Татьяна Иванько - Байкал. Книга 3

Это верно, подумалось мне, но вслух я ничего не сказал. И так одиноко стало мне вдруг, так сжало сердце от одиночества, здесь, именно здесь, дома и не дома, такая тоска взяла меня, какой не было никогда ранее.

Для чего я вернулся? Здесь ничего и никого больше нет. Не вернулся Арик, как я надеялся и ждал. Тем более нет Аяи, нет ни Авгалла, ни Парума, Каюма, Салаза и Синума. Нет больше прежнего, и вовсе никогда не будет. Чего я хотел, когда стремился назад? Чего искал? Как глупо…

Я сел на камень на берегу. День скатился к закату, и я чувствовал, что к закату скатилась и моя жизнь я впервые ощущал себя старым и усталым, таким старым и усталым, каким не был никогда.

– Что за кручина, предвечный?

– Ты странный предвечный, Арий, очень странный, прежде мне не доводилось встречать подобных тебе, – сказал Мировасор, по прошествии нескольких недель.

Я не рассказал ему, конечно, всего о нас с Аяей, о нас с Эриком, всего, что так интересовало его, потому что за его интересом ко мне я угадывал холодное любопытство, им он хотел развлечь остывшую душу, только и всего, не желание сочувствовать или сопереживать, а лишь скука, которую он надеялся развеять моим рассказом.

Но позднее оказалось, не только это:

– Я… – он запнулся, словно пытался подобрать слова или даже смутился, что уже было необычно, как я понимаю, для этого чрезмерно уверенного человека. – Есть у меня большой друг среди обычных смертных и… Словом, у него сын, строптивый, гордый мальчишка, в голову вбил себе, что не хочет быть царём… Словом…

– Сын? И что? Ничего я в детях не понимаю, – отмахнулся я, нашёл тоже, что спрашивать у меня.

– Зато ты человеческую любовь видел, ты сам её знаешь, – сказал Мировасор. – Я не могу помочь ему, я не чувствую сердцем, как ты. А ты…

Я покачал головой:

– Ты странный тож, сам говоришь, что не чувствуешь, а за друга душа болит, стало быть, чувствуешь то, что надоть. Вот и помоги советом, участием, сам будь воспитателем. И потом, не хочет мальчишка и не надоть, пусть второй сын садится на трон.

– Нет никакого второго сына. Дочери одни, а что женщина на троне… – он безнадёжно махнул рукой.

Я пожал плечами, задумываясь:

– Не знаю, Мировасор, но толковая женщина лучше глупого мужчины в сотню раз.

– Ох, ерунды не молви! – неожиданно рассердился Мировасор. – Женщина своему уму не хозяйка. Влюбилась – она вся мужу отдалась, рожать надо, она чреву принадлежит, родила – младенцу, когда и править, о делах за пределами почивальни да колыбели думать? А без семьи и детей какой правитель? Нет, Арий, не годятся женщины на трон. Это надо в сотню раз ум сильнее иметь противу мужского, в сотню раз быть проглядистее, в тыщу хитрее, чтобы мущин всех обойти, что ворогами страну могут окружить, али того хуже и сложнее распознать, ежли рядом окажутся. А много ли таких женщин у царей в семьях родятся? Вот то-то ж…

С его словами трудно было спорить, хотелось сказать, что достаточно женщине толковых советников иметь и будет она не хуже иных мужчин-правителей, мало ли дураков-то, а то и злодеев на тронах оказываются. Но я не стал.

– Недосуг мне, Мировасор, в советники и воспитатели идти, – сказал я.

Он хитро прищурился, глядя на меня, и сказал:

– Поможешь мне, моему другу, я помогу тебе.

– Поможешь? В чём? – я вначале вспыхнул, было, надеждой, но понял, что он лишь пытается заманить меня, старый хитрец, я покачал головой. – Никто помочь мне не в силах.

