и вытрясти из него все о том, чем Шлаг там занимался; вообще, конечно, об этом надлежало бы подумать много раньше…

— Но раньше это как-то ускользало от твоего проницательного ума, — ехидно сообщил Бруно; Курт лишь отмахнулся. — Затупился… хм… ум?.. Но ты с лихвой восполняешь это крепкой хваткой; собственно, что еще от инквизитора требуется — не обязательно быть шибко умным, достаточно быть въедливым…

— А вот этих слов, — на миг помрачнев и невольно покривившись от неуместных воспоминаний, холодно оборвал его Курт, — от тебя лично я чтобы более не слышал. В противном случае я начну размышлять о том, не сохранил ли ты, кроме цитат, от прежнего знакомства и тягу к скверным идеям, одна из которых — бить следователей Конгрегации в спину. Не заставляй меня оглядываться. Это — понятно?

Бруно не ответил, а он не стал заострять внимания на внезапно воскресшем конфликте; Курт и без оправданий бывшего студента, коих, как обычно, не последовало, знал, что сказанное сорвалось с языка безо всякой связи с прошлым, с тем, кто сказал это первым почти год назад, и — сказано было оттого, что соответствовало истине. А еще он понимал, что, невзирая на не раз упоминаемое «окончание академии cum eximia laude [67] С отличием (лат.) . », логические рассуждения, выстраивание в нужном порядке ведомых ему фактов — не самая его сильная сторона. Все его успехи были собою обязаны лишь мгновенным прозрениям, как то было подле тела Филиппа Шлага, а также чуткости к деталям, не запримеченным другими; но вот связать эти детали и озарения вкупе, установить их в стройную линию — это выходило не всегда. Возможно, это еще настанет с опытом…

«Лет через десять стал бы неплохим следователем» — по уже проложенной из минувшего тропке пришло на память еще одно изречение все из тех же уст, и руки под перчатками неприятно заныли, отзываясь мнимой болью в бедре и под ключицей.

— Я не думал напоминать… — начал Бруно, однако умолк, увидя выражение лица собеседника, и от неловкой усмешки подопечного снова стало совестно. — Собираешься опять распускать руки?

— Нет. Я сегодня добрый, — безвыразительно отозвался Курт, отмахнувшись снова. — Ладно… Идем в библиотеку. Библиотекарь тебе, часом, не знаком?