Надежда Попова - Стезя смерти

— Волос, — констатировал Ланц, и Курт, нахмурясь, непонимающе переспросил:

— Волос?..

— Разойдись, — потребовал Райзе, растолкав их локтями, и подошел к окну, поднеся булавку к свету. — Волос. Точнее, их два. И, что значимо, они не просто прилепились. Привязаны.

— Мои? — уточнил Курт; Ланц уцепил его за локоть, потянув к окну, и, взявши за запястье, поднял руку ладонью вверх.

— Дай-ка фон, — пояснил он, аккуратно взяв длинную иглу за острие и поместив ее на черную кожу перчатки, где и впрямь стало видно два волоска, обвитых вокруг под самой головкой. — Ну, что я могу сказать; по одному волосу различимо скверно, но поскольку они цвета разного, чисто логически можно вывести, что один из них твой — насколько все-таки можно рассмотреть, масть подходит. А вот второй — это отчетливо видно — светлый.

— Сын твоей хозяйки — блондин, верно? — ухмыльнулся Райзе и, скосив взгляд на Бруно, прыснул; тот нахмурился.

— Ваше исследование греческих авторов явно сдвинуло вам крышу, — заявил он свирепо, приглаживая светлую шевелюру. — Это не смешно. Может, твоя графиня, а? Все сходится: блондинка, и сох ты по ней, как пень.

— Стой, Дитрих, я не понимаю, — пробормотал Курт оторопело, — это что же ты хочешь сказать? Lenоcinium ?

— Что это? — снова влез подопечный.

— Приворот, — улыбнулся Ланц, снова беря булавку и глядя на нее пристально. — Пошлейший. По всем правилам симпатического чародейства. Что такое, абориген? Что за растерянный вид? Вас чему обучали в вашей академии? Неужто о таком не рассказывали?

— Нет, почему, мы это изучали, но как-то все оно… просто.

Сослуживец вздохнул:

— А ты думал, на белом свете остались только малефики государственных размахов?.. Хм, кому-то достанется в лучшем случае плетей: кинуть такое на инквизитора — это вам не соседского булочника привлечь… Но в этом есть и позитивная сторона, абориген: теперь ты знаешь, что пользуешься успехом у девиц.

— Это единственная? — уточнил Райзе, кивнув на булавку; Курт вяло махнул рукой:

— Не знаю. Без вас я ничего не касался.

— Хорошо. — Ланц прошагал к столу, осторожно положив булавку, и развернулся к сослуживцам, надевая вторую перчатку. — Так, стало быть. Хоффмайер, отдались к двери и не путайся под ногами. Обыскиваем ad imperatum [121] Согласно предписаниям (лат.) . . Приступили.

Проводить обыск « ad imperatum », поделив на сектора и заглядывая в каждую щель, в собственном жилище было странно и отдавало чем-то противоестественным; головная боль не покидала, лишь усиливаясь едва ли не с каждой минутой, а когда Райзе, уже не столь беспечно, подал голос от стола (точнее, из-под оного), стало тошно почти в буквальном смысле.

— Это уже пугает, — сообщил он, поднимаясь и отряхивая штанину. На его раскрытой ладони, тоже теперь затянутой в кожу перчатки, покоилась еще одна булавка — в точности такая, как первая. — Интересно… Хоффмайер, обернись к двери и осмотри у порога и за косяком; найдешь — руками не трогай: мало ли что на ней.

— Еще одна, — без былой шутливости в тоне произнес Ланц от окна, пока Бруно опасливо водил пальцами по планкам двери. — Уже не смешно. Три янтарных навершия — это вам не самоцветные бусы, не каждому доступно.

— А зачем вообще янтарь?

— Повторю свое пожелание больше времени уделять своему развитию, Хоффмайер. Потому что янтарь особенно сильно вбирает и отдает природные силы… И человеческие, ежели некто оными обладает. Кому-то, абориген, ты запал настолько, что не поскупились на три янтарных бусины.

