Иван Наумов - Мальчик с саблей (сборник)

Наверху было холодно, пригород уже спал, и молодая луна, качая задорными рожками, бросала им под ноги фиолетовые тени.

Саоан достал из смешного ранца, с которым всегда приходил в госпиталь, маленький металлический термос и налил девушке стаканчик чего-то душистого.

– Мате?

– Лучше.

Она отпила глоток, приятное тепло внутри вдруг превратилось в жар, она отпила снова, и тихая округа ожила сотнями звуков. Магдалена обняла Саоана за плечи и поцеловала в ухо.

– Решил меня опоить? – с любопытством спросила она.

Анъяр мягко взял ее за руку и повел к дому. Отпер дверь, щелкнул выключателем, раз и еще раз, но света не было.

– Схожу за свечами в чулан, – сказал Саоан. – Проходи пока в комнату.

Магдалена сняла туфли в прихожей и почти на ощупь, различая только темные пятна мебели, пробралась дальше.

– Вот так всегда, – раздался справа старческий голос. – Лучший вечер моей жизни – внук привел познакомиться свою возлюбленную! – а я не могу даже рассмотреть ее из-за этого новомодного электричества, которое кончается, когда его не просят!

– Здравствуйте! – сказала в темноту Магдалена. – Вы – дедушка Сана?

– Садись, красавица! – ответил Дедушка. – Пока внук не вернулся, нам тоже достанется капелька твоего внимания.

– А здесь еще кто-то? – хихикнула Магдалена, едва не упав мимо стула. – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – так же вежливо сказала Мама единственное, что знала по-испански.

– Еще с нами Бабушка, но она немая, – добавил Дедушка.

– Здравствуйте! – еще раз сказала Магдалена, радуясь тому, как приветливо звучат голоса этих людей, ее будущей семьи.

Саоан зашаркал на пороге.

– Ты здесь? – спросил он, входя в комнату, и наткнулся на Магдаленин стул. Она счастливо засмеялась и поймала его руку.

– А где же свечи?

– Выбило пробки, – не ответил он. – Магдалена, ты помнишь, о чем мы говорили по дороге?

Она не помнила, но поддакнула.

– От того, как ты сейчас поступишь, – сказал Саоан, – зависит вся наша жизнь.

И включил свет.

– И напрасно вы, Рихард, иронизируете по поводу каннибализма. Весь Анъяр утыкан бамбуковыми шестами. В деревне, вдоль берегов, в джунглях – везде. И каждый шест увенчивался головой.

– Поверженные враги? – предположил Риттенберг.

– Увенчивался? – переспросил Де Ривейра.

– Мы сначала думали так же. А потом посчитали: на каждого жителя – больше десятка голов. Многовато врагов для изолированного острова. Самих анъяров – от силы две тысячи. Но оскаленные мумии – на каждом шагу. Здорово нервировало.

Апату благодушно помотал головой и раскурил сигару.

– Неподалеку на рифах сидел старый японский танкер. Машина разбита, один борт распорот, надстройка раскурочена, в цистернах – тонн десять мазута. Такую рухлядь легче затопить, чем буксировать. Ко дню взятия Бастилии я и решил провести генеральную уборку – вывести головешки на танкер да спалить. А то просто сил уже не было смотреть.

– Тут туземцы и осерчали, – полуутвердительно кивнул швейцарец.

– А вот и нет, – Апату вновь развеселился. – Приволокли мы им в деревню полный чан рома, замешали с кокосовым молоком. Анъяры же вообще алкоголя не знали, так что пили все, не исключая детей. Как дон Гомеш ругался – надо было видеть! А поскольку наш повар в этот коктейль еще кое-чего добавил, то уснули голубчики – и часу не прошло.

Де Ривейра что-то глубокомысленно разглядывал в своем бокале. Риттенберг осклабился, ожидая развязки.

– Вот тогда и начался марафон. Из моих шестидесяти солдат ни один в ту ночь спать не лег. Чтоб веселее работалось, открыли прием ставок, кто больше головешек притащит. А победителю от себя лично назначил приз…

– Неужели вы думали, что потом отвертитесь? – руки Де Ривейры дрожали.

– А кто что докажет? – вдруг почти рявкнул Апату. Из-под холеной благообразной маски выглянуло лицо солдафона. – Не видели, не слышали, не знаем. Божий промысел. Вы хоть представляете, на что похожи эти анъяры?!

Апату затряс в воздухе рукой, пытаясь найти верное сравнение. Внезапно его взгляд застыл. И дантист, и латифундист посмотрели в ту же сторону.

К их столику через зал шел толстый неуклюжий официант. Полотенце через левую руку, в ней же – широкая ваза для омывания рук. В правой – маленькое блюдечко.

– Мы ничего не заказывали, – сварливо крикнул Де Ривейра.

Официант ответил, но за шумом оркестра слов не было слышно. Он поставил вазу на стол, чуть заметно кивнул, кивнул лично полковнику Жоакину Апату, и что-то сказал – опять духовые заглушили речь.

– Что? – Апату пытался отодвинуться от стола, но ножка кресла зацепилась за ковер. – Какого черта?

– Теперь вы мертвы, – повторил официант. – Анъяры довольны.

Прежде чем Де Ривейра и Риттенберг с двух сторон схватили увальня за руки, он поднял к губам блюдечко и со всей силы дунул в него. Бледно-серая невесомая пыль взметнулась вихрем, облепляя лицо, волосы, мундир полковника. Официант бросил блюдце в вазу с душистой водой и безропотно позволил скрутить себя.

– Отравили! – визжал Апату, размазывая по щекам бледную грязь.

Вокруг них собиралась толпа, у входа показались белые полицейские шлемы.

Официант, лежа на полу, смотрел на потерявшего лицо полковника и устало улыбался.

Их беды – от того, что они не знают, где живет душа.

Так говорит Дедушка.

Магдалена не знала, почему не закричала во всю силу легких, когда вспыхнул свет и она увидела головы. Черная потрескавшаяся кожа, космы пыльных перепутанных волос, остекленевшие выпученные глаза. Девушка лишь зажмурилась и вцепилась ногтями в мягкую руку Саоана, будто у него следовало искать защиты.

– Не бойся, – тихо сказал Дедушка. – Ты же слышишь меня, милая Мэгги?

Саоан гладил ее по голове, шептал в ухо что-то ласковое и успокаивающее, и она снова посмотрела на Дедушку, и Бабушку, и Маму, и Саоана, и…

Потом анъяр учил ее, как ухаживать за головами, пока его не будет.

– Я уйду, а потом вернусь, – сказал Саоан. – А потом мы поедем ко мне домой.

Так и случилось. Но две недели, что она провела в этом маленьком пригородном домике, перевернули представления Магдалены о мире. Ей больше не требовался дурманящий напиток, чтобы услышать Дедушку и Маму. Даже от молчащей Бабушки исходила симпатия, пусть и не подтвержденная словами.

– Ты говорила, как важны книги, – звучал в ее голове голос Дедушки, пока она кончиками пальцев растирала по его лицу щепотку вулканической сажи. – Что нельзя сохранить мудрость без письма, потому что люди умирают, унося свои мысли с собой. Только зачем умирать? Мы живем и всегда ответим на любой вопрос.

Предоставленный анъяру общественный адвокат доказал в два счета, что не было никакого покушения – лишь глупая шутка. Экспертиза подтвердила, что «отрава» для сеньора Апату состояла из сажи и сахарной пудры. Максимум, что могло грозить полковнику, это пара прыщей.