Пол Андерсон - Три сердца и три льва (сборник)

Некие запахи, едва уловимые даже моим волчьим обонянием… от них шерсть на загривке становилась дыбом.

Через некоторое время все эти запахи были заглушены другим, след которого и вел меня. Когда наконец я добрался до источника запаха, пришлось на время задержать дыхание. Так, не дыша, я и заглянул в келью.

Тусклое голубое свечение, льющееся с пальцев над входом, давало света вряд ли больше, чем ночник в большой палате. На соломенном тюфяке спал Мармидон. Чтобы было теплее, он укрылся рясой. Столь же грязной, как и его кожа. Помимо рясы, у него был сухарь, жестяная банка с водой, чашка, иоаннитская Библия и свеча, чтобы можно было читать Библию. Должно быть, он покидал келью только тогда, когда нужно было посетить расположенную дальше по тоннелю каморку с люком. Но и если бы он вообще не выходил из кельи, особенной разницы не было. Ф-фу!

Отступив немного, я превратил себя в человека. В этом облике зловонные испарения действовали на меня не так сильно. Да и вновь обретенный человеческий разум взял верх над инстинктом зверя. Кстати, Мармидон, несомненно, даже не замечал зловония.

Я вошел в его жилище. Опустившись на корточки, я потряс его за плечо. Свободной рукой вытащил нож.

– Вставай, ты!

Он забарахтался, проснулся и, увидев меня, застыл с разинутым ртом. Должно быть, я представлял собою весьма зловещее зрелище. На голое тело надето местами что-то черное и облегающее, а на лице нет и тени милосердия. Впрочем, и его лицо с ввалившимися глазами выглядело тоже неважно в этом мертвенном свете. Он не успел закричать – я зажал ему рот ладонью.

Щетина на небритой физиономии кололась. Тело посвященного колыхалось, как тесто.

– Тихо, – произнес я выразительно. – Или я выпущу тебе кишки.

Он показал знаками, что согласен, и я отпустил его.

– М-м-мистер Матучек… – шептал он и, съежившись, все старался отползти от меня, пока не наткнулся на стену.

Я кивнул:

– Пришел потолковать с тобой.

– Я… Как… О чем, во имя Господа?

– Верни мне мою дочь в целости и сохранности.

Мармидон чертил в воздухе кресты и другие знаки.

– Вы сошли с ума? – Он нашел в себе силы внимательно посмотреть на меня и сам ответил на свой вопрос: – Нет. Я могу сказать это твердо…

– Я не одержим демоном! – прорычал я. – И я не сумасшедший. Говори!

– Н-но мне нечего сказать. Ваша дочь? Я и не знал, что у вас есть дочь!

Мир закружился. Я попятился назад.

Он не лгал. Он не мог лгать в таком состоянии.

– А?.. – только и мог выдавить я.

Он немного успокоился, пошарил вокруг в поисках очков. Нащупав, нацепил их и, опустившись на тюфяк, вновь взглянул на меня.

– Это святая правда, – сказал он настойчиво. – Почему у меня должны быть сведения о вашей семье? Почему кто-то из вашей семьи должен оказаться здесь?

– Потому что вы сделались моими врагами!

Во мне опять закипела ярость.

Он покачал головой:

– Мы никогда не враждуем с человеком. Как мы можем сделаться его врагами? Мы исповедуем Евангелие Любви.

Я фыркнул. Он отвел глаза.

– Что ж. – Голос его дрогнул. – Все мы – сыны Адама. Мы тоже, как и любой другой, можем впасть в грех. Признаю, что тогда меня охватил гнев… когда вы выкинули… этот фокус… когда ваша хитрость заставила нас… заставила те невинные души…

Я взмахнул ножом. Лезвие сверкнуло…

– Прекрати болтать чепуху, Мармидон! Единственная невинная душа в этом деле – трехлетняя девочка. Ее похитили. Она в аду!

