Вячеслав Перевощиков - Меч Руса. Волхв

– Готов, готов, отче, все сделаю, как прикажете! – глаза человека лихорадочно сияли от дикой смеси счастья и ужаса.

– Вот и хорошо, тогда… – Священник на секунду задумался, понимая, что этот раб божий и впрямь готов сейчас сделать все, что ему прикажут. Даже убить жену. Эта женщина, получившая помощь волхва, наверняка растрезвонит всем про свое спасение, и тогда кто поверит византийскому лекарю, да и ему заодно тоже. Она очень, очень опасна, и ее, без сомнения, надо убить, и чем скорее, тем лучше, и лучше руками ее же мужа. Это было бы так красиво, в духе древних трагедий, и никаких проблем. Но это он прикажет потом, а сейчас… сейчас гораздо важнее другое.

– Тогда ты сейчас же найдешь воеводу и скажешь ему, что я просил его срочно собрать наших людей с оружием в доме Якова, – отец Федор мысленно представил себе это место и самого Якова.

Когда-то это был один из самых лучших ратников города, отчаянный рубака-воин и хитрый сотник, носивший гордое имя Ярополк. Когда всех крестили силой, этот Ярополк решил обмануть его, отца Федора, и креститься притворно, чтобы избегнуть опалы и тайно остаться при своей вере. Но отец Федор сразу раскусил его и в насмешку над его хитростью дал ему смешное еврейское имя Яков [35] Яков – следующий ( древнееврейское ). , потому что тот, вызвавшись креститься, сказал: «Я – следующий». Сейчас этот Яков был богобоязненным человеком, истово верящим в христово учение и, наверное, не вспоминающим свое боевое прошлое. Впрочем, это боевое прошлое сейчас очень могло бы пригодиться. Во всяком случае, отец Федор очень на него рассчитывал и даже несколько жалел, что слишком уж смирил дух своих прихожан.

– А теперь ступай, – священник протянул Иосифу пухленькую ручку для поцелуя, а сам повернулся и пошел собирать своих монахов-помощников.

Это была та сила, на которую он рассчитывал более всего. Сейчас его слова были бессильны что-либо изменить в этом мире, и тень креста с купола церкви беспомощно терялась в пыли. Только эта сила оставалась его единственным и безотказным оружием, и она должна была явить свою божественную мощь, свою «десницу божью», как того страстно желал отец Федор, и именно так, как это надо было Великому Риму.

Велегаст вместе со своей охраной прошел по пыльным извилистым улицам уже большую часть пути до ворот детинца, где, как утверждал сотник, византийцы не смогут причинить ему вред. Там кончалась власть городского воеводы и священника-грека, там начинались владения гордых и властных бояр, перед которыми был бессилен даже отец Федор, сумевший овладеть душами почти всех горожан. Детинец – священное место древних воинов – никак не хотел покоряться черной магии чужой веры, и его башни по-прежнему сердито смотрели на чернявых инородцев-монахов в черных ризах и на тусклый крест церкви, стоящей на главной городской площади.

Орша вел волхва обходным путем, справедливо полагая, что на главных улицах их уже наверняка поджидают. Но его уловка сработала лишь отчасти, их уже искали повсюду, сжимая пока еще невидимое кольцо. Позади них мелькали какие-то тени, перекликались хозяева дворов и лаяли собаки. Они прибавляли шаг, молча бросая настороженные взгляды по сторонам и ощущая всей своей кожей, как истекает время, которое нужно, как воздух, чтоб успеть прежде своего врага. Кто будет этот враг, никто еще не знал, но каждый чувствовал, несмотря на жару, странный холодок меж лопаток, словно невидимая мгла накрыла их своим серым крылом и гонит, застилая глаза, на погибель. Никто про это не говорил, но даже опытные воины нервничали, да и сам сотник хмурился, с трудом сохраняя спокойствие духа.

– Скоро придем, братья, осталось немного, – наконец-то бросил он скупые слова.

И вправду, улица сделала поворот, и все увидели, что через сотню шагов или чуть более она выходит прямо к стене детинца. Все вздохнули с облегчением, словно серые камни уже приняли их под свою защиту.

– Слава богу! – пробормотал шедший впереди воин и торопливо перекрестился.

Но не успела его рука довершить крестное знамение, как впереди из-за поворота показались черные фигуры монахов с крестами в руках.

– Проклятье! – выругался сотник. – Не ко времени ты, брат, вспомнил своего бога.

Все остановились, напряженно глядя, как из-за угла на улицу выходят все новые и новые монахи, преграждая им путь. Орша оглянулся назад и увидел облако пыли, медленно идущее по их следам. Судя по всему, не менее полусотни человек двигались сзади, и, очевидно, они не были случайными попутчиками.

– В клещи взяли! – багровея от злости, прорычал воин, и смутное беспокойство неизвестности сменилось на его лице радостью предвкушения битвы.

Он достал меч, и глаза его блеснули жестоким металлическим блеском, словно сам он уже и не был человеком, а был таким же клинком или послушным слугой этой смертоносной стали. Но ум его, не повинуясь инстинкту жажды крови, все еще искал спасительный выход, и воин огляделся вокруг глазами загнанного волка.

– Туда, быстро туда! – рявкнул он, указывая вперед на колесо колодца.

Там, около колодца, непрерывная стена плетня изгибалась, образуя небольшой закуток. Вполне достаточный, чтобы несколько человек могли обороняться от многих врагов. Это было лучше, чем держать круговую оборону на открытом пространстве улицы. Конечно, можно было попробовать вломиться в чей-нибудь дом и защищаться там, но стук дверей, закрываемых в ближайших домах с железным лязгом щеколд, красноречиво говорил, что сделать это будет непросто, а может, и вовсе не удастся. Умирать же где-нибудь в сарае или хлеву, как пойманный вор, сотник не хотел. И еще он надеялся, что со стен детинца заметят заварушку в городе и князь вмешается, чтобы унять беспорядки. Непременно вмешается, чтобы показать свою власть, в этом сотник был почти уверен. Оставалось только продержаться до того, как прокрутятся все колесики неторопливого механизма средневековой власти и, повинуясь княжескому слову, помчатся удалые гриди отрабатывать плаченное им серебро.

Почти бегом они стремительно миновали полсотни шагов и встали за колодцем, прикрывая своими спинами волхва. Тем временем монахи, построившись в две колонны, мерным шагом стали неторопливо продвигаться посередине улицы, держа в руках большие деревянные кресты. Впереди шел сам отец Федор с дымящимся кадилом, а рядом с ним служка нес хоругвь с изображением Спаса Нерукотворного. Монотонный бубнящий звук множества голосов, распевающих псалмы, катился впереди процессии подобно шуму невидимого бурлящего потока. Казалось, это шествие имело самый мирный вид, но все вокруг невольно замерло, как замирает природа с приближением грозовой тучи. Лес черных крестов, чуть покачиваясь, наплывал все ближе и ближе, и уже видны были жилистые волосатые руки, сжатые на древках, и черные ненавидящие глаза, тускло мерцающие из-под капюшонов. Монахов было двенадцать, но они все были так велики ростом и широки в плечах, что улица представлялась заполненной до предела людьми в черных балахонах и с крестами в руках.