Сергей Лукьяненко - Искатели неба (сборник)

Дышалось и впрямь странно… будто высоко в горах. Ну да, мы же одним махом поднялись на альпийскую высоту…

– Трудно, Хелен!

– Терпи. Мы на высоте трех километров. Понимаешь? В горах был?

– Да… Хелен, а если выше?

– Задохнешься. Да и крылья не удержат. Уши не болят?

– Нет… Скажи, а ты залетала выше?

– Да, но немного. Это почти предел для планёра. На шарах поднимаются до десяти километров – но там вообще нельзя дышать. Сидят в герметичной кабине, дышат тем воздухом, что с земли на Слово взяли… воздуха много взять можно, он веса почти не имеет… чистят его химией…

Она помолчала миг и добавила:

– Небо там черное, как ночью, и звезды видно вместе с солнцем… Я бы хотела посмотреть…

Я промолчал. От такого описания мне стало страшновато. Ночь, которая прячется в высоте, в ярком небе… звезды, которые мерцают вокруг солнца. Я представил это слишком живо.

– Как-нибудь без меня, – пробормотал я. – Лучше пирамиду насквозь проползти, чем такие страхи…

Мы все летели и летели, а облачному морю конца-краю не было. Я заметил, что планёр неуклонно снижается. Вроде бы незаметно для глаза, наоборот, нос чуть задран вверх, а облака становятся все ближе.

– Где мы, Хелен?

– Близимся к Турину. Что-то я не вижу в тучах разрывов… наврали наблюдатели.

– Если что, сумеем сесть без летного поля?

– Сумеем, только опять планёр расколотим. Не мешай.

Я замолчал, временами отхлебывая коньяк. Тучи приближались. Опять нас начало кидать из стороны в сторону. А в облаках вдруг сверкнуло.

– Гроза, – сообщила Хелен. – Плохо.

– А толкачи кончились?

– Один есть. Поберегу, – неохотно сказала Хелен. – Подожди…

Планёр накренился на одно крыло, скользнул влево, вправо, закружил… Летунья искала ветер. Но похоже было, что безуспешно, вскоре метания прекратились, и мы снова легли на курс.

– У тебя там компас? – спросил я.

– Да. Ильмар, ради Сестры, помолчи!

Еще десять минут мы снижались, а когда тучи стали совсем близко, Хелен с крепким словцом положила руку на запал.

– Держись, зажигаю…

Последний заряд она истратила не столько на набор высоты, сколько на полет куда-то к востоку. Солнце било в глаза, под конец я стал смотреть лишь вниз. С удивлением заметил в тучах разрывы.

– Хелен, облака расходятся!

– Знаю…

Планёр дрогнул – последний толкач отцепился, и, кувыркаясь, полетел вниз.

– А не было такого, что людям на голову…

– Бывало, но не часто. Над городами запрещено толкачи включать.

Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и впрямь разорвалось на отдельные лоскутки, и Хелен то и дело находила восходящие потоки, исполинской спиралью поднимала планёр выше и вновь продолжала путь.

– Кажется, выбрались… – сказала летунья. – То ли ты счастлив, Ильмар, то ли мне везет. Без удачи никак не дотянули бы. И машина не подвела…

– В Китае планёры хорошие, – сказал я.

– Знаю. У них есть такие, где зарядов на час полета хватает. Тяжелые, заразы, планировать почти и не могут. Только на толкачах и летят, зато быстро. Говорят, больше двухсот километров за час покрывают…

– Куда уж спешить. Все равно быстро, часом больше, часом меньше…

– Не скажи. На войне порой минута все решает. Я вот однажды не успела… чуть… надо было мост сжечь.

– А как вы это делаете?

– Вместо одного толкача подвешивают бомбу, – неохотно сказала Хелен. – Снизишься над целью, отцепляешь, от удара о землю она взрывается… Пробовали ставить скорострельные пулевики, но это неудобно. Вес большой, а нацелиться толком все равно не получается. Ты сам воевал?

– В юности.

– И как, видел планёрную атаку?

– Нет, это мелкие были войны, провинции счеты сводили. Никаких планёров.

– Повезло тебе. Когда десяток планёров над полем боя снижается, и каждый по паре бомб вываливает…

Она обернулась, не отпуская рычаги. Покачала головой:

– Не приведи Господь, Ильмар. Даже сверху смотреть страшно на дело рук своих.

Ночная Ведьма не шутила и не кокетничала. Глаза были абсолютно серьезны.

– Война – она всегда страшна. Чего уж тут.

– Не скажи. Когда в честном бою сходятся – одно. Когда смерть сверху сыплется, то другое.

– Что ж ты свою работу ругаешь?

– Я летать люблю, Ильмар. Это моя работа…

С женщинами всегда так. Любой мужик бы на ее месте гордился, что своим планёром ужас на врага наводит, полки разгоняет. А она… права, конечно. Женское дело рожать, а не убивать.

– Понимаю, Хелен. Много вообще летуний?

– Десять всего. Но я лучшая.

Сказано это было просто, без лишней гордости, и я кивнул, соглашаясь.

– Ты и в самом деле лучшая. И не только в воздухе.

Принужденно улыбнувшись, Хелен снова приникла к приборам. Планёр заскользил в поисках восходящего потока. А я сидел, проклиная свой быстрый, но неловкий язык. Вовсе не постель я имел в виду, но летунья явно восприняла мои слова однозначно…

Продолжить разговор я не решился, а Хелен явно хватало дел помимо разговора. Вскоре бессонная ночь и выпивка стали брать свое. Закрыв глаза, я расслабился, убаюканный пением ветра и покачиванием планёра. Вроде бы и сна не было, но что-то грезилось. Белое облачное поле, и я иду по нему, не проваливаясь, лишь по колено зарываюсь во влажный туман. А надо мной сияет ослепительное солнце, воздух холоден и чист, а под ногами грохочет гром и сверкают молнии…

– Ильмар…

Открыв глаза, я с удивлением отметил, что солнце в зените, светит сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее…

– Ты спишь, что ли?

– Да… немного.

– Молодец. Глянь вниз.

Я приник к стеклу.

Облаков не было и в помине. Зеленеющая, цветущая земля, лоскутки полей, крошечные домики… ой, люди! Едва-едва ползущие точки!

Это все слева от планёра. А справа – ярко-синее ласковое море.

– Хелен, я долго спал?

– Часа три, Ильмар.

– Да что ж это! – Я едва удержал брань. Второй раз на планёре лечу, а уже дрыхну, словно в обыкновенном дилижансе. – А где мы, Хелен?

– Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто.

– Так что, без посадки в Риме? Ты молодец, Хелен…

Мысль о том, что мы будем приземляться вблизи Урбиса, где меня так жаждут увидеть многочисленные слуги Сестры и Искупителя, почему-то не доставляла мне радости.

– Нет, это правильно, Хелен… хорошо…

– Хорошо? – ледяным голосом спросила летунья.

– А что?

– Хорошо – и все?

Я начал понимать.

– Нет, не все. Ты лучшая в мире…

– Ильмар, я сделала то, что ни одному летуну не удавалось. Долетела без посадки от Лиона до Сорренто.

Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом:

– И все, что ты можешь сказать по этому поводу – «хорошо»?

– Хелен, ты пойми, что я в этом не разбираюсь. Я просто тебе верю. И рад, что ты смогла долететь без посадки…