– Отчего же? Я очень даже в силах. Я сам не могу ни перемещаться в мановение ока, не летаю, не плаваю подобно рыбе под водой, много чего я не могу, но зато я знаю тех, кто может и кто найдёт твою красавицу, где бы она ни была. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Молви, согласен?

– Я согласился бы, коли был бы уверен, что ты не обманешь, но ты такой юркий прошмыга! – сказал я.

А он засмеялся:

– Это верно, – сказал Мировасор, кивая. – Но сейчас я не лгу. Хочешь, теперь же, пойдём вместе на берег, я позову того, кто правит всеми морями и любыми водными пространствами, он поищет сам и созовёт прочих, кто много где бывает и видит. Есть такие, кто умеет становиться невидимыми и неслышимыми, кто может очутиться в любой точке Земли в один миг. Если Орсег, повелитель всех вод Земли не найдёт её, отыщет кто-нибудь другой. Я буду не я, ежли не отыщется твоя зазноба в самое ближайшее время. Захочет ли видеть тебя, это уж не знаю, тут никто не властен… – он усмехнулся и качнул головой, быстро взглянув на меня. – Но узнать, где она обретается, мы сможем скоро. Сказывай, какова из себя твоя раскрасавица, темна, бела, велика ростом, али мала, стройна али полна, светлоглаза, али черноока?

Я долго смотрел на него, сомневаясь, но, поразмыслив, что терять мне уже нечего, а помочь мне этот хитрый дока, пожалуй, может, коли пообещаю помочь его другу, заморскому царю.

– Какова?.. – проговорил я, раздумчиво, как бы лучше обсказать ему. – А такова Аяя из себя, Мировасор, что сам Диавол охотник за ней.

– За любой красавицей Повелитель Тьмы охотник, – немного побледнев, отозвался на это Мировасор, не глядя на меня и досадливо хмурясь. – И при том зело легко получает их себе в служанки.

– Верно, – согласился я. – Но за нею он охоту ведёт уж много лет, едва царство наше не порушил, ворогов нагнал, нас с братом убил, только чтобы победить её.

Мировасор помолчал недолго, заблестел глазами, после молвил:

– Ишь как… – и добавил: – Ну коли так, что же, оно и проще, не перепутаешь: такую, стало быть и искать станем, что яснее дня, слаще ночи.

Дело оставалось за малым, как и сказал Мировасор мы пришли с ним на берег, он подошёл к самой кромке, но так, чтобы не замочить сандалий, произнёс воде:

– Орсег! Орсег, предвечный Предводитель всех земных вод! Приди, тебя зову я, Мировасор!

Он говорил негромко, но уверенно, уверен, что этот Орсег придёт? Почему, что, Мировасор некий предвечный вождь?

– Нет, – рассмеялся на это Мировасор. – Но именно Орсег меня особенно чтит, я его когда-то ввёл в наш предвечный сонм. Хотя сам тогда был совсем молод.

– Как же ты узнал, что делать? – удивился я.

– А случайно, Арий! Орсег был моим приятелем с детства, и мы как-то перед разлукой решили побрататься, я взрезал ладонь, он – тоже… А когда вернулся я в родные края через многие и многие годы, нашёл его неизменным, да ещё он мне показал, что может под водою как рыба легко существовать, как на суше. Много позже он стал предводителем водного мира, потому что больше никому не под силу так со стихиями морскими обращаться. Так что мы и друзья смолоду.

– А какие тебе подвластны стихии?

– Ну… молнии метать могу, как камни, огненные шары тож. И немного глаза отводить, когда надо.

Что ж, ничего отличительно чудесного, такого, чего я до сих пор не видел или не слышал, вот как Эрик к жизни возвращать никто больше не умеет… Я вздохнул, всё же тоска берёт за сердце в разлуке с братом, хотя я умею мало оглядываться, больше смотрю вперёд, вперёд иду… Эрик… А если Аяя тем временем вернулась назад, на Байкал? И почему мне за всё это время ни разу не приснился Байкал? Почему я всё время просыпаюсь так, словно его нет? Будто я из ниоткуда и ничего не оставил позади?..