— Четыре, — возразил Курт тихо, осторожно извлекая как две капли воды сходную булавку из стены за шкафом, и услышал, как Бруно поправил его осевшим голосом:

— Пять. Есть под порогом.

— Итак, — сумрачно подвел итог Ланц, — кровать, окно, шкаф, порог. То есть постель, где ты проводишь некую часть суток (причем в более уязвимом, нежели днем, состоянии) и каждая из оставшихся трех стен. И посредине, стол. Я даже знаю, что при этом читается… Обыск продолжим, но, уверен, больше не найдем.

Ланц оказался прав — спустя еще десять минут детальнейшего осмотра ничего нового выявлено не было.

Курт сидел на постели, опустив на руки голову и стиснув ее ладонями, Бруно по-прежнему мялся у двери, а Райзе и Ланц, мрачные и задумчивые, восседали у стола, глядя на выложенные в ряд пять блестящих игл с янтарными головками. Молчание влачилось долго, тягостно, гнетуще.

— Итак, — вздохнул Дитрих, наконец, — продолжать будем все по тем же предписаниям. Абориген, припоминай, не подмечал ли за собой чего необычного. Non factum , что все это могло сработать, может статься, это дело рук какой дурехи, которой бабушка наговорила всякой непотребщины, но — все возможно. И припоминай знакомых блондинок.

— Необычного… — повторил Курт тоскливо; с ощущением себя в образе допрашиваемого он уже начал свыкаться за последний месяц, однако боль над переносицей делала происходящее непереносимым. Взъерошив волосы, он прикрыл глаза, переведя дыхание, встряхнул головой; Ланц вздохнул:

— Понимаю, что на тебя все это, как снег на голову, но…

— Голова, — отозвался Курт тихо. — Голова болит — в последнее время чаще, чем обыкновенно. Та самая боль. Более ничего. Ни на каких девиц меня не влекло, я… — он усмехнулся, стесненно передернув плечами, не поднимая взгляда, — я их вообще не замечаю. Никаких — ни блондинок, ни брюнеток.

— Хорошо, — с чувством почти мерзостным Курт расслышал в мягком голосе сослуживца снова те самые нотки, что проскальзывали при допросах свидетелей. — Зайдем с иной стороны. Ты запираешь комнату, уходя?

— Всегда. Не ребенок.

— У кого ключи?

— У Бруно — на всякий случай, — перечислил он уныло; тот подобрался, явно ожидая обвинений. — У хозяйки. Всё.

— У меня идея, — подал голос подопечный, неуверенно сделав шаг вперед. — Я, правда, не знаю, насколько у нее есть средства для покупки янтаря такого качества, но, может, подарил кто или еще откуда…

— Не томи, Хоффмайер, — оборвал его Райзе. — Есть подозрения? Выкладывай.

— Племянница нашей хозяйки. Помогает ей с домом. Семнадцать лет, блондинка, его видит каждый день, поглядывает — это я отмечал, имеет доступ к ключу. Competens [122] Кандидат, подходящий, годный (лат.) . .

— Абориген? — позвал Ланц, и Курт обессиленно развел руками:

— У меня спрашивать нечего. Я ее едва знаю. Береника Ханзен, явилась к тетке из какой-то деревушки во владениях герцога… Больше ничего о ней сказать не могу. Что касается подозрений Бруно… Не знаю. Не замечал.

— Но, как ты уже говорил, ты вообще мало кого замечаешь, — возразил Райзе без улыбки, развернувшись к бывшему студенту. — Словом, так, Хоффмайер: пойди-ка и приведи нашу птичку сюда. Ничего не объясняй, страшного лица не делай — побольше сердечности и доброжелательства, понял? А лучше просто скажи, что вот он просит ее прийти, в любом случае это не подозрительно. Побеседуем с девочкой.