Его рот широко открылся, глаза выпучились, как у лягушки.

– Говори! – приказал я.

Какое-то время он не мог выдавить из себя ни слова, а потом в совершеннейшем ужасе просипел:

– Нет! Невозможно! Я бы никогда… никогда!!!

– А как насчет твоих дружков-священников? Который из них?

– Никто! Клянусь. Этого не может быть…

Я кольнул его острием ножа в кадык. Он содрогнулся:

– Пожалуйста, разрешите мне узнать, что случилось. Разрешите мне попробовать помочь вам.

Я убрал нож; пошатываясь, прошел пару шагов, сел; хмурясь, потер лоб. Все это расходилось с тем, что я думал сперва.

– Послушайте, – начал я обвиняющим голосом, – вы сделали все от вас зависящее, чтобы лишить меня смысла моего существования. А когда вся моя жизнь пошла под откос, что я должен подумать? Если вы невиновны, вам лучше представить мне убедительные доказательства этого…

Посвященный сглотнул слюну:

– Я… Да, конечно. У меня не было намерения причинять какой-либо вред. То, что вы сделали… делаете… это грех. Не обрекайте себя на вечное проклятие. И не толкайте других на такой же путь греха. Церковь не может оставить это без внимания. Ее служители… большинство из них… помогут вам во всем, что только от них зависит.

– Кончайте проповедь! – приказал я. Помимо всего прочего, я не хотел, чтобы возгоравшийся в нем пыл пересилил его страх передо мной. – Придерживайтесь фактов. Вы были посланы натравливать на нас ту банду. Вы их подстрекали!

– Нет… Хорошо, я вхожу в состав добровольцев. Когда происходили те события, мне разрешили принять в них участие. Но не для того, чтобы… чтобы сделать то, о чем вы говорите… нет, чтобы оказать помощь, помощь советом, осуществлять духовное руководство… ну и обеспечить защиту против возможного с вашей стороны колдовства… Ничего более! Вы же сами напали на нас.

– Конечно-конечно. Это мы начали пикетирование, а когда оно не сработало, силой вторглись на чужую территорию, установили блокаду, учинили акты вандализма, терроризма… Ха-ха! И действовали вы исключительно в качестве частного лица! Правда, когда вы потерпели неудачу, то нашли поддержку и утешение у вашего руководства. И уже вернулись к исполнению своих обычных обязанностей.

– На меня наложена епитимья за то, что я согрешил гневом, – заявил он.

Легкая дрожь пробежала у меня по позвоночнику. Ну вот, теперь мы добрались до главного.

– Вас поместили сюда не просто потому, что вы рассердились на нас. Что вы сделали на самом деле?

Его снова охватил ужас. Он воздел бессильные руки:

– Пожалуйста… Я не могу… Нет!

Я поднес нож к его лицу.

Мармидон нахмурился и быстро сказал:

– Разгневался на вашу жестокость, упрямство… и наложил на вас всех проклятие. Проклятие Мабона. Посвященные отцы… Не знаю, как они узнали о том, что я сделал, но Адепты наделены даром… Когда я вернулся, мне сказали, что последствия могут оказаться гибельными. Ничего больше я не знаю. Пока я находился здесь, мне никто ничего не говорил. Никто не приходил сюда… Что, действительно были какие-то последствия?

– Как сказать… Что это за проклятие?

– Это не заклинание. Вы понимаете между ними разницу? Заклинания, используя законы волшебства, вызывают к действию сверхъестественные силы или призывают нечеловеческие существа. Это, мистер Матучек, то же самое, что нажать спусковой крючок или свистнуть собаке. Это – как использование любого инструмента. Молитва – другое. Это мольба, обращение к Всевышнему. Проклятие – не что иное, как формула, в которой содержится просьба… ну, наказать кого-то. Всевышний либо его ангелы выполняют просьбу, если увидят, что человек должен быть наказан. Лишь им дано судить…